— Я буду вашим личным инструктором, — спокойно говорит парень, а Чан смотрит на него, будто зачарованный. То, что смуглый с чёрными как ночь волосами и карими глазами парень с красивой фигурой может быть его инструктором, это просто подарок небес. Небес, которые он хочет потрогать. — Сначала мы немного потренируемся, а когда вы будете готовы, мы совершим прыжок.
Чан кивает и будто погружается в мягкий голос, требующий от него выполнения команд. Чан честно повторяет, хотя выходит из рук вон плохо, это понятно по строго поджатым губам инструктора, на нашивке которого значится английскими буквами «SUN». Другие тоже то звёзды, то кометы, то метеоры, к кому что привязалось, видимо. А вот Чану досталось Солнце. Это он понимает, когда у него наконец-то начинает прилично получаться, он выполняет требования с рвением, отгораживаясь от будничной жизни, а Сан впервые улыбается, довольно кивая.
И хоть Чану предстоит прыжок в тандеме с инструктором, он отмечает, что о безопасности тут заботятся на уровне. Можно же прыгать и с места в карьер без подготовки, но Сан тратит время на его подготовку и щурится на солнце, прикрывая глаза ладонью, когда в небо поднимается очередной самолёт. Он сам как небо. Манит, и сердце Чана непозволительно быстро бьётся, когда он смотрит на инструктора.
Не бывало ещё никогда, чтобы с первого раза человек проникал в сердце, но сейчас пора признать — и на старуху бывает проруха. Хотя если каждый проигрыш был бы таким, Чан готов проигрывать раз за разом. Но Сан смотрит на него спокойно, с толикой усмешки в карих глазах, так смотрят на неумелого щенка, который пытается быть грозным и вообще взрослым. Ни искры интереса в отличие от Чана. Он обещает себе пригласить Сана на ужин после прыжка. А там будь что будет. Будто то точный удар в челюсть или ещё одна тёплая улыбка.
— Ну что, готовы обнять небо?
Мотор ревёт, весь самолёт потряхивает, разрезаемый воздух шипит, свистит и воет. Это тебе не чартерные комфортабельные самолёты для перелётов, тут нечто иное. Чан нервно поправляет шлем и одёргивает комбинезон, словно собирается прямо в нём явиться на заседание совета. Нервозность бьёт через край, и Чан впервые тихо ругает сам себя за то, что послушал Минхо. Но тот так расписывал прыжки, что Чан понял — это единственная таблетка от скуки и обыденности. Но сейчас уже не был так уверен.
Гулко колотящееся сердце словно перекрывает рёв мотора. Сан сидит спокойно привалившись спиной к стене дрожащего самолёта, прикрыв глаза. Открывает их за секунду до того, как пилот говорит, что времени до прыжка минута. Сердце у Чана стучит так невыносимо быстро, что вот-вот выскочит и умчится прочь, выпав через открытый люк самолёта. Смотреть в него откровенно страшно.
Сан жестами показывает на очки, и Чан на автомате повторяет его движение, не замечая, как инструктор пристёгивает его к себе, подтягивая ремни. Лишь вздрагивает, когда его мягко подталкивают к выходу. Во рту становится в одно мгновение сухо как в засушливое лето на каменистых просторах Техаса. Чан хватается за всё, что можно, громко выкрикивая, чтобы перекричать гул:
— Я заплачу, только не надо. Я передумал.
— Увы, господин Бан, прыжок оплачен, и парашют должен раскрыться. Время.
— Пожалуйста, не нааааа…
Крик обрывается в тот момент, когда небо обнимает его со всех сторон. Чану всё ещё кажется, что он кричит, но он ничего не слышит, ощущая лишь напряжение голосовых связок и шеи. Он бессмысленно барахтается, забывая в одно мгновенье, чем учили. Но всё же выравнивается. В горле беззвучный крик, переходящий в восторженное оханье. Рот забивает потоком воздуха, в груди копошится неописуемое нечто, рвущееся наружу из каждой клеточки тела.
Теперь он понимает слова Сана во время тренировки. Обнять небо — это не в переносном смысле, а в прямом.
Свободное падение длится всего минуту, но Чану кажется, что вечность. Резкий рывок — и он видит раскрывшийся над головой цветной парашют типа «крыло». И лишь сейчас окончательно понимая, что всё это время его трепыхания наблюдал Сан. Становится немного неловко и стыдно, но плещущаяся в теле эйфория затмевает всё. Проплывающая под ногами земля кажется такой маленькой, Чан с восторгом смотрит вниз, словно все полёты на самолётах были не с ним. Это ощущение несравнимо ни с чем.
Приземление Сан выполняет с такой точностью, что Чан мысленно аплодирует Сану, не имея сил даже говорить. В нём всё ещё плещется эйфория от прыжка, ноги подкашиваются, когда он пытается сделать несколько шагов после того, как Сан отстёгивает его от себя. Крепкое плечо очень кстати, и Чан опирается на него, глядя в небо. Теперь он окончательно понимает Минхо и его дорогостоящее новое хобби. Потому что хочется почувствовать всё ещё хотя бы раз. А то и сотню.
