Когда Эванс выворачивает запястье при взмахе волшебной палочки, Джеймс видит Нюниуса.
Джеймсу кажется, что он сходит с ума.
Волосы у Лили красно-рыжие. Ржаво-медные, тёмные, но яркие, как тяжело повисшие под дождём багровые осенние листья или пылающие в огне поленья, и сама она вся – словно новорождённая саламандра. И тем удивительнее рядом с ней – с закатным солнцем над безлюдным пляжем, горячей густой кровью, молодым вишнёвым ликёром, древним кельтским золотом – видеть Снейпа, кружащего, будто ястреб над своей добычей. Темнота и безлунная ночь, затягивающий в свои чернильно-синие воды омут, как ядовитое зелье из колокольчиков, что однажды варила его мать…
Поняв, что мысли его уходят куда-то не туда, Джеймс принимается щёлкать шариковой ручкой – очередная забавная магловская безделушка, притащенная Ремусом из его вылазок по Лондону. Писать пером на взгляд Джеймса гораздо удобнее. А ещё можно выделывать такие крутые завитушки, и текст перестаёт быть похожим на книззловы каракули, как когда Джеймс не запаривается красивым написанием.
Звук щелчков громкий и отвратительно резкий, он не даёт мыслям уплыть в тот беспросветный омут, куда его затягивает с каждым разом.
Снейп отвечает у доски, и его широкие размашистые жесты всё же не лишены элегантности, перехваченной у Эванс, особенно, когда он разворачивается вокруг своей оси, и мантия кружится у его ног, будто чёрное дымное пламя призванного духа.
Лили оборачивается и прищуривает глаза – по-снейповски – сжимает губы, накрашенные тёмной алой помадой, и Джеймсу хочется смазать её, чтобы посмотреть, как она будет выглядеть вместе с полыхающими волосами и бледно-розовым румянцем. Эванс либо краснеет слабо – чисто и свежо – либо алая краска заливает уши, лоб, щёки, даже кончик носа, и тогда она похожа на перезревшую помидорку. Это ей не идёт, но краснеет она так редко – когда не может контролировать свой гнев и леденящую ненависть. Она тогда не кричит – смотрит зло и упрямо, и, Джеймс точно знает, такая Эванс без всяких сомнений разделала бы противника тупым кухонным ножом. Он втайне называет её в такие моменты «злобная помидорка» и ничуть не сомневается, что Эванс и его разделает, стоит ей только узнать.
Он развязно улыбается и закидывает руки за голову, продолжая меланхолично щёлкать ручкой.
Эванс отворачивается и жёстко выпрямляет спину, точно чувствуя его пронизывающий взгляд между лопаток. Снейп тоже так делает, когда пытается казаться сильным и независимым. Джеймс не уверен, получается у него или нет.
Удар колокола доносится как сквозь вату, и Джеймс лениво собирает с парты учебник по чарам, конспекты, в которых едва ли записано и полстраницы.
Эванс что-то говорит Снейпу, и тот улыбается кончиком губ, едва заметно. Коротко облизывает губы, и Джеймсу этот жест кажется неожиданно эротичным. Он замирает, задумывается на секунду, не понимая, с чего вообще эта мысль пришла ему в голову. То есть да, он залипает иногда на Снейпа – потому что видит в нём Эванс, потому что порой кажется, что они срослись друг с другом, как мордредовы сиамские близнецы, и это просто Эванс покрасила волосы в чёрный. У них одинаково тонкие запястья, и тонкая светлая кожа, только Эванс будто светится изнутри, а Нюниус… Нюниус поглощает этот свет, как жадная увядающая старуха ловит остатки молодости.
- Эй, Сохатый, - Сириус пинает его в голень и вопросительно приподнимает брови.
Джеймс оглядывается и видит, что почти все уже ушли из класса. Остались только они вчетвером – верные мушкетёры Гриффиндора, да аляповатая парочка Снейп-Эванс.
- Да, давай в восемь у Варнавы Вздрюченного, - щебечет Эванс, явно не видя, что они не одни в кабинете. Снейп выразительно смотрит ей за спину – прямо на них, на него – потому что он-то стоит к Джеймсу лицом, и Джеймс его не разочаровывает:
- А что, Нюнчик решил тоже поучиться балету? – лениво бросает он под лающий смех Бродяги.
Нюниус никогда не краснеет.
