Это становилось «нормой».
В этом адском месте.
День за днем; словно зацикленная кинолента. Повторение одного и того же цикла. Работа, сон, работа, сон. И иногда это мерзкое, гадкое, это...
И сегодня произошло то же самое.
Где-то в темном закоулке подземного лабиринта. Там, где не было камер. Этот человек — кажется, его звали Тамура, но это было и неважно, впрочем — затащил его сюда, после чего решил повторить это отвратительное действо, невыносимо...
Чужой язык властно прошелся по коже шеи, оставляя неприятную липкую дорожку, проходя языком по волосам, после чего отстранился. Его резко подняли за подбородок и заставили взглянуть на себя, прямо в глаза — Тамура держал крепко, голову не повернуть — после чего широко ухмыльнулся, словно зримое им казалось ему самым настоящим наслаждением.
— Вот видишь, Сейя-тян, как нужно. Как хочется мне, а не тебе.
Сдохни сдохни сдохни только сдохни сдохни...
— Говна пожри, мразь, — прошипел Итидзе, плюнув ему прямо в лицо.
— Ну нет, так говорить нехорошо...
Тамура с легкой ухмылкой протянул руку к чужим штанам и резким рывком стянул их прочь вместе с бельем, после чего резко наклонился вперед, буквально нависая над Итидзе. Были бы свободны сейчас руки, не связанные этой грязной мерзкой тряпкой, он бы от души заехал гаду в челюсть — но все это оставалось разве что в недостижимых мечтах. Аккуратно проведя по лицу жертвы рукой, Тамура смочил пальцы ее слюной, после чего лаконично заметил:
— Другой смазки нет, так что и это сойдет.
Он медленно ввел пальцы в анальное отверстие, отчего Итидзе крепко закусил губу, не желая не издавать ни единого звука сейчас, никакого, лишь бы этот мудак подавился своими звериным похотливыми желаниями и не получил ничего из того, что хотел. Наслаждения, экстаза, от чего он там кайф ловит, от чужих стонов? Ничего не получит, а потому, когда пальцы вошли глубже, он крепко сжал зубы, чувствуя, что в любую секунду может не выдержать и сдаться.
В унизительном стоне... От одной лишь этой мысли становилось невыносимо мерзко.
Сморгнув слезы, он замер в немом ожидании, полном страха, когда Тамура вынул пальцы и потянулся к ремню. Вдруг что-то схватило Итидзе за волосы, крепко — он только лишний раз подумал, что надо было состричь их к чертовой матери почти под ноль, лишь бы не давать этому уебку возможности вытворять подобное — и он...
Блять. Только не э...
— Не тяни, красавица.
Свободной рукой, той, что не удерживала жертву за волосы, он держал член. Крепко сжав зубы, Итидзе резко опустил взгляд вниз.
Нет, это зашло слишком далеко.
Согласиться на подобное...
Было ниже его достоинства.
Хотя о каком достоинстве вообще могла идти речь.
Недовольный отсутствием реакции, Тамура вдруг резким движением заставил Итидзе откинуть голову назад, после чего бесцеремонно ударил его прямо по носу. От неожиданности тот охнул, почувствовав, как хлынула кровь — и в это же мгновение чужие пальцы проникли в рот, заставив раскрыть его еще шире. Он попытался было вцепиться зубами, да не вышло — повторный удар в голову заставил его на мгновение потерять ориентацию и любую иную способность хоть как-то мыслить.
В голове было мутно...
Сверху раздался смешок Тамуры.
— Неплохо! А еще сопротивлялся! Лучше девчонок в Есиваре!
Стоял у него колом. Может, у Итидзе тоже. Лишь бы это было не так.
Наконец, Тамура отступил.
Сил отплевываться не было. Их в принципе не осталось, а потому, когда его не слишком-то нежно перевернули на живот и швырнули на пол, Итидзе ничего не сделал, где-то внутри желая дать волю ненависти. Он бы убил этого уебка и выколол ему глаза любым попавшимся под руку предметом, но только вот...
Нет.
Ничего ему за это не будет. Сослать сюда — все равно что подписать смертный приговор. Он за убийство этого мудака получил бы меньше, чем тот срок, к которому его приговорил председатель.
Его бесцеремонно прижали к холодному каменному полу.
Ласкался Тамура грубо, это и ласками-то назвать было трудно — одно издевательство. Царапался и оставлял на коже неглубокие следы — мог бы и постараться, раз уж кислорода не давал. Итидзе хотелось съязвить по этому поводу, но он промолчал.
Лучше не ворошить муравейник.
Вошел Тамура резко и грубо — без всяких прелюдий.
Руки он держал крепко. Оттянув их назад, он пожирающим хищным взглядом следил за тем, чтобы Итидзе не развязал веревку и не добралась до его глаз или горла — но сейчас было абсолютно не до этого. Если он надавит еще чуть-чуть — все. Можно считать это концом. Прижатый к полу в такой позе, Итидзе ничем не сможет ему ответить, лишь взглядом если, но это все равно что ничего.
Рука на затылке крепко вцепилась пальцами в кожу, с каждым толчком впиваясь ногтями все крепче. Так можно было и скальп содрать, ха-ха, образно говоря конечно, но лучше уж скальп, чем все то, что происходило сейчас. Грязное, мерзкое, унизительное...
Это продолжалось слишком долго.
Невыносимо.
— Я тебе ебало разобью, — просипел Итидзе, едва сдерживаясь от мучительного стона с каждым толчком. — Ты, с-с-собака, прощения у меня просить будешь... Ах!
Он почувствовал, как что-то теплое разлилось внутри, отчего его скривило в отвращении, но Итидзе терпеливо молчал. Чужая рука внезапно отпустила волосы и коснулась пальцем затылка, после чего начала идти ниже и ниже, по футболке, пока не спустилась на оголенный позвоночник.
Затем Тамура провел ладонью по бедру, нежно, аккуратно, будто бы и не он делал все это.
Наклонившись к самому уху, он прошептал:
— Вот и хорошо.
Тамура поднялся, после чего развязал ему руки. Затем он исчез в темноте коридоров.
Оставшись наедине, Итидзе медленно сел и прислонился спиной к холодной каменной стене. Он цинично взглянул на оставшиеся на запястьях следы от крепкой веревки, после чего потер их рукой. Стоило поторопиться, пока... Хотя все и так было известно. В этом грязном месте, скотном дворе...
Он быстрым движением протер глаза, после чего поднялся на пошатывающихся ногах.
Все будет хорошо. По-настоящему. Когда-нибудь...
Оставалось лишь верить.