☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼
Who can say where the road goes
Where the day flows, only time
And who can say if your love grows
As your heart chose, only time
Enya - Only Time
Бэкхён резко открыл глаза и тяжело сглотнул. Ему вновь приснилось, что Кёнсу исчез. Дурацкий, совершенно идиотский сон преследовал его уже не первый месяц. Он судорожно провёл рукой по кровати рядом и с облегчением выдохнул. Кёнсу никуда не делся. Это очередной глупый сон. Очередная ерунда, которая слишком правдоподобно снится и намеревается подменить реальность.
Он осторожно подполз к нему и тронул сползшую на глаза слишком длинную, по его мнению, чёлку. Улыбнулся, когда Кёнсу поморщился во сне и причмокнул губами. Сердце продолжало гулко колотиться в груди, пока Бэкхён упивался теплом и запахом Кёнсу.
Такой тёплый, родной, привычный и любимый. Бэкхён с трудом удержался, чтобы не поцеловать сонного Кёнсу. Он не хотел его будить, желая, чтобы любимый выспался перед очередным насыщенным днём.
Бэкхён просто осторожно перебирал волосы цвета воронового крыла и жмурился от ощущения тёплого дыхания на шее. Он чувствовал себя неполноценным, когда Кёнсу дежурил в ночь. И никак не мог уснуть, а потом весь день едва соображал, чтобы к вечеру воодушевиться приходом Кёнсу с работы и заласкать его до потери пульса.
Лишь под тихое дыхание рядом Бэкхён мог спать спокойно, не чувствовал себя одиноким и брошенным. Откуда в нём было это чувство, он не знал, но просыпаясь от очередного повторяющегося кошмара, он облегчённо выдыхал, нащупывая рядом Кёнсу. Или же с заполошно бьющимся сердцем названивал на вызубренный номер, а потом напивался от облегчения, что Кёнсу его не бросил.
Он стал болезненно зависим от Кёнсу, ему казалось, что мир неполон, когда рядом не было уверенного в себе, спокойного и рассудительного Кёнсу, который уравновешивал вечный моторчик в лице Бэкхёна.
Впервые они встретились в кафе, куда совершенно случайно завернул взъёрошенный Бэкхён. Он не планировал даже оказаться в довольно-таки обыкновенной кафешке, в какие и не ходил вовсе, даже будучи студентом. Но он катастрофически не успевал добраться до излюбленного ресторанчика. Свободных столиков в кафе не оказалось, но возле одного мужчины было место.
– Свободно? – уже без особой надежды спросил Бэкхён.
– Да, – ответил молодой мужчина, и Бэкхён заинтересованно посмотрел на него.
– Бэкхён, – представился он и кивнул, принимая протянутое меню.
– Кёнсу, – улыбнулся мужчина и закусил губу.
Бэкхён замер и уставился на полные губы и огромные глаза соседа по столику. О своих предпочтениях и вкусах он знал давно, потому неудивительно, что красивый мужчина притянул его взгляд. К тому же приятный тембр голоса ласкал слух.
– Рекомендую кимчхиччигэ или пибимпап. Возьмите, не пожалеете.
– Спасибо, – отозвался Бэкхён, соглашаясь с выбором Кёнсу, заказал и рагу, и рис, памятуя, что ел в связи с дедлайном и отчётами аж позавчера, и есть хотелось нестерпимо, будто вместо желудка появилась чёрная дыра и поглощала даже солнечный свет, отчего мир становился тусклее и невзрачнее.
Еда оказалась потрясающе вкусной и очень домашней. Будто он перенёсся в детство, когда бабушка готовила на всю семью море вкусняшек. Беседа началась сама собой, и Бэкхён не заметил, как пообещал, что завтра в это же время придёт обедать.
Это Бэкхён понял, уже выйдя из кафе, пока ноги его несли в офис. Так и повелось, что они с Кёнсу вместе обедали и говорили обо всём каждый день в два часа. На одном и том же месте, за одним и тем же столиком.