Вернее, краснеет у него тонкая полоска на скулах, а остальное лицо мертвенно бледнеет. Губы сжимаются, стирая с лица и так нечастые краски, а глаза прищуриваются. Злой Снейп похож на обветшавший чёрно-белый дагерротип, или на карандашный набросок посреди акварельной феерии.
Лили моментально фыркает и складывает руки на груди, и Джеймсу даже не надо видеть её лица, чтобы понять, что она закатывает глаза. Руки Снейпа, кажется, и вовсе не покидают сложено-закрытого положения, и он кажется статуей.
Сросшиеся. Оба они. Джеймс презрительно фыркает и первым выходит из класса.
Значит, Варнава Вздрюченный.
Ремус подозрительно и внимательно смотрит на него, но ничего не говорит. Джеймс боится наблюдательности Питера, но ещё больше он боится реакции Сириуса.
Вечером – как удачно, ну надо же, Мерлин мой, - Лили оказывается занята своими обязанностями старосты, и они вместе с Люпином зависнув над какими-то бумажками тихо шушукаются в углу.
У Джеймса ещё есть запас оборотного зелья, и он всегда может подойти к девчонкам – Эй, Роза, будь так добра, свет очей, твои губы такие сладкие – и поцелуй на прощание, чтобы попросить их принести расчёску Эванс. Наверняка у попугайчиков-неразлучников есть какой-то свой способ оповещения как раз для таких ситуаций, но Джеймсу откровенно плевать.
Сириус в очередной раз исчезает в марихуаново-алкогольном дыму в комнате на четвёртом этаже. У Питера все ещё не получается достать нюхлеров. Хогвартс уже украшен к завтрашнему хеллоуинском балу-маскараду, и в коридорах пустынно, потому что все готовят свои костюмы. Факелы, украшенные какой-то чёрно-оранжевой мишурой, выглядят одновременно и зловеще, и уютно, и торжественно. Джеймс накидывает мантию-невидимку и бросает во флакончик длинный рыжий волос. Зелье пенится, меняет цвет, и в итоге останавливается на саламандрово-рыжем, с проблеском чистейшего белого и кроваво-красного. Джеймс удовлетворённо кивает – чего-то такого он и ожидал, и с мрачным удовлетворением поднимается на восьмой этаж.
На восьмом этаже – Выручай-комната. Конечно, нет ничего удивительного, что про неё знают не только Мародёры, но то, что про неё знает Снейп, вызывает странное смешанное чувство досады и гордости. Джеймс морщится и старается не думать вообще.
То, что он собирается сделать, не тянет, конечно, на Азкабан, но вот на хорошее дисциплинарное – однозначно. Начиная с использования оборотки и заканчивая…
Колокол где-то далеко внизу бьёт восемь раз, но здесь, наверху, звук доносится гулко и глухо, а вокруг лёгкое эхо, и создаётся впечатление вакуума, такого, как в голове Джеймса.
Он сбрасывает мантию, делает глоток оборотного – и да, обращение всегда неприятная процедура, прячет мантию-невидимку в стащенный у кого-то кошелёк с чарами расширения и делает несколько весьма оригинальных упражнений, стараясь привыкнуть к новому телу. Здесь его никто не увидит – и репутация Эванс точно не пострадает. Где-то в глубине пузырьками нарастает лёгкое возбуждение, беспокоя на грани сознания. Оно недостаточно сильное для дискомфорта, но его хватает, чтобы глаза застила дымка, и поступки виделись в искажённом свете. И как бы Джеймсу ни хотелось ласкать Эванс, он никогда не станет использовать оборотку так. То, что он делает, уже странно, но нечто большее было бы…
Он стоит там – Северус – прислонившись к стене и уткнувшись в толстенную книгу. Джеймс улавливает на обложке что-то про тёмные зелья, и дальше ничего не понимает. Он делает глубокий вдох и наконец выходит из-за угла.
- Север! – находясь в теле Эванс, он понимает, что на самом деле краснеет она легко. Вот и сейчас волнения и возбуждения не периферии хватает, чтобы щёки потеплели, а дыхание сорвалось, будто бы он действительно спешил сюда из другого крыла. А ещё он знает Эванс настолько, что сыграть её не составляет труда. А ещё он знает Снейпа.
