Стальная нить

Карета скрипела от холода так громко, что у находившихся внутри мужчин закладывало уши. Пронизывающий холод забирался под одежду молодого чародея, словно бы игнорируя заледеневший полушубок, заставляя дрожать и громко стучать зубами. Мощный поток ветра, собрав в себя снега не меньше, чем на приличный сугроб, врезался в дверцу экипажа, заставляя его накрениться так опасно, что пассажиры были вынуждены вцепиться в сиденья под собой, лишь бы не упасть.

— Что же это такое, — раздраженно фыркнул юноша с торчащими из под шапки застывшими завитками рыжих волос. Он пытался призвать огонь, дабы отогреться, но его пальцы настолько окоченели, что могли только скидывать искры, но их сил не хватало даже подпалить шерсть на варежках. — Начало декабря ведь...

— Во имя Господа! Маржитель, ты хочешь сжечь нас заживо?! — отозвался возмущенно сидящий напротив француз, бледный то ли от природы, то ли от холода, то ли от перспективы оказаться в летящей сквозь бурю горящей карете. 

В отличие от своего попутчика, сидящего в черном полушубке, он подготовился немного лучше, кутаясь в длинную белую шубу с массивным воротником. На воротнике лежали замерзшие волосы, светлые настолько, что сейчас казались почти белыми, если бы в этой темноте можно было разглядеть хоть что-нибудь. И только его небесно-голубые глаза гневно сверкали на потухший янтарь глаз Маржителя. Впрочем, даже попытки французской моды соответствовать ожиданиям русской зимы, можно было считать провальными. Аккуратно выстриженный мех уже сдался. На очереди была лишь французская гордость, которая пока все еще держалась последним огоньком надежды. Маржитель лишь устало и вяло отмахнулся. Было стыдно признаться, что сейчас даже стихийная магия была ему неподвластна. Морозы ударили по ним слишком резко и сильно, будто таинственная северная страна только и ждала, чтобы ткнуть в спину ледяным клинком точно между лопаток. И юному огненному магу подумалось, что, может быть, именно так несколько лет назад гибли французские солдаты. В метели, холоде и одиночестве, терзаемые ветрами, беспощадными к своим и чужим.

Он снова потер варежки друг об дружку и мягко подышал на них, пытаясь согреться. Но это сделало только хуже. Льдинки подтаяли от горячего дыхания и тут же начали остывать в ледяном воздухе кареты, а на руках осталось ни с чем несравнимое в своей омерзительности ощущение мокрой и холодной шерсти. Попытки отогреться любыми методами прервал лишь крик извозчика. Невысокий, но очень крепкий мужичок со старым измученным солнцем и трудами лицом, резко дернул поводья, заставляя уставших пробираться сквозь снег лошадей остановиться, и закричал сквозь снег и вой ветра:

— Приехали, барин!

— Хоть одна отрадная весть, — простучал зубами попутчик Маржителя и навалился плечом на заледеневшую дверь, едва услышал, как с другой стороны ее, браня французов, метель, себя и все на свете, начал дергать извозчик. Юный огненный чародей же только заёрзал на месте от нетерпения, мечтая покинуть свою ледяную темницу.

Когда замерзшая дверца, наконец-то, поддалась общим усилиям и отворилась, французский чародей был готов уже взвыть от снега, что бросился на его лицо голодным и свирепым зверем. Схватив кузена за локоть, Маржитель потащил его в сторону офицерского дома, даже не обернувшись на извозчика. Признаться, он даже не запоминал его имени. Усталость сбивала с ног, предлагала упасть лицом прямо в сугроб, ведь хуже уже не будет. Говорят, что заблудившиеся в метели путешественники делали себе убежище в снегу. В нем теплее. Но Маржитель буквально силой доволок себя и своего двоюродного брата до тяжелых дубовых дверей, украшенных строгими линиями геометрии. Когда те распахнулись, из помещения вырвался поток такого желанного и теплого воздуха, что волосы младшего де Валли вспыхнули ярким пламенем, топя снег и давая влаге испариться. Он сорвал с себя меховую шапку и встряхнул сияющими огненными волосами. Чародей до сих пор не до конца понимал, что стекает по его лицу: остатки талого снега или все же слезы счастья, но белокурый кузен, а сейчас в их родстве не было сомнений, ведь их лица были невероятно похожи, достал из кармана своего камзола платок, чтобы утереть лицо рыжего подопечного. Он уже успел передать их одежду мальчишке в форме, явно рядовому, что вышел их встречать. И попросил пару минут ожидания, лишь бы снова почувствовать, как двигаются в сапогах кончики заледеневших пальцев, пока сам де Валли бережно утирал шелковым платком капли со щек и кончика носа Маржителя.