Незаметно для себя Бэкхён влюбился в спокойного и в то же время милого врача До Кёнсу. В его большие совиные глаза, что смотрели мягко и с интересом, в полные губы, которые будто превращались в сердечко, когда тот смеялся, в его бархатистый голос и уверенность, что он источал, в его характер и личность, которые тот открывал для него. Бэкхён влюбился в каждую мелочь и во всего Кёнсу полностью. И в тот день, когда он осознал это, ворочался с боку на бок целую ночь, представляя, как бы пригласить Кёнсу на свидание.
Ему казалось, что Кёнсу не согласится. Что ему просто нравится Бэкхён, как собеседник или как друг. Ведь он ни разу не показал прямой заинтересованности, к которой привык Бэкхён. Но когда он всё-таки набрался смелости и предложил Кёнсу встретиться вечером, а не привычно за обедом, и сходить в кино, Кёнсу расцвёл так, что Бэкхён инстинктивно прижал руку к животу, в котором взрывались фейерверки, и едва не кинулся обниматься.
В темноте кинозала Кёнсу вложил свою ладонь в руку Бэкхена, и весь сеанс вырисовывал на коже узоры, согревая теплом и щекоча ноготками. Бэкхён же не мог оторвать глаз от Кёнсу, освещённого бликами и заинтересованно смотрящего на экран. Он полностью пропустил весь сюжет и смысл фильма. Но нисколько не жалел.
После фильма они шли по освещённым улицам и, не стесняясь, держались за руки. А на первом поцелуе Бэкхён обрёл крылья за спиной и, ему показалось, что сейчас взлетит в тёмное небо. И что ему ни разу не под тридцать, а ровно шестнадцать, и он познал первый поцелуй. Потому что целовать Кёнсу оказалось упоительно, и он никак не мог оторваться от нежных губ, и совершенно не хотел отпускать никуда.
Кёнсу и не ушёл, подарив в ту ночь себя. Бэкхён не находил себе места от счастья и целовал, и целовал Кёнсу, пока тот не уснул в его объятиях с совершенно счастливым видом. В ту ночь Бэкхён окончательно убедился, что влюбился по уши.
Они всё делали вместе: делили одну квартиру и постель, просыпались и готовили, гуляли и смотрели фильмы, или просто валялись после насыщенного дня, смотрели в потолок с фосфорицирующими звёздочками и подпевали песне «Only Time» Enya, которую обожали. Даже душ им нравилось принимать вместе. Казалось, будто они одно целое, и лишь работа на время разделяла их, чтобы в квартире они вновь срослись воедино.
Бэкхён обычно говорил за двоих, и любил Кёнсу так, что у того поутру часто дрожали колени, а счастливая улыбка не сползала с лица. И тогда Бэкхён целовал вновь, не в силах сдерживаться. Кёнсу же вкусно готовил, и Бэкхён беспрекословно доверял ему в решении всех житейских проблем. От починки текущего крана до покупки продуктов.
– Пусть сопливо и ванильно, – шептал Бэкхён на ухо разомлевшему от ласк Кёнсу, – но, Су, я люблю тебя.
В ответ Кёнсу прижимался теснее, прятал голову на груди Бэкхёна и что-то застенчиво шептал, щекоча губами сосок Бэкхёна. Он так и не перестал стесняться проявлений чувств словами. Ему было гораздо проще приготовить еды на армаду и отдать всю свою любовь и себя, чем произнести слова.
Они прожили три года вместе, прежде чем Бэкхён задумался над тем, что хотел бы познакомить родителей с Кёнсу. И это единственное, что смущало его. Потому что он не мог никак познакомить семью с Кёнсу. Немногочисленные друзья уже были с ним знакомы, теперь хотелось бы представить своего парня родителям, но всё как-то не удавалось.