Снейп поднимает глаза и его лицо будто освещается изнутри: разглаживаются мелкие морщинки вокруг глаз, перестаёт хмуриться и сжимать губы. Отстранённо Джеймс решает, что такой Снейп даже красивый, и не может понять, как этого не замечает Лили. А она явно видит в нём что-то совсем другое.
- Тебе удалось вырваться от Люпина? – спрашивает Снейп, и в его тоне Джеймс не слышит привычной злой усмешки, только лёгкое подтрунивание и иронию.
Он закатывает глаза, как сделала бы Эванс в такой ситуации. На самом деле он слабо представляет, разбор каких таких бумажек входит в обязанности старосты, но Ремус что-то говорил о каких-то ведомостях.
- Всё оказалось не так надолго, как казалось вначале, - взмахивает он рукой, и Снейп хмыкает. Он прослеживает тонкое девичье запястье, и в его взгляде смешиваются восхищение, горечь, тоска, и да – похоть, разумеется, Джеймс её узнаёт, – и что-то тёмное ещё, будто злое, что он не может распознать. От этого одновременно тошно, и неловко, а пузырьки где-то внутри лопаются и нарастают снова. Джеймс не совсем уверен, что он чувствует.
- Идём, - решительно говорит Снейп и отталкивается от стены. К удивлению Джеймса он направляется не в сторону Выручай-комнаты, а приводит его в нишу чуть дальше, где стоит маленький диванчик – ровно на двоих – тумбочка-стол и пара книжных полок. Снейп прижимает палочку к чему-то на стене, и проход начинает едва заметно мерцать, отрезая их от остального замка.
Кажется, он только что узнал тайное убежище сиамских неразлучников.
Он вздрагивает, чувствуя ладони Снейпа на непривычно тонких плечах и оборачивается, почти утыкаясь ему в плечо. От Снейпа пахнет чем-то горьким: полынь, корица, кардамон, лаванда, герань – это только то, что узнаёт Джеймс, а ведь есть ещё целый сладковато-горько-пряный букет, который он может охарактеризовать только как запах поля. И нотка лимонно-сладкой свежести – он узнаёт шампунь Эванс, и это вызывает в нём странные чувства. Отчасти ревности, отчасти…
Он делает глубокий вдох и прижимается крепче. Конечно, он знает, что Эванс и Снейп встречаются – школа гудела чуть ли не месяц, когда это открылось, ему непривычно быть ниже Снейпа – обычно они на равных. Всё это какой-то долбаный сюр, и Джеймс едва ли осознаёт свои действия. Он бесцельно скользит взглядом по стене, пытаясь найти, куда Снейп заныкал ту тёмную книжонку, что читал до встречи с «Эванс», и понемногу задыхается от пряно-горького запаха трав. Интересно, это на него так девчачий организм влияет? А Эванс тоже чувствует это обволакивающее, затягивающее в омут чувство? Он видит Эванс – настоящую Эванс – в объятиях Снейпа, такую хрупкую и беззащитную, с этой её тёмно-алой помадой, смазанной и оттого ещё более яркой…
Кажется, Снейп что-то говорит, и Джеймс даже не понимает, когда реальность начинает плыть.
Он просыпается тяжело и первое, что делает – кашляет, едва ли не раздирая горло подстрижеными ногтями. Чувство такое, будто после дешёвого виски и марихуаны по нему прошлось ещё и стадо слонов.
На лицо падает мокрая тряпка, и Джеймс едва ли не стонет от облегчения.
- Принудительная анти-оборотка, должно быть, это крайне неприятные ощущения. Неужели ты думал, что я не узнаю Лили? – буднично говорит Снейп, и Джеймс невольно напрягается.
- И в чём же я прокололся? – спрашивает он, садясь и откидываясь на спинку дивана. Не думать – это очень хорошая тактика для таких вот ситуаций.
Снейп стоит перед ним в паре шагов и нервно постукивает каблуком ботинка. Руки привычно сложены на груди, и он закатывает глаза, но не отвечает.
Джеймс прищуривается и внимательно присматривается к собеседнику. Бегающий взгляд, закрытая поза, это его нервное постукивание каблуком. У Джеймса чертовски хорошо развита интуиция, и то, что он ляпает от балды в девяноста процентах случаев оказывается правдой.
- Это что-то незаконное, - говорит он и видит, как едва заметно краснеют скулы Северуса.
- Даже если и так, - приподнимает тот бровь и смотрит на Джеймса как на говно.
