Если кто спросит, когда и как это всё началось, Юнхо не ответит. Не потому что вредный, а потому что ответа нет. Но и разбираться в этом желания не появляется. Да и зачем? Он заходит в комнату, из которой веет прохладой — Сан наверняка снова окно открыл, снова будто задыхаясь. По ещё влажной после душа коже ползут мурашки. Юнхо тянется к выключателю, но улавливает едва слышное «не надо».
У Сана голос хриплый и будто сорванный, Юнхо на мгновение прикрывает глаза, тяжело выдыхая. Лезть с вопросами себе дороже. Уйдёт, оскалившись, как дикий зверь, а Юнхо потом до утра будет крутиться в постели, не находя себе места. Потому он просто закрывает дверь и подходит к своей кровати, на которой, забившись в угол, сидит Сан. В комнате сумрачно, но не темно, потому когда они встречаются взглядами, Юнхо не может сдержать рваный вздох, рвушийся из груди.
Глаза у Сана влажные-влажные, взгляд совсем больной, полный той гаммы чувств, понятных лишь айдолам. Другие бы не поняли. И не потому что эмпатии лишены, а потому что просто нужно пережить то, что переживают трейни и айдолы, чтобы понять и разделить эти эмоции и чувства.
Юнхо многое бы отдал, чтобы не видеть всё это в глазах Сана. Потому что во взгляде так много, что через верх. Слишком — слабо сказано. Запредельно много. Сан кусает губы, но взгляда не отводит. В отличие от других он не стесняется проявления своих чувств.
То каким беззащитным и мягким он сейчас выглядит, Юнхо ломает. Он подходит совсем близко, чужое тепло ощущается кожей, садится на кровать, придвигаясь к стене. До потолка, которым является для него кровать Сана, считанные сантиметры.
Сан совсем близко, от него пышет жаром, как всегда. Повезёт той женщине, что выйдет за него замуж, — зимой никогда не замёрзнет. Воздух замирает на полпути к лёгким, когда Сан кладёт голову ему на плечо. Протяжный выдох и судорожный вдох, похожие на всхлипы, не ускользают от Юнхо. Он на ощупь находит руку Сана и крепко сжимает, в ответ ему в шею тычутся горячим лбом, отчего тут же пробегает мысль — заболел. Слишком уж горячий.
И дышит Сан с надрывом, а Юнхо лишь утверждается в своём предположении. Точно заболел. Работая наизнос, они не думают о растрачиваемых силах, которые нужно пополнять, не заботятся о здоровье, потому что век айдолов недолог. Нужно не только «выстрелить», но и держать марку, подогревать интерес, поднимая и поднимая планку, не думая о себе.
Юнхо не понимает, как всё происходит, но он просто тянет Сана на себя, буквально вынуждая сесть себе на колени лицом к лицу. Сан не сопротивляется, но по-прежнему напряжён, смотрит цепко и в то же время будто не видит. За последнее время он сильно раздался в плечах, оставшись всё таким же узким в поясе, что делает его обманчиво изящным. Но крепкие, будто стальные, тренированные мышцы звенят натянутой струной под пальцами, даже мимолётной мысли не проскальзывает, что его фигура похожа на тонкий девичий стан.
Дышит Сан часто-часто, и если его не знать, может показаться, что вот-вот сорвётся в слёзы. Но Сан — их стойкий оловянный солдатик, который может лишь влажно блестеть глазами, когда остальные ревут взахлёб. И это тоже ощущение обманчивое, потому что именно такие ломаются слишком неожиданно, пополняя сонм оставшихся вечно юными айдолами.
Юнхо становится откровенно страшно, что Сан может стать одним из хора небесных ангелов. Потому даёт единственное, что может дать — поддержку. Он просто обязан показать, что Сан не один на один с усталостью и выгоранием. Отдыхать им некогда. Им всегда некогда, покуда они айдолы. Но в поддержке нуждается даже кажущийся железным Сан.
Чужое дыхание касается губ, и по коже ползут мурашки. Сан обнимает немного неловко, словно не является самым тактильным в группе, нуждаясь в прикосновениях, как в воздухе. Юнхо сам вздрагивает, когда случайно касается раскрытыми ладонями полоски обнажённой кожи под футболкой. Сан тычется лбом в его плечо и судорожно выдыхает. У них камбэк, выступления, сна кот наплакал, что уж говорить о полноценном отдыхе.
Но пусть умоются своим ядом те, кто говорит «знали, куда шли». Да, знали, но все рано или поздно устают и нуждаются в отдыхе. Даже самые стойкие выдыхаются и хотят хотя бы временного покоя. А покой и отдых им только снится. Остаётся лишь собрать волю в кулак и иногда попросить помощи. Но Сан гордый, вслух вряд ли признается, потому Юнхо рад, что они соседи.
— Эй, — едва слышно говорит Юнхо, прямо в аккуратное ухо с редко снимаемым пирсингом, едва касаясь ушной раковины губами. — Всё в порядке.
