The shape of forgiveness and mid-july heat

     Лето в Джексоне обычно достаточно приятное, по словам Томми и Марии, но этот июль был особенно жарким. Элли считает, что здесь жарче, чем в любом другом месте, а Джоэл только смеётся над её хныканьем, рассказывая о техасском лете, которое доходило до 38°. Она не уверена, что верит ему.

       Не то чтобы её это действительно волновало, потому что прямо сейчас ей невероятно жарко, а это середина ночи. На этот раз им не мешают спать кошмары. Они вдвоем лежат в спальне поверх одеял с открытым окном, пытаясь заснуть в удушающей жаре.

       Она слушает стрекотание цикад и дыхание Джоэла, вся эта шумная тишина успокаивает.

       Но сейчас так жарко, а она всё лежит и думает. Её мысли неизбежно возвращаются к ранней весне. Больница, Цикады, ложь. Её рука рассеянно скользит к медиатору, и она легонько проводит большим пальцем по буквам.

       Она бросает взгляд на Джоэла. Его глаза закрыты, а пальцы выбивают ровный ритм на животе.

       Гнев и боль, которые кипели под её кожей в течение тех двух недель, когда она возвращалась в Джексон, возвращалась домой, теперь давно ушли, сменившись тихим принятием. Она знает, что он соврал, и она знает, что в той больнице случилось что-то ужасное, и она так же знает, что на самом деле было больнее всего то, что он просто не сказал ей.

       — Ты убил их всех, ведь так? — спрашивает она в тишине, и тишина трещит и разбивается в неумолимом следе её голоса. Здесь нет ни обвинений, ни гнева. Её голос удивительно спокоен, но на самом деле это не так уж удивительно. Она не сердится на него. Она просто не может.

       Джоэл замирает совершенно неподвижно.

       — Что? — полушепотом спрашивает он надломленным голосом. Она знает, что он просто тянет время или пытается избежать разговора.

       — Цикады. Что-то пошло не так в больнице, и ты убил их всех. — Бежать некуда, и она замечает, как быстро меняется выражение его лица.

       — Элли…

       Она садится, и он прерывается, оглядываясь на неё, тоже принимая сидячее положение.

       — Я знаю, когда ты лжёшь, — говорит она, и это правда, в каком-то смысле, не для кого-то другого. Она узнала его лучше, чем кто - либо другой за это долгое время. Даже лучше, чем Томми, несмотря на то, что он не знал всех подробностей его прошлого. Или, может быть, это потому, что она не знает всего этого. Может быть, это значит, что она видит его таким, какой он есть сейчас.

       Он вздыхает, проводит рукой по лицу. Затем он смотрит на неё, и в его глазах вихрь страха и боли, как будто краски смешиваются в одном из маленьких пластиковых стаканчиков, которые он принес ей в первую неделю их пребывания здесь.

       — Они собирались убить тебя, — говорит он так тихо, что ей становится немного больно. — Они собирались убить тебя, даже не оставив выбора.

       И Элли просто кивает, глядя вниз, где её пальцы перебирают свободную нить в одеяле. Она знала, и это подтверждение не заставило её затаить дыхание, как она ожидала.

       На мгновение воцаряется тишина, прежде чем она поднимает взгляд от своих рук.

       — Как думаешь, они могли бы это сделать? Спасти мир?

       Джоэл на мгновение зажмуривается и делает глубокий, успокаивающий вдох, прерывисто выдыхая.

       — Нет, — отвечает он. — Я имею в виду ... я не знаю, может быть, они могли бы сделать вакцину, которая работала бы. Я не очень разбираюсь в таких вещах. Но я точно знаю, что мир не совсем в целостности. Раздача вакцины всем была бы чертовски невозможна, если бы они даже смогли сделать достаточно. Я знаю, что в мире слишком много заражённых, чтобы когда-нибудь это исправить. — он делает еще один глубокий вдох, а затем встречается с ней взглядом. — И я знаю, что обещал тебе не уходить без тебя. Я сдержал своё обещание. Я бы сделал это снова.”

       Снова на мгновение воцаряется тишина, пока она ищет на его лице ложь, а он ищет на её лице вину.

       Потом она говорит:

       — Я не злюсь на тебя, Джоэл. — Она вздыхает, и линии его лица смягчаются, а вокруг глаз появляются морщинки, как будто он вот-вот заплачет. — Я не хочу умирать. Никто никогда не говорил, что мне придется это делать. — она снова опускает взгляд, дергая нить сильнее, пока та не рвётся, и она обматывает её вокруг пальца. — Может, мне следовало принять. Может быть, мне стоило разозлиться на тебя за то, что ты мне этого не позволил... но это не так. Не знаю, значит ли это, что я плохой человек, но ...

       — Это делает тебя человеком, малышка. Тебя вообще не должны были ставить в такое положение. — Его кулаки сжимают одеяла, прежде чем он медленно выдыхает и ослабляет хватку. Ярость накапливается и высвобождается подобно приливам и отливам. Она находит какое-то странное утешение в его постоянстве, в знании того, что он сделает, чтобы защитить её, как лесной пожар или наводнение, сметая всё, оставляя только их двоих стоять среди спокойных обломков мира.

       — Спасибо, — говорит она, но он обрывает её.

       — Не ... не благодари меня, Элли. Тебе и не нужно - это моя работа. Защищать тебя. Помнишь? — Его голос грубый, как гравий, и она слегка улыбается краешком рта, вспоминая опасения их первой встречи.

       Она пожимает плечами и кладет голову ему на плечо, не обращая внимания на жару и пот.

       — Может быть, — тихо говорит она в душную темноту, которая так похожа на дом больше, чем какое-либо другое место. — Может быть, так и должно было случиться.

       Он обнимает руками её плечи и притягивает к себе, утыкаясь поцелуем в её волосы.

       — Да. Да, может и так, детка.

       — Я люблю тебя, Джоэл.

       Он улыбается, и она чувствует это на своей макушке.

       — Я тоже люблю тебя, малышка. Так сильно.

       — Так сильно, — шепчет она ему в мягкую рубашку.

       И они в порядке. Сломленные в одних местах и истерзанные в других, но они вместе, и они что-то вроде целого. И этого достаточно. Этого более чем достаточно.