Джеймса пожимает плечами. Ему за оборотку светило бы дисциплинарное, а Северусу за… его опыты с чем бы то ни было – ещё большой вопрос.
Снейп прищуривается, и Джеймс едва успевает увернуться от луча неизвестного проклятия.
- Сдурел?! – кричит он, за секунду доставая свою палочку. Теперь они стоят друг напротив друга с зажатыми в руках палочками и дело только в том, кто окажется быстрее. Джеймс не сомневается в своей реакции, но Снейп в ярости, и даже щёки его покрыты некрасивыми красными пятнами. Он будет сопротивляться до последнего.
Джеймс перебирает в уме заклинания, зорко следя за Снейпом. Очки здесь помогают. Он расслабляет глазные мышцы и смотрит как бы сквозь, улавливая не что-то конкретное, а всю картинку в целом. Поэтому, когда Снейп упирается одной ногой в пол, медленно отклоняя корпус назад, Джеймс успевает первым.
- Инкарцеро! – орёт он, излишне взмахивая палочкой.
Верёвки получаются толстыми, они впиваются в запястья Снейпа, крепко прижимая их телу. Стук откатившейся палочки получается оглушающим.
Снейп зло щурится, напрягая мышцы изо всех сил, но Джеймс вложил в заклинание прорву магии, и скинуть его не так-то просто. Он стоит и бездумно смотрит на попытки Снейпа выбраться. Несколько минут тишины прерывает только его пыхтение.
Наконец Джеймс вздрагивает и потирает глаза свободной рукой.
- Придурок, - бросает он и плюхается на диванчик. – Что будем делать, Нюнчик? – спокойно спрашивает он. – Думаю, мне стоит узнать, чем таким незаконным ты пользовался, чтобы меня раскусить. Как думаешь, что тебе за это сделают?
- Думаю, как Лили отреагирует на столь нетривиальное использование оборотного, - шипит в ответ Снейп, но скулы его под краснотой бледнеют. То ли боится наказания, то ли методов дознания Джеймса. – Отпусти меня, урод!
Джеймсу тоже страшно. Если Лили узнает об этом вечере, она проклянёт его так, что никто не поможет. И не испытает никаких угрызений. Это уже не говоря о том, что он навсегда лишиться шанса заполучить её. Он скашивает глаза на Снейпа и видит, как он сдувает прядь волос со лба. Совсем как Лили, когда у неё руки заняты.
Джеймс снова трёт глаза и испытывает непреодолимое желание ударить Снейпа. Коснуться его холодной кожи, оставить на нём свои метки… Мысли заходят куда-то не туда, и он трясёт головой, поднимая глаза на Снейпа. Тот то краснеет, то бледнеет, зыркая своими чернущими глазами на Джеймса, и это почти красиво. Гнев не идёт Северусу, заостряя черты его лица и усугубляя сходство с грифом.
Снейп на удивление молчит, и Джеймс молчит тоже. Он не совсем понимает, чего хотел добиться сегодняшней выходкой, он и так в глубине души понимает, что его ненависть к Снейпу корнями уходит не только в неприязнь. Он хмыкает и неприятно усмехается. Какая, в конце концов, разница? Снейп и так его ненавидит, а Джеймсу нужно, нужно знать.
Он медленно поднимается и толкает Снейпа к стене. Тот спотыкается связанными ногами и едва не падает, но Джеймс успевает подхватить и упереть в стену, нависая над заклятым врагом. Снейп тяжело дышит и брыкается. Жилка на его шее бьётся с адовой скоростью. Джеймс смотрит на неё и сам не замечает, как склоняется всё ниже и ниже. В нос снова ударяет одуряющий сладко-терпкий запах луговых цветов.
- А если не отпущу, Се-ве-рус? – шепчет он в самое ухо, выдыхая в шею, и видит, как краснеет кончик этого самого неожиданно аккуратного уха, почти пропуская злобный ответ:
- Только попробуй, и я руки тебе оторву и в жопу засуну!
- А силёнок хватит? – усмехается Джеймс и отстраняется ровно настолько, чтобы заглянуть Северусу в глаза с расстояния в три сантиметра.
Кончиком носа он касается носа Северуса и это прикосновение кажется таким интимным, что Джеймсу приходится незаметно прикусить щёку изнутри, чтобы остаться неподвижным. Он напрягает всё тело, и всё-таки удерживается на минимальном расстоянии от слизеринца.
