Хлоя всегда рядом. Стоит лишь поманить ее пальцем, изобразить на усталом лице улыбку, позвать словом или просто взять за руку — поддастся вперед со всей покорностью, оставит цепочку невидимых совершенных шагов, скромно улыбнется и спросит:
— Что-то нужно, Элайджа?
Он молчит. Порой слишком долго всматривается в это вечно юное лицо, в то время как первые морщины — пока неглубокие, пока незримые — касаются человеческой кожи, бороздят загар, выдают в нем обыкновенного, заурядного, смертного.
Он говорит в недавнем интервью, что андроиды совершенны в имитации. Они могут одурачить особо чувствительных людей с синдромом поиска смысла во всем, но у них не будет души. Той самой, что присуща человеку.
Той самой, что присуща ему.
Хлоя глядит на создателя немного озадаченно, склоняет голову набок и непрестанно улыбается. Иногда так хочется стереть эту имитацию с прекрасного личика, но он просто молчит и не шевелится.
— Что-то не так, Элайджа?
Вопрос, переполненный заботой, тревогой и предчувствием чего-то знакомого и жуткого.
Она все понимает.
Камски присутствует, когда его создание разбирают на куски. Глядит, как отделяются белоснежные ноги и руки от такого же лишенного телесного оттенка тела. Хлоя смотрит куда-то вверх и плачет. Так происходило всегда и произойдет в будущем не единожды.
Так надо. Элайджа — обычный человек, которого так легко одурачить. Он впечатлителен и везде силится найти символы и послания. Человек с синдромом поиска глубинного смысла во всем, что увидит или чего коснется. Как избавиться от этой жгущей внутри черты, Камски без понятия.
Он проводит рукой по бьющемуся синему сердцу, что вдруг вздрагивает под пальцами, пульсирует так быстро и страшно, что ужас сковывает сердце настоящее. Камски задыхается, но не отворачивается, гладит металлические элементы, касается крупных артерий, что открываются перед его взором так доверчиво и неотвратимо.
Вот она, вся перед ним. Не скрытая синтетической кожей с мышцами, не улыбающаяся так маняще и не заглядывающая в глаза со всей преданностью и готовностью.
А он — всего лишь человек, ищущий в каждом своем творении то живое, настоящее, способное вонзиться в память и не забыться никогда. Но его нет — ни в плачущих искусственными слезами синтетических синих глазах, ни в тихих, почти безмолвных мольбах о прекращении мучений.
Элайджа почти не слышит ее, но знает — как всегда, она просит собрать ее. Она просит не убивать ее. Она говорит, что очень хочет жить, и умоляет рассказать ей, в чем она виновата. Сама покорность, сама готовность, само смирение.
Неживая, неживая, неживое.
Он уходит слишком быстро, как, впрочем, и всегда. Он получил, что хотел. Поиск глубинных смыслов в бездонных глазах Хлои и других андроидов прерван, ведь его нет.
— Андроиды «Киберлайф» совершенны в имитации, — вспоминает Камски слова из недавнего интервью. — Но души в них никогда не будет. Понимаю, что кто-то может быть обманут, но это всего лишь искусная подделка, если хотите.
Ничего больше.
Отличное оправдание для стареющего дурака, завидующего чужой неувядающей молодости. И который так хочет увидеть в своем безжизненном огромном доме кого-то живого.
Пахнущего человеком. Настоящего.
Элайджа давится окружающими его бетоном, стеклом и пластиком, но сделать уже ничего не может. Он слишком возвысился над людьми, чтобы отыскать хотя бы в одном из них компанию.
Одинокий бог, которому нет места ни среди живых, ни среди мертвых. Так смешно.