То смена внезапная, то задержат на работе. Ещё и сны дурацкие в последнее время стали сниться и, казалось, Кёнсу специально находит отговорки, лишь бы не встречаться с его семьёй. Но зная характер Кёнсу, Бэкхён понимал, что просто нелепое стечение обстоятельств не должно дать усомниться в любимом человеке.
Из-за снов Бэкхён чувствовал себя странно и потеряно. Ему казалось, что Кёнсу ушёл навсегда, оставив его вновь одного с незаживающей дырой в сердце. Но возвращалось тепло Кёнсу, и Бэкхён понимал, что всё не так плохо, как казалось во сне, всё хорошо. И только за это Бэкхён любил Кёнсу ещё сильнее. Он был уверен в нём больше, чем в себе. Каждое прикосновение и слово успокаивали Бэкхёна, пока он вновь не просыпался от очередного кошмара и не начинал шарить руками по кровати в поисках Кёнсу.
В последнее время он всё чаще просыпался без Кёнсу – у того были бесконечные смены и аврал из-за ухода в отпуск и на больничный трёх врачей – потому Бэкхён чувствовал себя опустошённым, крайне изнурённым и измученным. Он был разбит и растерян, когда не находил рядом Кёнсу. В очередной раз проснувшись в пустой постели, Бэкхён направился на кухню, выпил ромашкового чаю, а потом решил добавить и налить себе чего-нибудь покрепче, но поморщился при виде бутылок и захлопнул шкафчик.
– Боги, Су, скажи, что ты существуешь, – как заклинание шептал Бэкхён, набирая номер Кёнсу. Но автоответчик мягко отвечал одно и то же: «Простите, сейчас я на смене, оставьте своё сообщение после звукового сигнала».
Где-то в аптечке лежали анальгетики, уж они-то должны были снять тупую боль в области груди и выламывающую виски, которые не проходили ни после ромашкового чая, ни после лёгкого аутомассажа, ни после стакана виски. Бэкхён пытался сосредоточиться и понять, почему у него всё чаще болит голова и в груди, но у него не получалось, как и не удавалось прогнать из головы сны, разъедающие изнутри.
Бэкхёну казалось, что он выпускает что-то важное. Чего-то катастрофически не хватало, но он никак не мог понять, чего именно. Мысли ускользали, расползались, как жуки из вывернутой банки, и никак не выходило восстановить цепочку событий, чтобы найти то самое, дразнящее, но недоступное.
Он уже всерьёз подумывал попроситься на обследование к Кёнсу или его коллегам, чтобы отбросить вероятность сердечной болезни и что-то сделать с головными болями, к которой у него была наследственная склонность. Бэкхён не готов был оставить Кёнсу так рано, потому твёрдо решил записаться на приём.
Бэкхён устало потёр виски, тут же отозвавшиеся вспыхнувшей болью, потом помассировал глаза и поднялся со стула, на котором так и сидел, размышляя об аптечке. В глазах потемнело и виски противно запульсировали, боль поползла к груди, отдаваясь в руку и лопатку, Бэкхён присел обратно и положил голову на сложенные на столе руки.
Он заснул, так и не добравшись до кровати и аптечки, прямо на том же стуле в кухне. Бэкхён всё чаще зависал, сверля одну, только ему ведомую, точку взглядом и никак не мог осознать, что же всё-таки происходило и что было неправильным. Ему казалось, что он сходит с ума, когда в очередной раз не получалось познакомить родителей с Кёнсу и они уже начинали косо смотреть на него, сослуживцы косились на него, а сны преследовали уже каждую ночь. Но Кёнсу был рядом и успокаивал его для того, чтобы вновь исчезнуть на своей работе.
Бэкхён чувствовал, что что-то не так, но что он не понимал. Это нечто давило на него, мешало связно думать, иррациональный страх и тревога сплетались и затягивались в тугой узел, что противно проворачивался в груди, душил и мешал трезво мыслить. Казалось, что жизнь просачивается сквозь пальцы, не оставляя по себе следов.
– Неважно выглядишь, – посетовал Кёнсу, укрывая дрожащего Бэкхёна тёплым одеялом. – Где болит?
