Шум вокруг неимоверно раздражал — пропорционально количеству людей в аудитории, в которой проводится очередное мероприятие, посвящённое очередному чему-то там, росла степень отвлечения Питера Паркера от действительно важных дел. Но вот он, с незаконченным планом защиты его проекта по химии, с парой-тройкой неотработанных прогулов по высшей математике и несданными нормативами по физкультуре (от которой он точно не бегает, но, очевидно, бегает), сидит среди кучи студентов, от которых шума больше, чем от их с профессором Старком прототипа ракеты размером с ладонь, которую они сделали больше от скуки, нежели с какой-то пользой.
Джеймса Барнса всё ещё не было. У него было время продумать, как он попытается всё сделать сегодня ночью с расплавленным мозгом после очередного представления.
Ну, вообще-то Питер никогда не являлся фанатом всей этой культурной лабуды в университете, его больше привлекает наука — тихая и без лишних глаз до тех пор, пока это возможно. Его бы никогда не затащили сюда даже силой, если бы он случайно не услышал голос, очевидно, лучшего парня в мире, где-то около туалета с месяц назад.
Его дикции можно было позавидовать. Ладно, говоря честно — вряд ли у кого-либо на всей чёртовой планете слова льются изо рта так же плавно, как у Джеймса. Его голос затягивает в непонятное состояние, из которого Питер не может выйти следующие несколько суток. Ему мягко и тепло, и странно, и, нет, он точно не влюблён.
Голос Мишель в голове мерзко хихикает, но это ведь детали, разве нет? Кого волнуют детали, пока они вписываются в допустимые погрешности измерений? Правильно, точно не Питера; и если он опять просидит сорок минут с разинутым ртом не в состоянии связать и двух слов последующие несколько часов, то виновата во всём физика колебаний, и точно не его какая-то там выдуманная влюблённость.
Иногда ему снится, как Джеймс на ухо читает ему докторскую мистера Старка — со всеми этими сверхтяжёлыми, высокомолекулярными и прочими грязными словечками, которые, очевидно, уже были испорчены ртом Барнса в паре-тройке выступлений назад.
Боже.
Кто вообще догадался ставить его на открытие студенческой научной конференции десять дней назад? И Питер не знает. Но тот, кто это сделал, либо враг, либо лучший друг, спущенный с небес, чтобы благословить его, Паркера, на честную смерть от невнятных чувств к длине волны звука.
В общем-то, именно поэтому он тут, в аудитории корпуса в другом конце Нью-Йорка, не занимается своим проектом.
Он пытается поймать мысль, только возникшую в его голове, но всё обрывается — он видит собранные в неаккуратный пучок волосы, обладатель которых медленно пробирается сквозь людей к сцене.
Наверное, ни один ведущий не должен приходить так поздно на свои же выступления, но в любом случае Паркер благодарен. Ровно до того момента, как не перестаёт соображать.
Джеймс говорит.
Кажется, он пытается извиниться, или, может, вообще читает какое-то порно вслух, потому что Питер умер.
Вот прямо тут, в эту секунду, от еле слышного звука голоса какого-то незнакомого ему парня, стоящего в десяти метрах от него и явно не смущённого своим опозданием.
Вот чёрт.
Голос Мишель всё равно звучит на задворках сознания, даже когда он... Ну, буквально умер.
Делать все те хорошие вещи, которые он делает, потому что чувствует это своим долгом — вроде помощи бабушкам перейти дорогу или выгуливания собаки соседки, когда та остаётся одна со своим крошечным ребёнком, или прятания коньяка в лаборатории, — наверное, нужно было лишь для того, чтобы он умер и попал в рай.
Туда, где Джеймс произнесёт полушёпотом из-за спины никотинамидадениндинуклеотидфосфат ему на ухо.
Интересно, сможет ли не райский Джеймс Барнс произнести это так же, как и все остальные слова, которые он роняет из своего рта с таким лицом, будто он не понимает, что делает буквально самую лучшую вещь на земле?
эмджей
твое селестиальное создание ещё не ударилось в дёртитолк?
питружка
это не грязные разговорчики прекрати
эмджей
ага
питружка
ЛАДНО ЭТО ОНИ
питружка
всё что он говорит настолько грязное что мне хочется это облизать чтобы почистить
питружка
зачем я
эмджей
так оближи
эмджей
и позови его уже на свидание лузер
Паркер поднимает глаза и видит неспрятанную насмешку в её глазах. Можно ли как-то выкинуть Мишель из актива университета, чтобы больше не позориться так сильно?
Он пропускает, как начинает играть навязчивая музыка, как кто-то шуршит бумагами прямо рядом с ним; его мозг включается на секунду, чтобы осознать, что микрофон не делает голос, потрясающий, совершенный голос, Джима хуже, чем он есть на самом деле; его мозговых ресурсов хватает только на это.
Он не осознаёт, как оказывается там, где и всегда — в первом ряду, потому что Мишель всегда тянет его за руку, следом за собой, пока она разбирается со своими делами, и такой абонемент в сферу радиусом в три метра в почти-личное пространство Джеймса его вполне устраивает.
Джеймс замолкает, тишина резко бьёт по ушам, и мозг Паркера начинает работать в эту же секунду, чтобы осознать страшную картину — Мишель стоит на сцене, вплотную к Джеймсу, тычет в его сторону пальцем и, прикрыв ладонью нижнюю часть лица, что-то говорит.
Джеймс смотрит на Питера.
Проект Питера вдруг возымел огромную важность, и, вообще, ему надо закончить его до утра, так что ему пора ехать и нечего ему тут задерживаться, так что он поднимается на ноги. Но остаётся стоять ровно так же, с не разогнутой ногой, занесённой над полом, рукой, не до конца поднявшей с соседнего места рюкзак, когда Барнс произносит его имя так, словно оно всё.
— Эй, Питер, — и Паркер не знает, как называется это чувство, всплывшее в его желудке, но точно хочет выяснить.
— Ты можешь произнести никотинамидадениндинуклеотидфосфат? — он не успевает понять, что именно делает и зачем вообще существует, и как это оказалось на кончике его языка, как Джеймс недоверчиво поднимает бровь, хмурится и ясным, осознанным и этим голосом произносит:
— Я и циклопентадиенилтрикарбонилгидридвольфрам могу произнести, но зачем?
Паркер Паникует. Гейско Паникует.
— Я запаниковал.
Джеймс смеётся. Ай.
Пожалуйста, вызовите скорую, кто-нибудь?
— Она, — Барнс кивает в сторону Джонс, — выдала мне твой секрет.
Паркер не моргает. Какой из: где он говорит про облизывание или про грязные разговорчики? Вот чёрт. Питер едва открывает рот, чтобы закричать что-то протестующее, когда Джеймс качает головой; это имеет некоторый эффект на Питера, и Барнс успевает сказать раньше:
— Расскажу, какой именно, если сходишь со мной на свидание, — и подмигивает.
Подмигивает.
Слишком много эмоциональных потрясений за день.
Всё, на что он способен — глупо моргнуть.
— А... Ага? — шепчет он.
Барнс улыбается.
***
питружка
так что ты ему сказала он зажопил информацию и теперь я паранойю
эмджей
что ему стоит перестать брать каждое мероприятие на выпускном курсе из-за одного задрота в зале
эмджей
давно настала моя очередь отжигать на сцене
эмджей
как прошло кстати
питружка
ну знаешь
питружка
селестиально как и положено
Боже, я до слёз смеюсь и умиляюсь, это просто восхитительно, спасибо!