- Не сомневайся, - в губы ему выдыхает Северус и скалится как дикий волчонок.
Джеймс уже не соображает, о чём они говорят и что он должен сейчас сказать или сделать. Перед глазами стоит затягивающая тьма зрачков Северуса, и, кажется, одно только движение, и…
- Эйвери.
Голос Малфоя раздаётся совсем рядом, Джеймс готов поспорить, что в паре метров от закутка. Он замирает, отчаянно прислушиваясь и почти не дыша.
- Чары немоты и отвлечения внимания, - одними губами шепчет Северус и кажется таким же напряжённым, как сам Джеймс. – Нас не должны обнаружить.
Джеймс как-то слишком естественно вжимает Северуса в стену, стараясь не обращать внимания на жар тела рядом и прикрывает глаза.
- Малфой, ты опоздал, - ломающийся мальчишеский голос так близок, что кажется, что человек стоит рядом. – Что тебя так задержало?
- Это не твоё дело, - высокомерно отвечает тот. – Я пришёл спросить об… успехах нашего дела.
- Успехи успехами, - басит третий голос, в котором Джеймс узнаёт Мальсибера. – Лучше скажи нам, когда мы сможем… прогуляться.
- Попасть на приём, - занудно начинает Малфой, в голосе которого отчётливо звучит отвращение к собеседникам, - Значит заслужить большую честь. Вы ещё ничего не сделали, чтобы вам оказали эту честь. Если закончите этот год удачно, тогда и поговорим. Итак, я снова спрашиваю: как ваши успехи?
Эйвери и Мальсибер отчётливо сопят, но возразить им нечего. Джеймс злорадно усмехается, но в глубине души нарастает ужас. Ни для кого в школе не секрет, что Малфой – Пожиратель, хотя открыто об этом не говорят.
Сжатые губы Северуса и бледное лицо говорят о том, что он тоже не в восторге от этой встречи.
- Мы всё подготовили, - наконец неохотно отвечает Эйвери и некоторое время слышны только шелест и постукивание трости.
- Отлично! – восклицает Малфой через минуту. – Вот следующие инструкции, я рассчитываю на вас. Кульминация произойдёт на весеннее равноденствие, так что поторопитесь. После… мы поговорим.
В коридоре раздаётся чеканный стук туфель Малфоя и грузные шаги Мальсибера. Наступает тишина.
Джеймс тяжело отталкивается от тела Снейпа и молча смотрит ему в глаза. Тот хмурится, но взгляд на отводит.
Джеймс вдруг думает, что оказавшемуся в таком гадюшнике Снейпу, должно быть нелегко. Ведь не может Лили общаться с по-настоящему злым человеком. А если вспомнить, какие книжки порой изучает его собственный отец для создания очередного артефакта, чтобы избежать необратимых последствий, или какие гримуары переводит мать, то граница между светом и тьмой понемногу стирается. По крайней мере, Снейп, вроде, не испытывает ненормальной радости, почитывая трактат о ядах Борджиа семнадцатого века, а просто ищет знаний.
Занятый своими мыслями, он машинально заводит выбившуюся прядку Снейпу за ухо, как всегда хотел сделать Лили, и замирает, касаясь кончика уха.
Снейп молчит, впиваясь в него взглядом.
- Их нужно остановить, - говорит Джеймс и получает в ответ кивок. Пальцы соскальзывают с уха на затылок, и они замирают. – Лили ничего не должна знать.
Северус пренебрежительно фыркает.
- О том, что гриффиндорский герой увлекается мрачными слизеринскими полукровками? – язвит он, и Джеймса почти начинает трясти, потому что, чёрт возьми, ублюдок Снейп!.. – А может, лучше ей узнать? И Блэку…
Джеймс со злостью дёргает Снейпа за волосы, запрокидывая голову. Мягкий тонкий шёлк скользит между пальцами. Джеймс отстранённо отмечает, что волосы Снейпа, когда вымыты, спадают на тонкую бледную шею роскошной копной. Уж он-то, живя с Сириусом, разбирается в волосах.
Снейп сглатывает, и Джеймсу хочется со всей силой впиться в дёрнувшийся острый кадык.
- Кажется, в прошлый раз ты упоминал, что я ей нравлюсь? – сквозь зубы выдавливает он. – Как думаешь, она оценит тройничок?