— Спасибо.
— Не за что, — Сан собирает парашют и смотрит на мнущегося рядом Чана. — Как ощущения?
— Хочу ещё.
— Несомненно, — Сан смотрит в небо и расплывается в мечтательной улыбке, немного прикрывая глаза. — Небо манит к себе, от него отказаться невозможно. Что ж, рад был помочь, до свидания, господин Бан.
— До свидания.
Чан бьёт себя по лбу, когда треугольная спина Сана скрывается за пологом одной из палаток, что находятся на полигоне. Он тяжело вздыхает и направляется переодеваться, а заодно и желая записаться на ещё один прыжок с конкретным инструктором. Чану снится небо и Сан всё время, пока он не оказывается снова на полигоне, сменив строгий костюм на комбинезон.
Небо будит в нём такую гамму эмоций, что только когда они покидают самолёт, поддаваясь земному притяжению, устремляясь яркими кометами к поверхности земли, Чан понимает, что умудрился подсесть так плотно, что не оторвать. Он раскидывает руки, как его учили, обнимает небо, пока небо обнимает его собой. В сердце разливается благостность с отчётливым пониманием — вот оно счастье.
Второй прыжок более осмысленный, Чан смотрит не только под ноги, но и вверх, и по сторонам, особо остро ощущая горячее даже в потоках воздуха тело инструктора за спиной. Нелепая мысль о крайней интимности не даёт ему покоя вплоть до приземления. Ощущение, будто он подросток с бурей гормонов, который одержим идеей получить желаемое. А это самое желаемое щурится на солнце, глядя на широко улыбающегося Чана с хитрым прищуром. А у Чана отнимается язык, когда он видит не только пирсинг в ушах, но и родинки перемешку с веснушками на шее.
— Всего доброго, господин Бан.
— Всего доброго, — подозрительно непохоже на самого себя мямлит Чан, завороженным взглядом провожая стройную фигуру и медленно закрывая глаза. Сан и небо — это как-то перебор.
По возвращению в офис, Чан выясняет, кто прячется под прозвищем SUN. Инструктора зовут Чхве Сан, он всего на пару лет младше его, в прямом смысле родился на полигоне, на котором и вырос, потом родители умерли, настали трудные времена, и часть доли пришлось продать одному бизнесмену, и с тех пор он сам выбирает персонал и клиентов, совершенно закрыв ветку относительно недорогих прыжков для талантливых ребят, которая существовала долгое время, помогая родиться новым звёздам скайдайва.
Не простой ему инструктор попался, совсем непростой. Фото в сети не так много, но по нескольким можно понять, что праведный гнев с ударом в глаз или по зубам Чан точно не получит. Чан усмехается, отпивая из белоснежной фарфоровой чашки крепкого чаю. Звонить по телефону и приглашать на ужин кажется совершенно уж неподобающим, нужно глаза в глаза. Чтобы всё видеть и оценивать, как привык Чан в бизнесе.
Чтобы произвести впечатление, Чан некоторое время тренируется в аэродинамической трубе, пытаясь разобраться, как руководить своим телом в свободном падении. Ведь рано или поздно он прыгнет без инструктора за спиной. И пусть тот будет лететь рядом, корректируя ошибки, но хочется всё сделать идеально, чтобы увидеть улыбку Сана.
После серии прыжков в тандеме, приходит время прыжка самостоятельного, и Чан показывает всё, чему научился, ловя не только улыбку, но и искру в глазах летящего рядом с ним Сана. По приземлению, достаточно неаккуратному, но весьма неплохому как для первого раза, Чана удостаиват аплодисментами, и он теряется, расплываясь в улыбке. Не только вода покорилась его силе, но и воздух. Вот только Сан снова сбежал.
Несколько недель он прыгает с другим инструктором, на все вопросы ему сухо отвечают, что Сан занят, а помощник никакой информации нарыть не может. Проходит несколько месяцев, когда он не видит Сана, прыгает уже сам и успевает получить сертификат сотни прыжков. Его навыки владения телом в бассейне помогают быстро идти в гору.
В одно из приземлений, уже чистое, в точку посадочной мишени, Чан замечает стремительно уходящего в сторону ангара Сана. Он сгребает в охапку парашют и устремляется за ним. Он ловит уходящего Сана за запястье. Тот вздёргивает бровь и давит родившуюся улыбку, когда видит натяжение строп несобранного парашюта Чана.
— Подождите… а как насчёт ужина?
— Это свидание?
— Ээээ…нет, — Чана едва не сбивает с ног, и он быстро подтягивает стропы, сгребая парашют в охапку и краснея от неловкости. Наделила же природа свойством краснеть при любом поводе. — Хочу поговорить о небе без гула самолётов и лишних глаз.