— Все не так уж и плохо, Эсмонд? — когда закончилось официальное приветствие на первом этаже, спросил Маржитель у своего компаньона. Но старший из последнего поколения де Валли только напряженно поджал бледные губы. Младшего кузена он удостоил лишь недоверчивым кивком, напряженный до самых кончиков волос, что сейчас были повязаны серебристой лентой где-то у основания шеи.

— Все даже слишком гладко, не считая метели.

Офицерский дом встретил их ярко горящими светильниками на стенах. Стены, украшенные позолоченной лепниной, ловили причудливые тени, а деревянная рама на окнах уютно поскрипывала, словно шепотом напоминала, какой ужас творится за пределами дома, но она-то, со всей офицерской честью, выстоит. Маржитель медленно поднимался по изогнутой деревянной лестнице наверх. Туда, где располагался кабинет главнокомандующего, что по какой-то причине решил принять их лично. Впрочем, причина была всего одна - их фамилия. Два внука генерала французской флотилии совершенно точно были удостоены особых почестей, в которых, как сами признавались, никогда не нуждались. Но разве кто-то слушает аристократов, когда они говорят, что никакие почести им не нужны? Эсмонд вот точно знал, что в личном кабинете главнокомандующего Парлиана ждет целый выводок из аристократских офицеров, которые будут сопровождать их в Петербурге. И надеялся, что неугомонный брат найдет их компанию достаточно увлекательной, чтобы не мешать ему налаживать связи, как это обычно делал его отец. А сам Маржитель больше думал о том, что он смог бы почерпнуть ни с чем несравнимое русское колдовство, а потому надеялся, что среди офицеров, которых им приставят в няньки, будет хотя бы один чародей. Ну или, хотя бы, они будут достаточно симпатичны, чтобы скрасить его любовную скуку и тягу к прекрасному. Оставался всего шаг через открывающуюся пред ними дверь, чтобы наконец-то сорвать с себя последние ледяные оковы. И он уверенно входит, проскальзывая под рукой Эсмонда, чтобы ворваться сияющим пламенем в кабинет, озаряя его ярким светом собственной рыжей копны.

— O-la-la! — Маржитель радостно соединил кончики пальцев, что уже отогрелись, и посмотрел восторженно на офицеров. Те в этот момент вытянулись по струнке, едва гости с фамилией де Валли оказались в кабинете. — Они же все, как на подбор, принцы! Брат, я здесь остаюсь!

— Маржитель, — зашипел Эсмонд, краснея и одергивая кузена. — Ради всего святого, не позорь...

— Господа де Валли!

Из-за стола встал пожилой мужчина в генеральском мундире. И только невольно кашлянул в кулак, расправляя сутулые плечи, явно намекающие на то, что их хозяин привык проводить время за письменной работой. Главнокомандующий Александр Федорович Парлиан, или, как его за глаза звали молодые офицеры, Палыч, медленно обошел крепкий дубовый стол, на котором лежали стопки папок, помеченные разного рода ленточками с восковыми печатями, и направился к Эсмонду, дабы пожать его руку.

— Эсмонд де Валли, рад видеть вас снова, — улыбнулся он мягко. — Вы знатно подросли с нашей последней встречи. Тогда вы, кажется, были мне по плечо.

— Так и есть, Александр Федорович, — поприветствовал его уже на русском Эсмонд, теперь возвышаясь над Парлианом на целую голову. И только мягко и холодно улыбнулся, пожимая крепкую морщинистую руку мужчины, но краем глаз больше поглядывал на своего кузена. Тот на старшего не обращал никакого внимания, уже стоял, опершись локтем на плечо сопровождающего их отныне офицера, и ворковал с другими, хлопая настолько огромными и неприлично пушистыми рыжими ресницами, что молодым людям становилось определенно неловко. — Позвольте представить, Маржитель де Валли. Мой кузен, мы с ним проведем зиму в Петербурге. Наши бумаги.