Бэкхён хотел ответить, что душа у него болит, что у него едет крыша от одиноких снов и постоянной тревоги. Он уже перелопатил сотни форумов в поисках ответа. Но ни один не мог ответить на все вопросы.
– Я обязательно приду на приём, только закончу с делами, – Бэкхён поцеловал Кёнсу в висок. – Конец месяца, сам понимаешь.
– Пообещай. Я волнуюсь, – глаза Кёнсу были полны затаённой грусти.
– Обещаю, Су. Я не хочу тревожить тебя, – сказал Бэкхён и чмокнул в кончик носа своё личное счастье.
– И пообещай, что вновь станешь общаться с друзьями, ты давно с ними не был.
– Хорошо, – кивнул Бэкхён, соглашаясь. Всё, что угодно, лишь бы Кёнсу улыбался.
Бэкхён записался на приём и отпросился у начальства на следующую неделю. Отпустили его без проблем и склок, что было весьма странно, учитывая характер начальника. Только как-то он странно смотрел на Бэкхёна, видимо, тоже устал.
Для начала же предстояло сделать всю работу, чтобы не пришлось голову ломать, как догонять. Кёнсу он не видел уже давно, неделю точно, заставая лишь обед в лоточках и запах парфюма в воздухе.
Бэкхёну не работалось. Суматоха за стеклянными стенами кабинета раздражала. Бэкхён поморщился и сжал виски. Ему хотелось схватить свечи и закоптить стёкла, чтобы не видеть снующих коллег. Хотелось вопреки правилам опустить жалюзи, скрываясь и отгораживаясь от всех. Дверь скрипнула, и в кабинет вошёл Кёнсу, потянуло сквозняком, и громко щёлкнул замок.
– Су, что ты здесь делаешь? – удивлённо просипел Бэкхён и немного закашлялся, прочищая горло.
Кёнсу молча подошёл к Бэкхёну, уселся ему на колени, прижимая к креслу, и впился в губы. Отстранился и повёл плечами, широко улыбаясь. Бэкхён сглотнул и покосился в сторону отдела – там всё так же кипела жизнь, и никто не обращал на них внимания.
– Что ты делаешь, Су? Увидят. – Кёнсу вновь промолчал и Бэкхён нахмурился. – Что происходит? Где ты пропадаешь?
Бэкхёну даже захотелось встряхнуть Кёнсу, чтобы тот ответил. Да, говорил он мало, но никогда не игнорировал и не пропускал мимо ушей вопросы. Но сегодня он своим молчание выводил. Сказывалось напряжение последних месяцев и постоянный недосып.
– Су, не молчи! Ответь!
Но Кёнсу слез с колен Бэкхёна и отошёл к противоположной стене, сложив руки на груди. В груди Бэкхёна вновь заныло, и тошнота волной подкатила к горлу вместе с негодованием.
– Ты не собираешься отвечать? Что происходит, Су? Ты нашёл мне замену? Я тебе надоел? Су, не молчи, пожалуйста.
Бэкхён чувствовал, как голос предательски дрожит, а горло будто сжимается от толкущегося внутри узла, что тревожил его в последнее время. В дверь постучал секретарь Бэкхёна, и донеслось тихое:
– Господин Бён, у вас всё в порядке?
– Мой друг уже уходит, – кивнул Бэкхён.
– Кто уходит? – непонимающе вскинул брови секретарь и забарабанил в дверь сильнее. – Господин Бён? Откройте дверь!
– Кёнсу, что происходит? – Бэкхён отвернулся от двери и посмотрел на Кёнсу. Тот по-прежнему упирался спиной в стеклянную стену и смотрел на Бэкхёна, не моргая.
– Хён-и, открой. Ты должен это услышать, ты должен это принять и научиться с этим жить.
– Су…
– Господин Бён!
– Бэкхён, открывай! – Бэкхён повернулся к двери – там стоял его лучший друг Хань. Всклокоченный и испуганный. – Бэк, открой!
