Плохое будущее

Взрослый парень в помятой белой футболке и черных джинсах, путаясь в ногах на ходу, спотыкается и чуть не падает, идёт спешно, задыхаясь и матерясь, пытается как можно быстрее пройти к нужному кабинету. Времени совсем мало, считай, почти нет, каждая секунда на кону. Надо. Надо как можно быстрее дойти, увидеть, отпустить и забыть к чертям собачьим все это недоразумение навсегда.

Да кого он обманывает? Вместе со смирением и, якобы, ненавистью к своей нынешней любви, он просто выдирает своё сердце, кладёт на золотое блюдечко и предоставляет Мойре — богине судьбы. И ядом хочется плеваться в эту богиню, проклятья накидать всевозможные, обматерить трехэтажным матом, а после, стоя на коленях, раскаяться и попросить ещё одного шанса на счастье. Но после такой токсичности богиня лишь надменно фыркнет и посмеется над жалкостью простого существа и сделает в два раза больнее, чтобы он понял, что жизнь — не игрушка и если он снова попытается перед верховным существом так выделиться — больше его щадить не будут, а сейчас иди и ной себе в уголке и помалкивай.

И как бы больно и обидно не было, пока не осквернил прекрасную диву, в которую не верил до сего момента, она дает тебе шанс и говорит: «быстрее и тогда лишь успеешь», а уже взрослый парень пользуется шансом и старается идти как можно быстрее и хочется перейти в бег, но ноги ватные от нервов и просто никак не получается бежать. Слезы скапливаются в уголках глаз и чудом не катятся по щекам. Надо себя контролировать, до последнего.

Надо быть веселым и радостным, чтобы умирающий запомнил перед смертью тебя именно таким.

Чертова примета. Вроде и правильно, а вроде как тут вообще делать улыбчивую гримасу и держать свои слезы?! Как эти недолюди скрывают сильную боль и скорбь под маской? Если бы Германия только знал, то он бы ее надел и не беспокоился, что его любимый запомнит его в последние секунды жизни плачущим и дрожащим от страха потери того, кого любит всей душой и сердцем.

Знакомая кожаная дверь. За ней слышен смех и обычные разговоры. Будто ничего не произошло и все нормально. Обычный солнечный день. Как всегда, да, именно, как всегда, ничего нового, самый обычный рабочий день. Рука касается холодной ручки двери и резко вздрагивает, когда слышится знакомый смех. Такой звонкий и нежный, но слышится несвойственный ему хрип и где-то в сердце болезненно кольнуло. Немец набирается смелости, приглаживает непослушные пряди волос назад и открывает дверь.

Застывает и пристально смотрит, держит себя в руках, но готов упасть прямо здесь и сейчас на колени. Но держится, буквально на честном слове, как и его «маска», которую надели родные люди его любимого. Они все повернулись к нему, закончив разговор, и смотрели на него, ожидая дальнейших действий.

Но Герман не видит ничего, кроме одного человека. Высокого парня с белыми волосами, на его руках полностью в крови бинты, на шее тоже в два слоя бинт и лицо… К горлу подступила тошнота, но не от отвращения, а от отчаяния. От подбородка идет черная линия к скуле и там разделяется на две линии, одна которая уходит к уху, другая к носу, на правом глазу черная глазная повязка.

Все знают, что значат эти черные линии на лице России. Они не только на лице, но и по всему телу, прячущиеся под бинтами, что сдерживают их распространение по всему телу дальше. Оттягивают неизбежное. Парень в шапке-ушанке слабо, через боль, улыбается, глядя на своего немца в шокированном состоянии, медлительно поворачивается к своим братьям и сестрам, кивает им и кратко кашляет.

— Прошу, оставьте меня с Германией наедине.

