Хината проводит обслюнявленной наспех рукой по крепко стоящему члену, оглаживает большим пальцем головку и выдыхает сквозь зубы сердитое «Цукишима». Сердитое не потому что Хината сердится на Цукишиму, он сердится на самого себя, за то, что дрочит на чертового Цукишиму Кея, который даже об этом не подозревает.
Хината соврет, если скажет, что не знает, когда это началось.
Началось это во втором тренировочном лагере с токийскими школами, в последний вечер. Они тогда натащили в зал футонов, накидали на пол матов, принесли еду и напитки. Но просто сидеть и разговаривать, даже когда принесли колонку и включили музыку, было скучновато, и капитан Некомы с капитаном Фукуродани предложили поиграть в бутылочку на желание. Никто отказываться не стал, и, рассевшись кругом вокруг бутылки из-под лимонада, начали играть. Задания, даже больше вопросы, а не задания, сначала были совсем простые и задавались скорее чтобы узнать друг друга получше. Потом Куроо дико захотелось пощупать бедра Дайчи, и веселье началось именно после этого. Можно сказать, это было толчком для всех, ребята начали давать более смелые задания, и было даже интересно, что выдумают молодые подростковые умы и как «жертва» будет это выполнять. Просили покукарекать, рассказать про первый поцелуй, когда в последний раз дрочил, станцевать, сесть на шпагат и провести следующие пять заданий у кого-то на коленях. Хинату задания как-то обходили стороной, он сидел по-турецки на матах, жевал поки, смотрел как другие дают и выполняют разной степени оригинальности задачи и ну никак не ожидал этого.
Это» — Куроо Тецуро, крутанувший бутылку после десяти минут на коленях Яку. «Это» — показавшее на Цукишиму горлышко бутылки. «Это» — пожавший плечами капитан, просящий Цукишиму, Цукишиму, поставить ему, Хинате, засос. Цукишима тогда тоже пожал плечами, будто в этом нет ничего такого, а такое там определённо было, посмотрел Хинате прямо в глаза, насмешливо поднял бровь и поманил его пальцем. Хината встал с мата и подошёл к Цукишиме на ватных ногах. А потом Цукишима похлопал ладонью по своим белым бёдрам, почти полностью открытым короткими шортами, приглашая Хинату сесть. Сесть на колени к Цукишиме. Еле поборов себя, Хината сел, упёрся одним коленом в чужой впалый живот, поджав плечи и смотря куда угодно, но не на Цукишиму. А Цукишима фыркнул тогда. Сказал: — Ты чего как деревянный? Расслабься.
И помял напряжённые плечи Хинаты своими узкими ладонями с невозможно длинными пальцами. Этими самыми пальцами он чуть двинул голову Хинаты возле уха, и она упала, как у марионетки, открывая шею. Хината прикрыл и зажмурил глаза, ощущая прикосновения Цукишимы, держащего его так, как ему удобно и вздрогнул, почувствовав на своей шее тонкие губы. Цукишима прикусывал и засасывал нежную кожу, настолько аккуратно, насколько мог, его волосы щекотали лицо Хинаты, а пальцы сжимали плечи. Прошла, казалось, вечность, перед тем, как Цукишима отпустил его, а Куроо и ещё несколько человек полезли смотреть на яркий засос, поглядев на который ребята уважительно покивали. Только после этого Хината смог выдохнуть (оказывается, он зачем-то задержал дыхание). Цукишима прогнал его с колен, Хината поспешно встал и остальную часть вечера провел будто в трансе. И чувствовал себя скованно утром, во время завтрака и немного спешных сборов. Дома это заметила мама, понимающе улыбнулась и ласково потрепала по голове, Хината понял только утром, когда Нацу неаккуратно спросила, в кого братика угораздило влюбиться.
Хината не мог поверить, что влюбился в Цукишиму. Нет, он просто не мог в него влюбиться. Не мог и все. Но тем не менее, где-то в желудке порхали бабочки и все чаще хотелось глупо улыбаться, когда Цукишима хорошо блокировал на тренировках. Но Хината не влюбился, конечно нет.
Так он думал, пока совершенно случайно не засмотрелся на Цукишиму, когда тот переодевался. И сейчас Хината дрочит на Цукишиму Кея, понимает, что это ненормально, ненормально дрочить на сокомандников, особенно на тех, которые считают тебя тупым, но все равно дрочит. Быстро двигает правой рукой по члену, левой закрывает рот, чтобы не разбудить шумом сестру в соседней комнате и думает о Цукишиме, злится на себя, но думает. И кончает, представляя голого Цукишиму, все так же злясь на себя, собирает пальцами густую белесую жидкость.
Хината думает, что это ненормально.
Хината думает, что с этим нужно что-то делать.
Хината решает признаться Цукишиме, покончить с этим раз и навсегда.
