Северус очнулся от холода. Попытался открыть глаза — и не смог. Плотная повязка закрывала обзор, во рту был шарик-кляп, руки и ноги привязаны к стулу. Северус мгновенно напрягся, но тут по плечам скользнули знакомые холодные пальцы, мужчина отсчитал дни, мысленно чертыхнулся и расслабился.
Ситуация повторялась неоднократно.
Всё это глупо и, в общем-то, уже привычно: каждую субботу Северуса Снейпа похищает кто-то неизвестный. Накануне вечером Северус занимается зельями с Гарри Поттером. В конце занятия нерадивый ученик готовит потрясающий кофе, распивает его с учителем и уходит. Кофе — совершенно обычный, в этом Северус уверен. Поттер точно уходит — в этом Северус тоже уверен, потому что каждый раз видит, как тот трансгрессирует, а потом бывший шпион лично закрывает дом чарами. После этого Северус ложится спать, а просыпается уже с завязанными глазами. Под утро он буквально падает в глухую тьму и приходит в себя в собственной кровати с полным отсутствием каких-либо следов предшествующей ночи. И ничего. Никаких зацепок относительно личности похитителя. Неизвестный знает толк в маскировке. Как и в удовольствии.
Да-да, именно в удовольствии, потому что никак иначе то, что он делает, назвать нельзя. Даже у Северуса, при всём его цинизме, язык не поворачивается отрицать это. В эти ночи для Северуса всегда есть ограничения. Ему нельзя видеть, нельзя говорить, нельзя двигаться — только чувствовать. Чувствовать и слышать. Отключив добрую половину мировосприятия, неизвестный добивается удивительной чувствительности тела и самое забавное — почти полного отсутствия психологических ограничений. Северус абсолютно беззащитен в этой ласкающей темноте. И он уже не язвительный мизантроп, привыкший всё контролировать и никогда не относившийся с доброжелательностью к экспериментам в постели, а просто свободный человек, которому можно иногда под занавесом темноты позволить себе кое-что аморальное. И некогда отвратительная беззащитность неожиданно оказывается возбуждающей, а сознание наконец начинает освобождаться от многолетних «нет», «нельзя», «категорически нельзя». Тело предаёт Северуса, и он уже даже не пытается сопротивляться этому.
Вначале всё, конечно, было не так. Если бы Северус мог, он бы размазал этого неизвестного тонким слоем по стенке. Но таинственный похититель, казалось, предусмотрел всё, даже большую магическую силу Северуса, воспользоваться которой стало невозможно. Абсолютная беспомощность. Северуса это доводило до бешенства и оргазмов, ярких и мучительных одновременно. А наутро мужчина мучился сотней вопросов, от «кто этот мерзкий ублюдок?!» до «что ещё за вид ограничения магии?».
Стоило признать, что похититель знал, что делал. Зажимы, фиксация, игрушки, страстные поцелуи, сильные горячие руки — похититель ловко умудрялся сочетать несочетаемое. Несмотря на всё это он никогда не доставлял чрезмерной боли, и Северус был ему за это благодарен. Видит Мерлин, незамутнённой боли ему в этой жизни хватило. Самые первые ночи были сплошной борьбой, попытками сбежать и проклясть, жалкой борьбой за свободу, в которой Северус ожидаемо проигрывал. Похититель был сильнее, мощнее, ловчее, а магия, увы, была недоступна. Впрочем, всё самое интересное началось чуть позже, когда, видимо, похититель понял, что Северус не собирается впадать в депрессию и ломаться. Но Северус Снейп ещё никогда так просто не сдавался.
И вот сейчас. Очередная, неведомо какая по счёту ночь. Кажется, это длится уже несколько месяцев. Северус вздрогнул, почувствовав лёгкое поглаживание обнажённого бедра, и замер в ожидании. Быстро не происходило никогда и ничего. Он возбуждён, и похититель это видит, и Северус знает, что он видит, и это заводит ещё больше. Зельевару всегда не хватало в жизни искренности и открытости, пусть и такой… экзотической. Все эти мысли проносятся в голове мужчины за мгновение, пока он чувствует лёгкое дуновение ветерка на разгорячённой коже и слышит тихие шаги. Ожидание — самое мучительное и самое сладкое одновременно, что может быть в этих встречах. За время, пока похититель готовится, Северус успевает так накрутить себя, что готов кончить едва ли не от одного прикосновения. Он ловит себя на мысли, что такая чувственность — сюрприз даже для него самого, но тут же забывает об этом, когда чувствует лёгкое прикосновение губ: к груди, животу, бедру. Хочется сильнее, ближе, больше, но верёвки не дают пошевелиться, а похитителю нравится играть.