Никто не хотел уходить, но русский настаивал. Вся родня нехотя вышла, даже не взглянув на немца, а он так и продолжал стоять столбом, пока сам Федерация не стал к нему подходить. Тогда Германия очнулся и быстрым шагом оказался рядом с высоким парнем, положив ему ладони на грудь и прижался, закрыв глаза.

— Нет, стой, не ходи, идиот, ты еще сильнее ранишь себя, прошу, стой… — громко требует немец и в конце его голос содрогается от хрупкости своей маски.

Россия вздыхает и качает головой, тем не менее улыбается, мягко кладя ладони на напряженные плечи Германии и касается губами его макушки, погладив второй рукой по волосам. Они стоят в неловком молчании. Германия не знает, что сказать, а Россия не может.

Мысли, словно вихрь, крутятся в голове немца и вскоре его окутывает гнев от тоски, он внезапно отходит от Росса, встав от него на расстоянии вытянутой руки, хмурит брови, сжимает кулаки и скалит зубы.

— Зачем… Зачем ты вступил в эту чертову войну?! Чего ты этим добивался?! Ты не всемогущий, я говорил тебе остаться в стороне, почему ты никогда меня не слушаешь?! — слышится всхлип, но крик души продолжается, — ты именно этого хотел? Хотел умереть и бросить меня на произвол судьбы?!

Германия пыхтит от гнева, а Россия покорно слушает, с равнодушием на лице, но глаза виновато опускаются в пол. Он понимал свою ошибку и хотел вернуться в прошлое и изменить свое решение, но уже поздно. Поздно думать, надо было раньше, а сейчас надо принять последствия своих необдуманных действий и смириться, что уже одной ногой в могиле.

— Я хотел защитить тебя, Гер, — русский медленно поднимает взгляд на немца и вытирает кровь, что потекла из уголка рта, — я боялся, что они могут тебе навредить и я себе этого никогда не прощу…

Россия устало закрывает глаза и спиной облокачивается о стену, слышит громкий топот и после теплые руки у себя на плече и щеке. Россиянин медленно открывает глаза и смотрит на перепуганного парня, вымученно улыбнувшись.

— Я и сейчас себя не прощу и даже не буду просить прощения у тебя, потому что я его не заслуживаю.

И глаза, будто налитые свинцом, снова закрываются и слышится тяжелое дыхание. Устал. На разговоры тратятся больше сил, чем на поддержание себя в физической форме. Чувствуются неуверенные объятья и Федерации становится тепло на душе. Вскоре он находит силы предложить унывающему немцу:

— Пошли на пшеничное поле, хочу его в последний раз увидеть с тобой.

Герман в ужасе раскрывает глаза и понимает, как же это скоро произойдет, но и не думает противиться желанию любимого. Последнему желанию…

Германия берет под руку слабеющего на глазах Россию и медленно ведет его к нужному месту. К счастью, без лишних глаз, иначе бы немца послали и отобрали его последние минуты провести с человеком, которого любил уже несколько лет.

Золотистое поле и знакомый с детства запах навивает веселые воспоминания, как два юнца, не понимающие друг друга из-за разных языков, все равно умудрялись играть и понимать друг друга без слов. Ночное небо, усеянное тысячами холодных звезд, строили различные созвездия, а прямо по-середине — абсолютно белая луна. Бледная, как от ужаса происходящего, будто знает, что скоро этот юный парень отправится в мир мертвых, почти тем же путем, что и его отец. Зато не в одиночестве, а с человеком, что значил для него все. Мир, галактику, вселенную. Он был его вселенной, которую увидит в последний раз и не пожалеет о выборе никогда, навсегда останется в сердце немца и хочет, чтобы он помнил о нем только хорошее.

— Я знаю, что ты любишь астрономию, — тихонько начинает разговор Россия, чувствуя, как из-за этого вздрогнул рядом сидящий парень, — а я так и не выучил расположения этих созвездий. Ковша там… Покажи мне их.