И он протянул Парлиану сложенные бумаги, перетянутые белой лентой с гербовой печатью своего отца. У старших де Валли у каждого была своя печать. Отец Эсмонда оставлял оттиск в виде профиля орла, сурово смотрящего куда-то вперед. А отец Маржителя - языки пламени, вздымающиеся вверх. Единственное, что объединяло печати двух мужчин - это витиеватый узор, что охватывал кольцом обе печати. Он был одинаков у них и совпадал с узором, что охватывал герб де Валли. Парлиан взял в руки документ и, проверив целостность печати, кивнул. Бумаги отправились в ящик его стола, дабы потом уже ознакомиться с ними.

— Присаживайтесь, господа, — генерал в широком пригласительном жесте указал на мягкий диван. В камине весело трещал огонь, а на стол для молодых гостей из Франции подали горячий чай с коньяком, дабы согреться после такой ужасной пронизывающей до костей метели. Мужчина выпрямился, встряхнул плечами и крякнул, поглядывая на часы несколько нервно. Где же его черти носят? И вздумалось же этим де Вали явиться в столь неудобное время. — Ваши паспорта немного задерживаются. Метель застала врасплох не только вас.

Черные сапоги ступали на свежий снег, что только-только выпал, и тот радостно скрипел, приветствуя брата. Следы заметали маленькие снежные вихри, что кружили, подобно балеринам на сцене театра. А сама метель, словно любимая жена, игриво приподнимала тяжелый плащ, пыталась забраться под теплый шарф, который скрылся под поднятым воротником из меха бобра. Огромные хлопья снега, превращенные в порывах ветра в маленькие ледяные кинжалы, опускались ласково на расправленные черные плечи. На прямой дороге до офицерского дома, освещенной лишь покачивающимися фонарями, выросла, словно из снега, фигура высокого мужчины, окутанного ласково снегом. В отличие от случайных прохожих, он не пытался согнуться в три погибели, не прятал бледное узкое лицо от хлесткого снега. Его пружинистая походка, наоборот, говорила о том, что странный юноша наслаждался непогодой. Он шел пешком, верно решив, что лошадь через такой ветер будет передвигаться с трудом. Его же снег словно любил, и вместо того, чтобы трепать, игриво и ласково задирал. А молодой мужчина, пряча ласковую улыбку под шарфом, только отмахивался, мол, обожди. Сначала дела, потом игры.

— Неужели, русских может смутить метель? — изумился Эсмонд, входя, подобно потоку ветра, в свою стихию, и начиная кружиться в знакомых ему социальных танцах. Старший сын известного французского дипломата путешествовал с отцом с ранних лет, и прекрасно знал, как нужно сидеть, говорить и даже держать правильно чашку. Вербальные и невербальные знаки он впитывал вместо детских сказок. Он мечтал быть лучшим, как отец. Он мечтал быть лучше отца.

— Вы не поверите, господин де Валли, — улыбнулся сдержанно Александр Федорович. И глянул коротко на младшего из гостей. Того совершенно не волновали документы, метель и то, что он мог доставить кому-то своим присутствием дискомфорт. Он только уверенно держал фарфоровую чашку кончиками пальцев и весело щебетал с окружившими его офицерами, жалуясь на ужасную погоду, что буквально проморозила их до костей. — Но слухи о том, что мы сделаны изо льда — только слухи.

Дубовые двери открываются под тяжестью навалившегося на них ветра, заставляя молодых рядовых отскочить по разные стороны, испуганно вскрикнув. Это были, в основном, младшие дети высокопоставленных чиновников, не желавших, чтобы их дети учились вместе с простолюдинами или же детьми более слабых социально дворян. И сейчас один из них вытянул шею, пытаясь разглядеть сквозь ворвавшуюся бурю, кто вздумал так шутить с офицерским домом, как взгляд его пересекся с взглядом вошедшего. Глаза эти были удивительного золотого оттенка, словно бы у совсем тонкого и чистого янтаря, но несмотря на свой цвет, были холодными, а взгляд – хмурый и резкий.