Северус больше не стесняется своих стонов, потому что не реагировать нельзя, а ощущать восхищённые взгляды, хоть и странно, но необходимо. Странно понимать, что кто-то может так самозабвенно его желать, а то, что похититель его желает — очевидно. За всю свою жизнь Северус не особо задумывался об отношениях, не было ни времени, ни желания. По сути это его не интересовало вовсе. Он хранил верность своей Лили и только после войны смог отпустить её, вздохнув чуточку легче. А сейчас… право, это в самом деле странно. Что в Северусе такого, что заставляет неизвестного похищать его каждую неделю?
Ладони ласково скользят по коже, пока ещё невесомо, и Северус чувствует, как бегут по спине мурашки. Это невыносимо, от этого невозможно оторваться. Незнакомец целует обнажённые плечи, проводит по жилистым предплечьям, задерживается на чувствительной коже внутренней стороны локтя, острыми ноготками проводит по позвоночнику. Он играет гимн телу Северуса, хотя сам обладатель тела не понимает, как это возможно.
Незнакомцу нравится беспомощность Северуса, его закинутая голова, открытая шея, на которой он неожиданно оставляет болезненный засос, прерывистое дыхание и редкие всхлипы. Он играется, как мальчишка.
Тело Северуса охватывает жар, а незнакомец склоняется и невесомо скользит губами по колену, бедру. Северус теряется в ощущениях и пропускает тот момент, когда атмосфера неуловимо меняется. По коже груди проходится леденящим холодом цепочка, и зажим смыкается на соске, вызывая жжение и волну боли. Тяжёлая подвеска едва ощутимо царапает кожу — кажется, на ней какой-то камень, и зельевар сосредотачивается на этом, отгораживаясь от боли. Незнакомец поглаживает член своей жертвы — легко, нежно, мимолётно, но этого хватает, чтобы возбуждение снова выступило на первый план. Кончать нельзя — пока нельзя — и остаётся только мучиться от собственной беспомощности и восхитительного бездействия незнакомца.
Северус жмурит глаза под повязкой, отчаянно стараясь не стонать, но закусить губы невозможно, и незнакомец явно этого и добивается. Северус знает: сопротивляться бесполезно, но не желает оставить своё упрямство, раззадоривая его. Где-то недалеко раздаётся звон склянок, хрусталь — привычно отмечает Северус, пытаясь угадать, что ждёт его на этот раз. Всегда это по-разному. Сценарий никогда не повторяется, его будто продумывают заранее. А может и продумывают.
На самом деле Северусу всё кажется знакомым: запах дома (он точно знает, что находится в подземельях), запах похитителя, его вздохи, шаркающие шаги домового эльфа (на удивление безмолвного), и — голос, Мерлин, голос, чуть хрипловатый, низкий, вибрирующий — он кажется до безумия знакомым, хотя Северус и слышал его всего несколько раз, когда похититель не удерживал стона. Настолько знакомым, что разгадка сама идёт в руки, но Северус почему-то не может поймать плавающую на задворках сознания мысль. Возможно, оно и к лучшему. Смог бы он так же свободно себя чувствовать, если бы знал, что рядом Кингсли или, упаси Мерлин — кто-то из его учеников? Хотя вот последнее явно вряд ли.
Едва ли Северус когда-то мог предположить, что окажется в такой ситуации. Едва ли он мог предположить, что окажется снизу. И, разумеется, даже не думал, что ему будет это нравиться. Северусу практически до безумия хочется знать, кто же этот похититель, но любой, кто знает его достаточно, не стал бы открываться. А похититель, видимо, знает его неплохо, раз за несколько месяцев так ничем себя и не выдал.