И так заводится между ними разговор, спокойный и обыденный, как самый обычный вечер. Кажется, что они сейчас встанут с пушистого поля, пойдут домой, уснут и проснутся на утро бодрыми и готовыми вновь любить и радоваться друг другу.

Как бы этого хотелось немцу, который был уже не в состоянии разговаривать, хотя очень хотел. Россия понимал и не напрягал его, давая собраться с силами. Германия закрывает глаза и тихо начинает напевать себе под нос:

— Прекрасное далеко, напрасно и далеко…

— Бессмысленно жестоко, дорогу забудь, — с усмешкой подхватывает Российская Федерация.

— Без выхода и входа, к напрасному далеко, — выдавливает из себя буквы республика и скомкывает в кулак футболку.

— В напрасное далеко, ты не найдешь свой путь, — заканчивают строчку оба и замолкают на пару секунд.

— Я удивлен, что ты помнишь эту песню, Гер, — улыбается ему россиянин и, к удивлению, получает улыбку в ответ.

— Росс, я люблю тебя… Я очень-очень сильно буду по тебе скучать, — улыбка исчезает с его лица, — неужели правда ничего нельзя сделать?

— Если бы я мог, Гера, я бы обязательно прекратил это, — улыбка исчезает и с его лица тоже, слышится надрывистый кашель, а затем его крепко обнимают за плечи, — я очень сильно этого хочу, но я не могу…

И вновь молчание, что так сильно давит на психику. Немец то и дело поглядывал на Россию с испугом обнаружить, что его уже нет, но он все еще здесь, смотрит на звезды и через силу дышит. Дышит для него, до тех пор, пока он его не отпустит.

С каждой минутой становится все больнее и больнее, Федерация поворачивается к Германии и обнимает его, настолько крепко, насколько может и целует в скулу, затем смотрит в его уже смирившиеся глаза и вздыхает.

— Я люблю тебя, Гер, я так сильно тебя люблю. И я умру, с душой, наполненной любви к тебе. Знай, с каждым вдохом и выдохом, я думаю сейчас только о тебе. Я желаю тебе только самого наилучшего и ты это знаешь, — Россия кладет большой палец на нижнюю губу немца и немного ее оттягивает, — прошу, не держи меня. Я всегда буду рядом с тобой и буду защищать тебя. Ты будешь жить счастливо, а я всегда буду в твоем сердце, рядом. Поглядывай на звезды и вспоминай обо мне, хорошо? Я буду наблюдать за тобой.

Россия хитро щурится и ухмыляется, затем нежно накрывает губы немца своими, чувственно сминает и ладонью притягивает сильнее к себе, а Германия только поддается рукам горячо любимого русского, жмется к нему всем телом и не хочет отпускать. В мыслях уже желание отправиться на тот свет вместе с Россией, но тот скорее его насильно вытолкает обратно и отругает, а затем уйдет, подарив еще один прощальный поцелуй.

А сейчас этот поцелуй обрывается и Германия с ужасом наблюдает, как Федерация начинает стремительно рассыпаться у него на глазах.

— Нет… Нет! Россия, прошу, не надо! Не покидай меня, прекрати!

— Я люблю тебя. Прощай.

Прощальная слеза скатывается по щеке России и он исчезает, последние частицы его уносит ветер и всё, что от него осталось — шапка-ушанка и ветровка, которые так любил Россия и которые оставил он немцу. Германия хватается за оставленные вещи, смотрит вдаль и неосознанно поднимает взгляд на луну. Слезы скапливаются в глазах. Всё быстрее и быстрее. Моргает раз, моргает два и еще несколько раз, слезы спешно катятся по щекам и падают на колосья пшеницы под ним, закрывает глаза и кричит что есть мочи. Срывает голосовые связки, но продолжает отчаянно кричать, показывая луне и той самой богине свою скорбь и боль. Те же просто горько усмехаются и отворачиваются, махая рукой на прощание.

Не может быть хорошего будущего без тебя, Росс. Это плохое будущее.