- После оборотки-то? – хмыкает Снейп, в глазах которого плещется жидкое чёрное пламя.
- Скажу, что ты придумал. Откуда-то же у меня есть её волос.
- Она тебе не поверит.
- Уверен?
Снейп молчит.
- Она не должна знать, - с нажимом повторяет Джеймс. – И об Эйвери с Мальсибером тоже.
Снейп усмехается и почти смеётся.
- Ты её плохо знаешь.
- Просто. Молчи, - Джеймс встряхивает Снейпа и тут же получает локтем в живот. Со всеми этими разговорами он и не заметил, как тот умудрился сбросить заклятие.
Снейп с силой отталкивает его и молниеносно бросается за палочкой.
Через мгновение они снова держат на прицеле друг друга.
- Или ты хочешь присоединиться к своим однокурсничкам? – с издёвкой бросает Джеймс. Локти у Снейпа острые и бьёт он без жалости.
- Ещё чего, - шипит тот. – Но и с тобой брататься не собираюсь.
- Нет третьей стороны! – вспыхивает Джеймс.
- Я – третья сторона! – беснуется Снейп.
Джеймс злорадно усмехается.
- И как, удачно проходит борьба с тёмными силами?
Они молчат и тяжело дышат.
- Нам нужно объединиться, - с нажимом говорит Джеймс.
Снейп сверкает глазищами, но не протестует. Джеймс усиливает напор.
- Надо остановить этих ублюдков, и не дать впутаться в это Лили.
Снейп начинает сдавать позиции. Джеймс опускает палочку. Не совсем, но теперь у Снейпа есть преимущество. Тот всё ещё напряжённо не сводит глаз с соперника, но спустя секунду его рука дрогает.
Джеймс делает осторожный шаг, как в клетке с тигром.
Снейп смотрит, не отводя взгляда.
Всё понятно давным-давно, и Снейпу не остаётся ничего, кроме как сдаться, хотя он ещё и не знает об этом. Они стоят в шаге друг от друга, и Джеймс чувствует запах трав и лёгкое дыхание. Он почти уверен, что сердце у Снейпа колотиться так же, как его собственное, а пузырьки возбуждения так и вскипают внутри. Надо бы что-то сделать, но Джеймс качается на тонкой грани, не переступая её, но и не возвращаясь к прошлому.
- Так мы договорились? – спрашивает он, протягивая руку.
Снейп смотрит на неё как на ядовитую змею и осторожно пожимает, кривя лицо.
Джеймс сжимает руку и не даёт забрать её сразу же. Гладит пальцем тонкое запястье, наблюдая, как снова краснеют скулы Северуса. Лицо Снейпа остаётся непроницаемым, но румянец на щеках и тьма в глазах говорят за него.
Это так странно – заключить почти перемирие со Снейпом. Джеймс признаёт, что и в этот раз он ведёт себя не самым лучшим образом, но и Снейп – не трепетный одиннадцатилетка, который утешал в поезде плачущую девочку и всё равно несмотря на весь восторг казался таким несчастным, что Джеймс не нашёл ничего лучше, как начать его задирать. Он просто хотел, чтобы грустный мальчик разозлился и убрал наконец это затравленное выражение с лица. Они ведь ехали в Хогвартс!
Если Лили узнает об оборотке, она, несомненно, его убьёт.
В школе, несомненно, творится что-то страшное.
Есть во всём этом что-то неестественное, но Джеймс старательно гонит мысли об этом. Он отпускает руку Северуса и спиной отступает к зачарованному проходу.
Сегодняшний вечер им обоим принёс нечто большее, чем они пока могут понять. Он может оставить злого, растерянного Северуса сегодня, позволяя ему раз за разом прогонять события этого вечера, сказанные и несказанные слова и поступки. Он знает, что именно так Снейп и поступит, потому что Лили всегда поступает именно так. Наверное, именно Северус научил лёгкую интуитку-Лили обдумывать и анализировать события, хотя сложно сказать, кто из них кого и чем научил. Джеймс знает потому, что все эти пять лет он очень внимательно наблюдал. Он оставляет позади коридоры, уверенно шагая к гриффиндорской гостиной. Ему даже нет необходимости надевать мантию – отбоя ещё не было, хотя в том тупичке и казалось, что прошла вечность. О, да, он определённо может оставить Северуса.
Пока что.