Но и сам понимает — ничего не в порядке.
Юнхо обнимает Сана крепче, стискивая зубы на мимолётном желании обнять до хруста. Глупое и совершенно необъяснимое желание втиснуть человека в себя. Словно это поможет защититься от всех проблем, травм и усталости. Сан не шевелится, лишь дышит всё так же надсадно, словно задыхается. Юнхо протяжно выдыхает, справляясь с эмоциями. Легко проводит пальцами по бокам, шее, спине. Поглаживает будто кота, а за дверью по комнатам разбредаются одногруппники. Хонджун и вовсе снова в студии застрял. Сан коротко вздрагивает, словно сбрасывает дрёму или отряхивается от воды.
Отодвигается, упираясь руками в плечи, смотрит на Юнхо как-то потеряно, мажет влажным взглядом по его лицу, шее, ключицам, а потом в обратном порядке. Хмурится, словно решая важную задачу. А потом словно спохватывается, понимая, что к чему, пытается отодвинуться, у Юнхо от такой силы даже плечи сводит, но руки с его поясницы он так и не убирает.
Держит и смотрит в глаза, отстранённо отмечая, что ещё немного, и вполне себе может схлопотать по лицу. А им нельзя. Никак нельзя портить красивую картинку, которую так ценят фанаты, считающие их своей собственностью. Удерживая взгляд, Юнхо делает небольшое усилие, придвигая Сана обратно, а то и ещё ближе. Под пальцами будто тросы натянутые, но Сан больше не делает попыток отодвинуться. Взгляд какой-то изломанный, сомневающийся, неуверенный. Таким он Сана не помнит, если вообще видел, даже когда они были трейни похожего Юнхо не помнит.
Да, Сан плакал на ступенях, когда сказали, что его танцевальные данные оставляют желать лучшего, Юнхо тогда заметил, но не подошёл, за что корит себя до сих пор. Но с того дня Сан стал работать ещё усерднее, высматривал ошибки и исправлял, работал даже тогда, когда все с ног валились. На чём держался вообще? Явно на чистом упрямстве. Он прокачал свои умения так, что давно пора в главные танцоры записывать. А Ёсан со своей претензией «поменьше будь собой» пусть катится псу под хвост. Тем Сан и берёт, что он не подражает — он именно такой, как есть. Не потому ли многие его движения не удаётся повторить другим? Он его видел всяким, но вот таким ещё нет.
На кажущееся слишком длинным мгновение мнится, что Сан на той самой границе, после которой возврата нет, но в играющих желваках воли видится больше, чем у некоторых по жизни. Не сломлен — но предельно устал. Ресницы трепещут, и Юнхо обжигает пониманием, что Сан смотрит на его губы несколько затянувшихся секунд, медленно срастающихся в минуту. Юнхо сдаётся и ломается, ведёт раскрытой ладонью от поясницы вверх, не отрывая взгляда от лица напротив, второй ладонью ощущая, как футболка задирается от его движения, и их кожа соприкасается.
Юнхо на секунду прикрывает глаза, пытаясь разобраться в прошивших его тело электрических разрядах, когда его губы порывисто, но в то же время очень нежно целуют. Словно губ коснулись крылья обознавшейся бабочки, спутавшей Юнхо с цветком. Чуть раскрыв губы, Юнхо отвечает так же осторожно, словно любое неловкое движение разрушит ту магию, что повисла в воздухе, словно наэлектризованном грозой, чуть покалывая кожу.
Целовать парня странно, но приятно. И приятные ощущения перевешивают, хотя где-то на краю сознания и проскальзывает мысль, что они оба парни, и это может быть не совсем правильно. Но пробуя на вкус мягкие губы, запуская ладони под футболку, путаясь в достаточно длинных, несмотря на частые покраски мягких волосах, ловя чужие выдохи, пока Сан его целует, вовсе не кажется чем-то противоестественным, диким или неправильным.
По-прежнему ничего не в порядке, усталость нарастает, и их ждёт немало работы впереди, но они держат друг друга крепко, не позволяя упасть или оступиться, дарят спокойствие и нежность друг другу, будто отгораживаясь от мира чуткостью, более открытым проявлением ласки и заботы, которых порой так сильно не хватает, что хоть на стены лезь.
Кажется, что Сан не отпустит его никогда-никогда, а он в ответ не разомкнёт руки, что будто намагниченные липнут к чужой коже. И как бы ни сложилась их жизнь дальше, между ними останется нечто большее, чем совсместная тайна. В их крови навсегда останется отпечаток запретной нежности.
За дверью слышны шаги и возмущения Сонхва, который сетует на безалаберное отношение к своему здоровью вернувшегося Хонджуна. Гремит посуда, и старшие тихо переругиваются между собой. Сан отстраняется, заглядывая Юнхо в глаза, словно страшится увидеть сожаление за содеянное, но Юнхо лишь качает головой и тянется за новым поцелуем, словно говоря этим:
«Я всегда буду рядом с тобой, Сан. Всегда, пока ты этого хочешь».