— Ты так напряжён, барон.
— Ах, так только кажется, — Хёнджин залпом допивает бокал вина и отставляет на стол, поднимая глаза. — Какая ночь, мой милый князь...
Взгляд князя он всё равно не выдерживает. Слишком магнетичный, затягивающий и разрушительно прекрасный. Князь поднимается с места грациозным движением крадущегося хищника. Хёнджин сглатывает, когда его обдаёт теплом и запахом терпкого чёрного чая, смешанного с цитрусом.
Князь известен не только тем, что является единственным поставщиком лучших сортов чая. Его волшебный бодрящий напиток пьют по всей стране и даже королевские особы делают заказы. Какое-то время назад шла молва о том, что Минхо любит постельные утехи с мужчинами, но вскоре слухи прекратились, а сплетники больше не открывали рты.
Но ощущая крепкую мужскую грудь лопатками, Хёнджин понимает — не врали. И усмехается.
Кровь буйным жаром клокочет под кожей, когда князь сначала ведёт ладонями по плечам, а потом, чуть наклоняясь, наливает в бокал ещё вина. Хёнджин почти не дышит, ощутив на щеке мягкое и едва заметное, скользящее прикосновение губ.
Он не уверен, что смог бы переступить через себя, если бы его не тянуло к Минхо, чьи руки лежат на плечах, а большие пальцы поглаживают обнажённую кожу поверх воротника. Осознав влечение князя, Хёнджин решил уступить и поддаться.
В животе разливается тепло, плещет усиливающимся жаром, клубится первыми волнами возбуждения, когда вместо пальцев к шее прижимаются влажные губы.
— Останешься? — целуя шею, шепчет Минхо, удерживая Хёнджина за плечи и не позволяя развернуться. Давая время решить, не глядя в глаза.
— Да.
Вместо коленей у Хёнджина будто по две раскрывшихся коробочки хлопка. Мягкие, воздушные, неустойчивые. Дыхание опаляет горячей волной шею, по спине ползёт стайка мурашек, а в позвоночнике поселяется сладостное онемение.
Хёнджин упирается в столешницу дрожащими руками и откидывает голову назад, открывая больше доступа губам, и не сразу понимая, что руки князя оглаживают его тело, надолго нигде не задерживаясь.
Пламя всего десятка свечей и приятный полумрак комнаты расслабляет. Звуков практически никаких, кроме их шумного дыхания, лёгкого потрескивания свечей и шороха соприкосновения одежды с кожей.
Хёнджин выдыхает рвано, когда князь сжимает пальцы у него в паху, обозначая, что он уже порядком возбудился. Краска успевает плеснуть в лицо, а князь уж снова поглаживает его бока, ловко пробегая по спрятанных под тонкой рубашкой рёбрам будто по клавишам.
Воздух прохладного вечера, в который многие бы приказали растопить камин, становится осязаемо плотным и горячим, дышать всё тяжелее, хотя Минхо просто гладит его. Лишь губы скользят по шее или смыкаются на мочке.
В воздухе будто подмешано загустевшее от возраста вино, оно будто обволакивает губы, сладким и жадным поцелуем, толкается в рот, оседает внутри, не позволяя делать полноценные вздохи.
Головокружение и возбуждение, пьянят крохотными пузырьками шампанского поднимаясь к солнечному сплетению волной по неосторожности взболтанного игристого вина.
Из плена петель Хёнджин освобождает пуговицы сам, не дожидаясь просьбы, от мысли о которой его бросает в жар. Но Минхо не позволяет снять рубашку, сжимая пальцы на запястьях и не разрешая расстегнуть запонки.
Он лишь неспешно ведёт раскрытыми ладонями к плечам, оглаживает покрывшуюся мурашками шею, а потом легко спускает рубашку с одного плеча, целуя обнажившуюся кожу, накрывая руками напрягшийся живот Хёнджина и ведя ими выше, чтобы на мгновения коснуться груди и разлёта ключиц.
Второе плечо ощущает прохладу воздуха далеко не сразу. У Хёнджина зудят губы, так хочется поцелуя, но всё, что ему достаётся — хватать ртом воздух и жадно облизывать губы, когда руки князя касаются его тела так интимно и горячо, будто Хёнджин никогда не познавал радостей секса.
Изящные пальцы Минхо органично смотрятся на его коже, а губы будто созданы дарить наслаждение. И сейчас, когда Хёнджин не сходит с ума от пронзительного взгляда князя, он прикрывает глаза, представляя не кого-то другого, а именно Минхо, медленно обнажающего его и целующего так сладко, что ноги подкашиваются.
От поцелуя между лопаток Хёнджина выгибает и он прогибается, сам не понимая, избегает он прикосновения или жаждет его ещё сильнее, когда ладонь властно ложится на живот, и к ягодицам настойчиво прижимаются чужие бёдра, обозначая меру возбуждения.