– Су, что…– Бэкхён повернулся к Кёнсу, но того не было. – Су?
Бэкхён вцепился в волосы и взлохматил их, постарался проморгаться, протёр глаза и сжал голову от накатившей боли. Он не понимал ничего, все мысли путались, хотелось забиться в дальний угол, обнять Кёнсу и не думать ни о чём.
– Бэк, я выломаю дверь! Открой, чёрт возьми!
На негнущихся ногах Бэкхён подошёл к двери, отпер её и съехал вниз по стене, сжимая стучащие жгущей болью виски. Это сон. Всё сон, сейчас он проснётся, обнимет Кёнсу и всё пройдёт.
– Ты как? – Хань присел рядом и протянул стаканчик с водой.
– Никак, – буркнул Бэкхён, но воду взял, сделал глоток и поморщился. Комок в горле отказывался сглатываться.
– Ты чего закрылся да ещё и кричал? Может, домой?
– Ко мне Су приходил, ещё и молчал, будто издеваясь.
– Бэк…– вздохнул Хань. – Кёнсу не мог.
– Он был здесь. Вот рядышком, как ты. Был здесь. Был.
– Бэкхён, Кёнсу больше нет. Он не мог прийти.
– Нет, – Бэкхён с силой сжал стаканчик с водой, смял его и с непониманием смотрел, как вода ползёт по светло-серой рубашке, превращая её в тёмно-серую. – Неправда. Такого не может быть.
– Бэк…пожалуйста…
– Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Зачем ты мне врёшь. Я думал, ты друг. Хань, зачем ты?
– Но, Бэк…
Бэкхён зажал уши и повторял слово «нет», как заклинание, чтобы заглушить обеспокоенные голоса коллег, чтобы не дать воспоминаниям разделить мир на до и после. Он дышал шумно, сквозь зубы и прикушенную губу. Раскачивался и чувствовал, как слёзы заволакивают глаза.
Коллеги гудели, но их всех прогнал Хань, который мялся рядом, не зная, куда деть руки. Бэкхён морщился и с каждой волной боли вспоминал то, что никак не мог уловить в последнее время. Ту аварию, когда в их новенькую машину на всём ходу влетел грузовик. Свет и тьму, обволакивающие его тело. Голоса и чьи-то нелепые слова, что в машине выжил только он.
Бэкхён отчаянно дрожал, но всё ещё хрипло шептал «нет, нет, нет». Уже понимая, что отрицание не изменит ничего. Но он не хотел и не мог смириться с происходящим.
– Давно? – единственное, что удалось проскрипеть, расправляясь со жгущим комком в горле.
– Восемь месяцев.
Хань присел рядом и притянул ставшего вялым Бэкхёна к себе, обнял и умостил подбородок у него на плече, просто грел теплом и молчал. Бэкхён был благодарен, но когда из-за плеча Ханя увидел Кёнсу, он едва не кинулся ему навстречу, но мышцы были слишком слабы от перенесённого потрясения.
– Су, скажи, что это неправда! Су… – Бэкхён смотрел на грустно улыбающегося Кёнсу и почти не дышал. Хань сжал его сильнее в объятиях, будто защищая. Как прежде его защищал Бэкхён. Бэкхён вновь подумал, что всё враки, ерунда и бессмыслица. Вот он Кёнсу, вот рядом.
– Что там за поворотом, что судьбою нам дано, об отмеренном сроке – знает время, лишь оно...– тихо пропел Кёнсу, грустно улыбнулся и, собравшись с духом, сказал: – Прощай, Бэкхён, я люблю тебя.
Бэкхён всхлипнул и тихо заскулил, утыкаясь лицом в плечо Ханя. Кёнсу никогда не говорил этих слов. И теперь больше никогда не скажет. Бэкхён разрыдался в голос, забывая обо всём. Ему так хотелось, чтобы Кёнсу был. Хоть где-нибудь, но его не было уже нигде.