Откровенно говоря, Северусу всё это нравится: и жар широких ладоней, оглаживающих бёдра, и настойчивость губ, смелость ласк, эти дурацкие ограничения. Возможно, его возмущает способ, но уж никак не результат.
Незнакомец издевается. Он ничего не делает, но не даёт Северусу расслабиться. Он поглаживает и целует самые чувствительные места, заставляя забыть собственное имя. Северус не удерживает громкого протяжного стона, который перешёл бы в крик, если бы не кляп, когда незнакомец склоняется и на краткие мгновения берёт твёрдую напряжённую плоть в рот, проводит языком по выступившим венкам, слегка прикусывает головку. Верёвки сильнее впиваются в кожу, зажим чувствуется всё острее, и это почти невыносимо. Незнакомец перебирается чуть выше, прикусывает бедренную косточку и основательно останавливается на втором соске. Его руки, губы, язык ни на секунду не останавливаются, сводя Северуса с ума. Костяшки пальцев проходят по члену, и тут же в бедро впиваются острые ноготки. Северус приглушённо стонет, откидывая голову. Незнакомец в последний раз болезненно прикусывает сосок и отстраняется, оставляя связанного мужчину наедине со своими ощущениями.
Северус задыхается, не в силах мыслить ясно, а мучитель отходит, стуча каблуками туфель в такт бешено бьющемуся сердцу зельевара. И снова вокруг воцаряется тишина, а тяжёлый воздух оседает на плечах испариной.
Северус почти восстанавливает дыхание, насколько это возможно в его состоянии, но следующее ощущение снова сводит его с ума. Кожа к коже, плоть к плоти. Незнакомец седлает его, прижимаясь обнажённой грудью к груди Северуса, сжимая их члены между плотно сомкнутыми телами, прикусывает ключицу, на которой наверняка останется синяк. Он замирает, только целуя и массируя кожу головы, от чего Северус расслабляется. Он не может этому сопротивляться, никогда не мог.
Это невозможно, всё это просто невозможно.
Спустя несколько мгновений незнакомец обхватывает их члены и начинает медленно-медленно их ласкать, изредка лениво проводя пальцем по головке и размазывая по стволам смазку. Северус слышит его тяжёлое прерывистое дыхание, но знает, что он сдержится ради их совместного удовольствия, ради тех выматывающих, опустошающих оргазмов, на которые так щедра эта ночь. Незнакомец поглаживает и сжимает яички, скользя дальше — к анусу, но тут же возвращается, не давая Северусу ничего. А Северусу невыносимо хочется этого: боли, растянутости, сильных толчков, невозможности кончить, разведённых ног, связанных рук. Но незнакомец только мучает его. Он резко сдёргивает зажим с соска, заставляя Северуса захлебнуться криком-стоном, ощущая, как тысячи острых иголок впиваются в чувствительную бусинку. Это невозможно вынести, но мучитель грубо, почти до боли сжимает основание члена Северуса, не давая соскользнуть в беспамятство, заставляя плавать на поверхности удовольствия.
Он снова отстраняется, оставляя после себя прохладу и пустоту, и кружит вокруг, не издавая ни единого звука. Северус даже не пытается угадать, где его мучитель. Он вскрикивает, закидывая голову: по животу течёт что-то горячее, густое. Воск появляется на плечах, груди, бёдрах. Бессистемно, неожиданно, перемежаясь поцелуями, ласками и совсем изредка — прикосновением горячего языка к члену.
Волосы Северуса липнут к потным вискам, ко лбу. Из глаз начинают течь слёзы, когда горячая капля обрушивается на головку. Это невыносимо больно, и на секунду он выпадает из реальности, концентрируясь только на этой боли, а губы незнакомца между тем выцеловывают по бёдрам, и зельевар постепенно перестаёт дрожать. Этот… неизвестный… что бы он ни делал, Северус только подчиняется и с каким-то затаённым ужасом-восторгом осознаёт, что подчиняется с самым горячим желанием.
Безумие.
Северус томится и ждёт, слышит приглушённое «Чёрт» знакомо-незнакомым голосом и раздражённое шипение. Несмотря на туман в голове, он настораживается. Что-то идёт не так.