— Вы, — испуганно ахнул юноша и тут же отошел чуть в сторону, склоняя голову. Фигура прошла мимо, оставляя на чистейшем бордовом ковре белые следы ботинок. Следы из снега быстро таяли в жаре комнаты, превращаясь в мокрые отпечатки офицерских сапог. Но снег, что лежал на его плечах, шарфе и белых ресницах, таять совершенно не хотел. Молодой мужчина поднялся, почти взлетел, по изогнутой деревянной лестнице и остановился у дверей в кабинет Парлиана. И только теперь его руки, закованные в черные перчатки, стряхнули снег с фуражки и плеч плаща, прежде чем надавить на позолоченную дверную ручку, чтобы открыть дверь в кабинет.

— Если все офицеры здесь такие, как эти юноши, — мурлыкал довольный Маржитель, проведя откровенно по руке одного из молодых людей, заставляя того вздрогнуть от охватившего снопа мурашек на позвоночнике, и буквально хлопнул в его сторону веером рыжих пушистых ресниц. — То я, клянусь, останусь здесь на год. И никак иначе.

— Маржи… — проворчал Эсмонд, впрочем, быстро замечая, что настроение юноши не такое воздушно-праздное, как он мог бы предполагать. 

Те, кто никогда не знал Маржителя, могут принять его действия за легкий флирт, но он видел, как нервно качается кончик его ботинка, как острые клыки кусают уголочек губы. Он был недоволен, но чем? Эсмонд присмотрелся, куда смотрит его младший брат. На грудь одного из офицеров. Выглядит странно, но вдруг до юного аристократа дошло. Ни одного русского мага! Его окружали обычные солдаты, что явно мечтали урвать себе кусок любезности Маржи, но среди них не было ни одного чародея. Хитрый Парлиан, вот ведь старый жук-офицер! Разумеется, никто не хочет разглашать тайны своей магической армии, вот он и не приставил к французам ни одного чародея! Не удивительно, что Маржитель напряжен. Да огонёк де Валли на самом деле сейчас просто в бешенстве где-то внутри себя. Как вдруг его словно ударило ледяной плетью по рукам и лицу, едва шаги за дверью стихли. Лицо Маржителя тоже изменилось, стало холодным, сдержанным, он перевел взгляд, словно настороженная лисица, на дверь, И оба брата де Валли отлично знали это чувство. «Маг мага чует за версту», - шептались обычные люди, не знавшие тонкости потоков магии. И ошибались. Просто оба брата почувствовали давящую ледяную силу, что буквально пригвоздила их к своим местам. И сила эта была противоположна им обоим.

— Мажаров, наконец-то! — воскликнул Парлиан, вставая со своего места, когда в его кабинет вошел молодой мужчина, что тут же приложил ладонь к груди. Из под фуражки сверкнуло светлое золото ледяных расчетливых глаз. Его голос был тихим, слегка сиплым, будто в горло набился снег, мешая говорить:

— Прошу простить, главнокомандующий, метель не позволила мне ехать верхом, поэтому пришлось добираться пешком.

Он направился через весь кабинет к столу Александра Федоровича, и Эсмонду невольно захотелось проморгаться. В светлом и аккуратном кабинете этот маг Мажаров выглядел огромной черной кляксой, что буквально разрывала идеальный порядок вокруг. Это был высокий мужчина, примерно одного роста с Эсмондом, полностью облаченный в черное. Если не осознавать, что на нем определенно верхняя одежда, не имеющая очевидных опознавательных знаков, Эсмонд бы решил, что этот жуткий человек и его младший кузен принадлежат одной группе темных магов. Мужчина снял фуражку, и рассыпалась по черным плечам копна абсолютно белых волос, больше похожих на тонкие нити серебра. Его лицо было узким, с идеально прямым носом, даже неприлично прямым, острым подбородком и высокими скулами, об которые можно было порезаться даже взглядом. На молодых аристократов человек даже не взглянул, словно их и вовсе здесь не существует, только снял с длинных белых пальцев черную перчатку и сунул руку куда-то под свой плащ, извлекая небольшой конверт из плотной темной бумаги, перевязанный веревочкой, притесненной восковой печатью.