В какой-то момент кажется, будто в вино добавили что-то. Жидкое пламя течёт вместо крови по венам. Чужое желание ощущается остро и неожиданно льстит. Хёнджин прогибается в спине, ягодицами притираясь к чужим бёдрам, и улыбается победно, когда слышит первых протяжный выдох на ухо.
Рубашка болтается на запястьях, но Хёнджин покорно сжимает пальцы на краю столешницы, отдаваясь томным ощущениям сладкого греха. Всё тело становится чувствительным, пока спину согревает чужое тепло, груди колкими язычками прохлады касается воздух, отчего соски сжимаются и твердеют, откликаясь сладкой болью.
Но чужие пальцы касаются их легко, согревая на миг и исчезая, отчего Хёнджину хочется взвыть и он трётся скрытым тканью брюк возбуждённым членом о ребро стола, замирая, когда Минхо останавливает его движение простым расстёгиванием верхней пуговицы на брюках.
Хёнджин совершенно упустил, когда князь успел расстегнуть ремень. В горле вмиг пересыхает, и Хёнджин спешно облизывает губы и сглатывает, ощущая, как чужая вовсе не женская ручка горячим уверенным движением скользит в штаны.
От этого делается совсем тесно, а горячие влажные губы очерчивают напряжённые мышцы шеи, а потом смыкаются на мочке, посасывая. В такт языку в штанах движется рука князя. Штаны от этого ползут ниже, оголяя тазовые косточки, и Хёнджин подхватывает их, но слышит короткое:
— Оставь. Я не беру без подготовки, а захочешь ли большего, решишь сам. А пока наслаждайся, барон.
Подаваясь под умелые ласки, Хёнджин не задумывается, что будет завтра. Сможет ли он смотреть в глаза друзьям или князю, поползут ли слухи или же он сам себя поедом съест, или же к вечеру постучит в покои князя, моля взять его.
Завтра будет завтра, а сегодня ему хорошо.
Хотя целоваться хочется безумно. Но Минхо не спешит его развернуть лицом к себе, скользя, — и когда он успел?! — смазанной розовым маслом ладонью по члену Хёнджина, отчего он коротко стонет, закусывая нижнюю губу.
Стыд будто улетучивается. Минхо не делает ничего такого, отчего было бы дискомфортно, если не думать о том, что ласки принадлежат не ублажающей его женщине, а мужчине. Мужчине, за чьё внимание борются женщины и мужчины, а Хёнджин готов встать на колени, если потребуется.
Плотное кольцо пальцев движется плавно, напряжение в теле лишь усиливается вместе со сладким томлением. Меж ресниц путается свет свечей, а ноздри раздражает сладкий запах розы, смешивающийся с ароматом чая, исходящим от князя.
С поцелуями под кожу пробирается обжигающее желание, мелкая дрожь сотрясает тело, и с каждым размашистым движением, Хёнджин инстинктивно напрягает разъезжающиеся ноги. Сквозь пелену сладкой неги Хёнджин только сейчас замечает собственное отражение в тёмном проёме окна.
Щёки вспыхивают мгновенно — ведь кто-то вполне мог их увидеть. А, может быть, смотрит и сейчас. Наслаждение стягивается в тугой узел, Хёнджин поспешно закусывает губу, едва понимает, что стоны стали громче и всё более умоляющими.
Он цепляется за реальность, чтобы не утонуть в накатывающих чувствах, но внутри всё перекручивает и взрывается ослепляющим фейерверком эйфории. Хёнджин протяжно стонет, изливаясь и дрожа. От падения грудью на стол его удерживают руки Минхо.
Тело подрагивает, а усталость такая, словно он скакал несколько дней к ряду и вымотался до предела. Смахнув салфетку со стола, Минхо вытирает подрагивающего Хёнджина, потом методично свою руку, потом пятно на столе.
Ощущение крепкого члена меж ягодиц лишь распалило бы, но Минхо разворачивает его лицом к себе и жарко целует. Глубоко, не давая отдышаться, поцелуй властный, и Хёнджин кончает второй раз только от него. На этот раз Хёнджин приводит себя в порядок сам, застёгивая штаны, но забывая о висящей на запястьях рубашке, когда видит, что князь по-прежнему возбуждён.
— А ты?
— М? — Минхо выглядит ещё более красивым и опасным, чем обычно. Он усмехается уголком губ, отпивая вина из бокала. — Это уже моя забота.
— Хочешь, чтобы она стала моей?
— Так хочется стать виконтом?
— Так хочу стать твоим, — едва слышно шепчет Хёнджин и вцепляется в плечи Минхо, когда тот осторожно касается губами родинки под глазом.