Незнакомец стремительно опускается на колени рядом с ним, кончиками пальцев ведёт по ногам, к члену, чуть задерживается на нём, и выше, а потом неожиданно накрывает головку, беря член почти до конца, позволяя ему упираться в горло. Северус стонет, мельком опасаясь за связки, сжимает запястья — не вырваться. Он тонет в этом жаре и неистовости. Он слишком возбуждён, чтобы долго продержаться: он это понимает, тем более, когда этот ошеломительный незнакомец так искусно толкает его к грани. Он насаживается ещё глубже, хотя кажется, что это невозможно, стонет, посылая вибрацию по стволу. Чужая рука скользит по бедру Северуса, изредка впиваясь ногтями, внося необходимую толику боли, оглаживает основание члена, и ниже, ниже. Палец касается ануса, поглаживает, но не проникает, и возвращается назад, к члену. И зельевар не выдерживает.
Северус откидывает голову, до красных звёзд зажмуривает глаза, чувствуя, как язык скользит по его плоти, пока он изливается внутри горячего ошеломительного рта. Он замирает на пике, наслаждаясь волнами удовольствия, которые дрожью прокатываются по его телу.
Невероятно. Всё, ради этого мига.
Незнакомец отстраняется и тяжело дышит, уткнувшись Северусу в бедро и сжимая его голень. Мужчина откуда-то знает, что на его губах белёсая жидкость, что он судорожно слизывает её, он почти видит это.
Наконец незнакомец тяжело поднимается, убирает влажные волосы со лба Северуса.
— Прости, — шепчет он поразительным хриплым голосом и отвязывает одну руку Северуса.
И спешным шагом уходит прочь.
Северус слышит его быстрые и будто бы нервные шаги вверх и не двигается.
Несколько секунд он осознаёт, что произошло. Его… отпустили? И он всё ещё в доме незнакомца?
Сердце делает несколько неровных ударов, ускоряясь.
Медленным движением он стягивает повязку с глаз и избавляется от кляпа. И только после этого осматривается. Удивительно уютный подвал: светильники, шикарная кровать, столик, заваленный всякими разностями, гобелены на стенах.
Со свободой появляется холодящее ощущение омерзения. Мерлин… и он это делал?! Северус отвязывает вторую руку и ноги, стараясь не смотреть на своё тело. Не спеша он применяет Очищающее, находит свою аккуратно повешенную на спинку стула одежду. Дверь из подвала открыта, его никто не держит. Северус не хочет знать, но уже понимает, где он мог видеть такой подвал. Его охватывает ужасное предчувствие, но он заставляет себя не спешить. Он осторожно поднимается по лестнице, чутко вслушиваясь в тишину дома, но, кажется, он и вправду один здесь. Для верности он использует несколько выявляющих заклинаний. И кроме сети защитных заклинаний не находит ничего.
Лестница заканчивается тёмным коридором дома Блэков. Северус в странном оцепенении направляется в кухню и на автомате ставит чайник. А потом непонимающе опускается на стул.
Этого не может быть.
Чайник кипит и выкипает, а Северус оцепенело смотрит в одну точку.
Этого просто не может быть.
Он сидит так неимоверно долгое время, не в силах решить, что дальше делать. Ему для этого нужен Поттер. Тогда он разозлится, тогда он… Северус прячет лицо в ладонях и ждёт. В чём был… смысл?
Хлопает входная дверь, орёт миссис Блэк, замолкает, звучат неровные шаги в коридоре.
Поттер вваливается в кухню бледный, пыльный, усталый, с кровью на виске, с порванным рукавом, с опалённой шевелюрой и съезжает на пол у порога. Он поворачивается и встречается глазами с Северусом. Бровь зельевара недоумённо взлетает вверх, а лицо остаётся непроницаемым и чуть брезгливым. Но Поттеру уже всё равно.
— Отсроченный портал и лёгкое магловское снотворное в кофе, — отвечает он на незаданный вопрос, а Северус неожиданно начинает истерически смеяться, не зная, убить ему сразу Поттера или подождать?
— Вы всё-таки идиот, мистер Поттер, — говорит он спустя некоторое время, прямым взглядом отвечая на вопросительный взгляд Поттера.
Всё ради этого мига.