— Готов поспорить, что ты не сильно расстроился, — проворчал Парлиан, забирая конверт и открывая его. Внутри лежали два документа для молодых господ, что позволяли им не только свободно путешествовать, куда бы они не захотели, но и открывали двери в библиотеки офицерского магического училища, казармы и вообще везде, где имя их деда лежало на устах. Через мгновение в руках молодых магов буквально окажутся ключи от всех дверей Империи. — Господа, позвольте вам представить. Это Реймонд Мажаров. Маг-офицер, капитан ледяного фронта. Реймонд, это — Эсмонд и Маржитель де Валли.

— Рад знакомству, господа, — поклонился им коротко офицер-маг, но радости в его голосе было столько же, сколько тепла в метели за окном. Однако, сейчас Эсмонд точно заметил две вещи. Во-первых, на ресницах Реймонда не таял снег. Во-вторых, его младший кузен точно слишком сильно притих. И, медленно обернувшись, бедняга де Валли буквально мысленно простонал и взмолился всем святым. Он видел, как в Мажарова впился взявшей след лисы взглядом Маржитель. И едва успел открыть рот старший из аристократов, чтобы попрощаться с белоснежным мужчиной с золотыми глазами, как вдруг голос его брата прозвенел в тишине кабинета:

— Господин Мажаров тоже будет нас сопровождать.

Этот тон. Это был тон, которым не спрашивают, а утверждают. Даже не утверждают, а буквально требуют. Он звенел несколько капризно, не желая идти на уступки. Первый русский маг, которого они встретили, маг льда, офицер, да еще и такой сильный, что от одного его присутствия у Эсмонда подгибались колени, даром, что он сидел на диване, глядя почти обреченно на брата. Это была катастрофа.

— Не вижу в этом смысла, mon petit frère[1], — попытался он образумить брата, но говорить старался мягче. — К тому же, monsieur[2] Мажаров, наверняка устал после пешей прогулки. Le temps est terrible[3].

Но улыбка Маржителя уже была победной, ликующей, торжествующей. Он прекрасно знал, что кузен будет бессильно злиться, скрипеть зубами, но ничего не сможет сделать. Не родилась в этом мире еще сила, помимо матери, что могла бы совладать с капризами Маржи. И он, наглец, прекрасно знал об этом, наслаждаясь своей полной победой и безоговорочной капитуляцией того, кто должен сдерживать его, показывать положительный пример поведения де Валли.

— Среди офицеров нет магов. А я как раз хотел узнать больше о русских техниках. Тем более у мсье Мажарова, есть схожий со мной элемент, сталь, его вторая магическая жила. Это будет познавательно. Не за тем ли нас отправил сюда твой отец, mon coeur[4], узнавать новое? — с каждой фразой рыжий чародей улыбался все шире, обнажая свои более длинные, чем у обычных людей и острые клыки. Дурная наследственность от дяди Маржителя и Эсмонда, мага чье имя все де Валли пытались забыть и больше никогда не вспоминать. Тёмное пятно репутации, которое в насмешку оставило свой отпечаток и страх в энергичном и светлом мальчике.

— Если так будет угодно Александру Федоровичу отпустить сего достойного офицера с нам,  и если он сам согласиться, — сквозь зубы процедил Эсмонд, явно не радуясь такому скорому проигрышу. Глаза его потемнели и свет от свечей начал мерцать, подтверждая, что будущий светоч французской дипломатии не в духе. 

— Вот и прекрасно, — промурлыкал огненный маг и подошёл к русскому офицеру ближе, заглядывая в необычного цвета глаза, словно абсолютно не боялся обжечься этим холодом, как будто собственное пламя глаз способно выдержать любую ледяную бурю. — Admirable[5]! — выдохнул он и обратился уже непосредственно к объекту спора, — я не видел таких глаз еще ни одного живого существа.

— Боюсь, капитан Мажаров не совсем та кандидатура, которой престало бы сопровождать столь высокопоставленных господ, — начал осторожно Парлиан, мысленно добавив, что это абсолютно не та кандидатура. Будь его воля, он бы и сегодня запретил молодому офицеру приходить, но в такую непогоду только он мог дойти быстро и без приключений. Что правда, то правда. Метель была Мажарову любимой женой, матерью и сестрой. — Да и его социальный статус и знание вашего родного языка... Позвольте, господин де Валли, среди моих офицеров найдутся достойные... 