— Думаю, не стоит, — мягко улыбается Сан и качает головой. — Хозяин не одобрит.
— У вас так строго?
— Да. Отношения инструктор — клиент не подразумевают подобного сближения.
— А если бы я не был вашим клиентом, я бы мог надеяться на то, что увижу вас ещё раз?
— Да.
— А мог бы я вас заинтересовать собой как… как… личность.? — Чан закусывает щёку изнутри, ощущая себя неопытным мальчишкой под пронзительным взглядом тёмных глаз, но от него не укрывается смягчившиеся черты лица Сана, когда тот всё же отвечает на вопрос.
— Да, могли бы. До свидания, господин Бан.
— Можно без официоза? Мне на работе хватает с лихвой. Просто Чан.
— Хорошо. До свидания, просто Чан.
— До свидания, Солнце, — неслышно шепчет Чан, глядя, как удаляется Сан в сторону своей палатки. Когда тот оборачивается, одаривая Чана улыбкой, сердце бьётся так бешено как в первый прыжок, и Чан жмурится, счастливо стискивая кулаки.
Есть о чём поразмыслить, найти новый полигон для прыжков не так сложно, если это цена встречи с Саном наедине. Но хочется падать в небо вместе с Саном, и в этом заключается самая большая загвоздка, потому что прыгать на чужом полигоне — ниже достоинства многих скайдайверов.
Обоюдный интерес крепнет с каждой тренировкой и прыжком. Они сплетают пальцы, когда их не видят пилоты, садятся ближе, чтобы чувствовать друг друга. Ни дать ни взять современные влюблённые из двух враждующих кланов. После одного из прыжков, когда хозяина нет на месте, Сан тянет Чана к себе в палатку, задёргивая полог и застёгивая его.
Первый поцелуй выходит смазанным, но оттого не менее сладким и горячим. Сан целует напористо и уверенно, улыбаясь в поцелуй, но у Чана пикают часы, напоминая, что время улетать в Канаду, и он нехотя отрывается от поцелуя, обещая вернуться как можно скорее. Время до нового прыжка тянется плавленной резиной, а когда приходит, Чан не узнаёт Сана. Тот хмурый, неразговорчивый и смотрит только в небо, словно прощается.
— Сегодня вместе мы прыгаем в последний раз.
— Почему? Прости… Алло. Да вы что там совсем безголовые?! Еду, заморозить сделку немедленно и больше ничего не предпринимать, вы слышали?! Прости. Я как только расправлюсь с делами, тут же вернусь.
Сан с такой тоской смотрит на него, а потом в небо, отчего у Чана сводит дыхание, и если бы не водитель, мог бы влететь в другую машину. Чертыхаясь, он переодевается прямо в машине, стискивая кулаки и зубы, когда по дороге слушает отчёт помощника. Теперь понятно, что к чему, и от ярости Чана буквально потряхивает. По приезду достаётся буквально всем, Чан кипит, бурлит и выкипает, и привыкшие к спокойному и уравновешенному начальнику подчинённые бледнеют и трясутся.
Разобравшись с делами, Чан возвращается на лётный полигон, достаточно грубо бросив телохранителям оставаться в машине, он устал видеть их лица, сейчас ему нужно видеть только одно лицо, а всё остальное подождёт. Весь мир подождёт. А вот Сан и небо ждать не станут. Ворвавшись в палатку Сана, Чан замечает собранные немногочисленные пожитки, но владельца тонкостенного жилища не находит. Он сталкивается с ним на выходе. Не теряя времени, просто прижимается губами к чужим и обнимает так крепко, как только может.
— Что ты делаешь? — Сан упирается ладонями ему в грудь, под пальцами Чан ощущает напряжённые пласты мышц, которые сложно заподозрить, когда видишь инструктора только в просторном комбинезоне.
— Обнимаю небо.
— Ты совсем уже? — шипит Сан, кусая Чана за губу.
— Совсем.
— А если хозяин увидит?
— Уже увидел и разрешил.
— Что? — на дне карих глаз плещется непонимание, губа Чана саднит, когда он улыбается, но улыбка наружу рвётся сама собой. Сан не брыкается только по той причине, что ждёт ответа.
— Говорю, что хозяин увидел и разрешил.
— Он сошёл с ума или ты его убил?
— Ну…
— Договаривай уже, — сдаётся Сан, переставая сопротивляться окончательно, сдаётся и покорно ждёт ответа, правда, по взгляду особой покорности не заметно.
— Хозяин теперь я, точнее мы оба, в равных долях. И я хочу обнимать небо с тобой до тех пор, пока бьются наши сердца.
— Что ты сделал?
— Выкупил долги, доли и полигон со всеми вытекающими.
— О господи…
Целовать Сана — всё равно что падать в небо.
Это как выход в новую реальность, за грань привычных ощущений и поступков, за границы дозволенного, на пределе бьющего счастливой эйфорией сознания.
Обнимая Сана, Чан ощущает, как обнимает небо.