Он ловит Цукишиму на следующий день в школе и просит остаться после тренировки и поговорить. Лицо у Кея недоумевающее, но Хината, видимо, выглядит очень плохо, и Цукишима соглашается, даже говорит Ямагучи идти домой без него. Шое удивляется тому, как это оказалось легко. Судя по лицу Цукишимы, он это заметил.
— Если ты думал, что я такая сука и пошлю тебя в пешее эротическое, то зачем пришёл? — говорит он, и Хинате становится немного стыдно. — Я останусь и поговорю с тобой, ты нормально попросил, я согласился, что-то ещё?
Хината на секунду забывает японский, потому что вот он, Цукишима, прямо перед глазами, говорит с Хинатой нормально и не смотрит как на умственно отсталого. Шое немного резко мотает головой и убегает в свой класс. Весь оставшийся день он думает о предстоящем разговоре и, если честно, боится его.
Уроки заканчиваются до неправильного быстро, тренировка ещё быстрее, и, вроде, Хината только что завязывал шнурки на кроссовках, а сейчас они с Цукишимой уже остаются в зале одни, со швабрами, ключами от зала и обещанием хорошо прибраться.
Убирают они молча, не пытаясь завязать разговор и стараясь друг другу не мешать. Хинате кажется, что он ещё никогда не был таким тихим, но с Цукишимой молчать приятно даже, спокойно.
Когда пол вымыт и блестит, сетка убрана, а мячи собраны, Цукишима обращается к Хинате:
— Так что ты хотел? Я тебя слушаю.
Хината проводит руками по плечам, мнется и лихорадочно пытается подобрать слова, пока Цукишима не ушёл. Но он терпеливо ждёт, когда Хината соберётся с мыслями, прислонившись спиной к стене, и это помогает Шое успокоиться.
— Помн… Черт, — Хината не знает, с чего начать и все просматривает на спокойного, как удав, Цукишиму, ожидая от него какого-то раздражения, нетерпения. — Прости, я… Не знаю с чего начать, это тяжело.
— Так говори как есть, — Цукишима расслаблен и осуждать Хинату вроде не собирается. — Руби с плеча, не надо размазывать сопли. Я постараюсь тебя понять.
— Только не считай меня глупым, хорошо? — звучит это именно так, как Хината боится — глупо, но Цукишима молча кивает, и Хината решается. — Я в тебя влюбился, после того случая в лагере, я… Не могу перестать думать о тебе и… — Хината поднимает взгляд на Цукишиму, но глаз его не видит и не может сделать никаких выводов, поэтому продолжает. Рубить с плеча так рубить с плеча. — И я на тебя дрочил. Прости. Это ужасно, знаю, но я не могу ничего с собой поделать. Я не прошу взаимности, ни в коем случае, просто не осуждай меня пожалуйста, хорошо, Цукишима?
Цукишима выдыхает через рот, и, кажется, даже улыбается.
— И это все? — только спрашивает он.
Осуждения в голосе, слава богу, нет, только понимание и… Мягкость? Цукишима медленно отрывается от стены, медленно же тянет к Хинате руку и легко убирает со лба непослушную рыжую чёлку. — Я не осуждаю, ты это хотел услышать?
Хината молчит, не знает, что отвечать. Точнее знает. Знает, что это не то, что он хотел услышать. Цукишима смотрит на него выжидающе, и Хината качает головой, закусив губу.
— Господи, Хината у тебя на лице написано, что ты хочешь получить хоть намек на то, что это взаимно.
Хинату будто резко бьют по ушам, в голове звенит, а Цукишима все ещё стоит рядом, и черт знает что этот Цукишима думает, по нему не видно. В глазах Хинаты, наверное, огромными буквами написано «не тяни, Цукишима, отшей меня и разойдемся», но Кей крепко хватает его руку и тянет на себя. От неожиданности Хината врезается прямо в грудь Цукишимы и застывает так, потому что от него вкусно пахнет каким-то дезодорантом и совсем немного потом от футболки, пахнет Цукишимой.
Цукишима не говорит ничего, только молча сжимает руку Хинаты и немного отодвигает его от себя, чтобы тут же притянуть к себе уже его лицо и оставить невесомый поцелуй на губах Хинаты.
— Только не спрашивай сейчас ничего, — говорит ему Цукишима, на щеках у него румянец. — Это взаимность, да. А теперь я запру спортзал и мы пойдём по домам.
Цукишима смущен, Хината, по правде, смущен не меньше, но Цукишима милый до чёртиков и вызывает улыбку широкую-широкую, Хината не хочет её прятать и не прячет, только крепче сжимает своей рукой руку Цукишимы и послушно идёт за ним к выходу.
Когда они уже на улице и доходят до развилки, где им нужно разойтись, Цукишима прижимается губами к запястью Хинаты. Говорит:
— Когда будешь дрочить на меня в следующий раз, напишешь мне.
Хината думает, что обязательно напишет.