Сам же Мажаров был неподвижен, несмотря на то, как его просто обсуждали в его же присутствии. И даже не моргнул и глазом, когда его назвали "недостойным". Он это знал. Падшая аристократия, сошедшая с ума мать из высших кругов, чье имя больше не произносится вслух, отец из обычных работяг... Он прекрасно знал, чего стоит внимание столь высокопоставленных господ. И как остальные офицеры, что сейчас потеряли внимание Маржителя, буквально прожигали его взглядом. Это был его шанс.

— Благодарю за столь высокую оценку моего облика, господин де Валли, — он не говорит, он ласково шепчет. И голос его буквально падает тяжелым теплым одеялом на плечи той самой сладкой хрипотцой. Он смотрит точно в янтарные глаза, не смея отвести взгляда. Знает, что эта игра устанавливает сейчас его положение в отношении господ. И какой же холод идет от его отточенных движений. — Впрочем, они не сравнятся с вашими глазами. Мне доводилось всего раз в жизни видеть янтарную комнату, но, уверен, там не найдется ни одного камня, подобного цвета. 

— Вы мне льстите, Реймонд, — тут же отзывается француз, его мягкое французское произношение звука "р", в одночасье остановится твердым и раскатистым, когда он произносит это имя. Как гремит сталь в наковальне, как буря лавы поднимается из недр, способная поработить все и подчинить. — Но я бы не прочь глянуть на легендарную комнату полную янтаря… и золота.

Парлиан вытаращил глаза на Мажарова, умоляя его закрыть рот. Но Реймонд сделал вид, что не заметил этого взгляда. Он только снова мягко поклонился. 

— Если сам главнокомандующий считает, что они, — его белая с красными костяшками от мороза рука взметнулась, указывая на растерянных офицеров, что явно упустили нить внимания младшего из гостей, — являются более достойной компанией для Вашей Светлости... Я направлюсь обратно в казарму. 

— Капитан! 

— Я разве не процитировал вас, главнокомандующий? — мягко уточнил Мажаров, и в глазах его заблестели опасные огоньки. Он буквально заставил главнокомандующего поперхнуться собственным гневом.

— Полно вам, Александр Федорович, господин Мажаров, — по лицу Эсмонда было видно, что он откровенно сдался. Спорить с Маржителем — лишь испортить себе настроение до конца путешествия. Кузен уже взглядом, при этом не прекращая улыбаться самой нежной улыбкой, что у него была, клялся превратить его жизнь в ад, если этот офицер не покинет дом вместе с ними прямо сейчас. — Мой кузен настаивает, и я не нахожу в себе сил ему отказать.

«И вам не советую», — мысленно добавил он, очень даже надеясь, что глава российского магического подразделения армии Его Величества прекрасно умеет читать мысли.

— Скоро ведь День рождения Императора. Мы приглашены, будете ли вы там, mon trésor[6]? — спрашивает Маржитель и все же первым отводит глаза, чтобы посмотреть на растерянных господ и одобрительно им улыбнуться. Он все еще находил их забавными, но человек перед ним был похож на многогранник из льда. Он сиял среди прочих, манил и ранил холодом, заковывал в бесконечный лед, стоило только потерять бдительность. Решение было окончательным. И младший де Валли впился взглядом в главнокомандующего, требуя от него ответа. Прямо сейчас.

— Капитан Мажаров, — вздохнул Парлиан, сдавшись. В конце концов, это малая цена за спокойствие. Кажется, Маржитель потерял полностью интерес к его офицерам, что означало, что он мог просто пропасть из под их наблюдения. Но оставлять его один на один с этим человеком... — Приказываю вам сопровождать господ де Валли во время их пребывания в Петербурге. Задача ясна?

Вот так просто, одной маленькой капризой и властным голосом, решается судьба офицера. И Реймонд только выпрямляется еще сильнее, расправляя плечи. Отточенное движение - он поворачивается к главнокомандующему и прищелкивает бойко каблуками. Его руки ловко надевают фуражку, после чего правая рука поднимается к виску. Ни одного лишнего движения. И только снежинки лежат на белых ресницах. 

— Так точно, — даже голос его звучит сталью, покрытой инеем. Он оборачивается снова к рыжему французу. — Если ваша Светлость желает, чтобы я сопровождал их, то так тому и быть.

«Храни господь Петербург...», — только и смог обреченно подумать Парлиан, протягивая документы Эсмонду.