Колыбельная фавнов

Тэхён всегда любил слушать давние предания и легенды своего народа, которые часто рассказывала ему пра-прабабушка с самого младенчества. Наверное, парень был единственным из своей семьи, кто ловил каждое слово старушки - когда бы та не решала пересказать заново древнюю, как она сама, оповедь. 
- Давно это было, - начинала она, набивая табаком свою трубку, - нынче уж головы тех, кто дитятком видал сие, щедро укрыты серебром… аль и вообще землей. 
После этих слов пра-пра обычно пристально осматривала мундштук, неспешно доставала из кармана крошечное кресало и, черкнув пару раз одним камушком о другой, прикуривала трубку. 
- Народ наш тогда едва пришел в сии земли, - прерывая свою речь только для того, чтоб сделать пару затяжек для раскуривания, старушка продолжала. - Каким же было удивление, когда оказалось, что у здешних мест уже были хозяева - волшебно очаровательные, и на столько же радушные создания. Нынче их зовут хозяевами лесов и прудов, а многие и вовсе не верят в их существование.
На этих словах пра-пра снисходительно обводила взглядом собравшуюся за общей трапезой многочисленную семью. Тэхёну же, вопреки всем правилам, сидевшиму от неё по правую руку, это дарило ощущение уникальности - словно он слушал истину, доступную только ему и бабушке. 
- Фавны - или как их ещё называли, паны - и нимфы, - благоговейно выдыхала вместе с дымом пра-пра, - те, кто доводился этим землям не чужаками, но кровными детьми. 
- Бабуля снова за старое? - шепнула на ухо Тэхёну подносившая чай сестра.
Но он только шикнул ей в ответ, стараясь впитать в себя как можно больше из этих историй - хотя куда уж больше, если парень знал наизусть даже жесты бабушки в те или иные моменты рассказа. 
- Они дали нам землю для возделывания, подсобили с урожаем и поделились тайнами виноделия - именно по этой причине виноградная лоза столь сильно почитается у нашего народа, - пра-пра указала мундштуком в сторону висящего над входной дверью полотна, на котором был вышит герб семьи, обвитый вокруг круглого ободка золотой нитью виноградной лозы. 
- Они благословляли наших детей при рождении, учили грамоте, берегли стада от хищников и болезней, - с каждым словом голос старушки становился всё звонче, но в какой-то момент она просто замерла на полувдохе, смотря куда-то между голов родни. - И чем мы им воздали взамен?.. Стали рубить лес, отбирать всё больше и больше земли, прекратили возносить им дары. Посему, стараясь быть в гармонии со всем, что их окружало, прежние хозяева решили удалиться туда, где не смогут мешать людям - в глубокую чащу.
Глаза пра-прабабушки всегда неподдельно грустнели в этот момент повести.
- Матушка говорила, что я была одной из последних детей, благословленных ими - а значит и лесом, полями, прудами, реками. И это - величайшая честь всей моей жизни - уж поверь, сынок, - старушка крепко зажимала трубку в своей ладони и слегка ней сотрясала. - Я уже слишком много зим хожу по этой земле, ни на миг не прекращая чувствовать с ней родство. И не было ещё той осени, в которую бы не отнесла в чащу корзину свежего урожая винограда. 
Однако, в этот раз бабуля, вместо того, чтоб выдохнуть очередные клубы дыма и перейти к другой истории, внезапно заглянула в глаза Тэхёну, содрогнувшемуся от такой прямоты во взгляде. 
- По моему уходу этим займешься ты, дорогой мальчик, - пра-пра крепко сжала своей рукой запястье парня под столом. - Только тебе я могу доверить это дело и эти истории.
- Конечно, бабушка, - спешно пообещал Тэхён, накрыв её по-старушечьи костлявую ладонь своей. 
Нет уж, он ни за что бы не отказался от той ниточки, которая, хоть и слишком призрачно, но могла бы связать его со столь обожаемыми легендами. 
- Я научу тебя всему, что знаю сама, - благодарно и немного тоскливо улыбнулась ему пра-пра. - Завтра на рассвете покажу, как готовить подношение.
Понимая, какая честь ему оказана старушкой, Тэхён с улыбкой закивал. Его глаза столь сильно желали увидеть хоть крупицу волшебства родом из детства, что отказались замечать очевидное - улыбка бабушки была слишком печальной, а обхват обычно цепких пальцев не такой крепкий, как прежде. 
Пра-пра исполнила своё обещание, научив внука всем обрядам, которые беспрестанно проводила уже много лет. Показала ему, как плести корзину для подношений, какие грона и сорт отбирать в неё, в какие дни и как почитать лесных хозяев, на каком месте в чаще оставлять дары для них. А потом одной тихой осенней ночью просто ушла во сне. Мать Тэхёна, которая не смогла её на утро разбудить, сказала сыну, что на лице у бабушки застыла улыбка человека, благодарного за прожитую жизнь.
“Очень долгую…”, - печально добавил про себя парень, впервые задумываясь над возрастом старушки, которая действительно доводилась ему пра-прабабушкой, и благодаря её за все, что она успела ему дать. 
“Да сберегут твой дух леса”, - мысленно обратился он к старушке, поджигая её крошечным кресалом благовоние и опуская занавески на окна в знак траура.
С уходом бабушки на плечи Тэхёна, как старшего сына, помимо тоски, легли новые обязанности - отец даже выделил ему часть виноградника под единоличный присмотр дабы тот впитал семейные традиции подобно дождю, который впитывает земля. И Тэхён старательно собирал в себя крупицы вековой мудрости предков, однако, не забывая воздавать должный почет тем, кому предки были обязаны этой мудростью. 
В первую теплую ночь весны, следуя науке пра-пра, он поднес хозяевам леса сулею лучшего вина, которое заложила ещё старушка. Соединив ладони перед собой и закрыв глаза, юноша искренне молил благословения для грядущего урожая и обещал воздать должное уважение за старания. Оставив подожженное благовоние на земле у бутыля, дабы хозяева леса нашли дары, Тэхён уже готов был уходить, как вдруг где-то рядом ему послышалась легкая поступь, свойственная… копытам, ступающим по едва проткнувшейся из земли траве. Но как ни старался он разглядеть хоть что-нибудь или кого-нибудь в той стороне, откуда доносился звук, темнота ночной чащи не давала ему этого сделать, надежно скрывая возможного гостя своей глубиной. 
Не рискнув уходить глубже в чащу в ночи, парень постоял у сулеи ещё некоторое время, сам не понимая, зачем это делает - ведь чего только не послышится в лесу даже днем. Да и мало ли лесного зверья могло прийти на запах благовоний? Однако, по пути домой голову Тэхёна упрямо отказывались покидать слова покойной бабушки: “Идя на запах благовоний и чуя искренность мольбы подносящего дары, смелые фавны порой показываются человеку на глаза. Менее отважные же могут наблюдать из темноты, выражая хрустом ветки или шорохом листьев свою благодарность за принесенный дар”. И юноша всей душой верил, что именно так оно и было, ведь что может быть прекрасней осознания реальности легенды, которая для многих стала только красивой выдумкой?
***
За ежедневными заботами о винограднике, Тэхён потерял счёт дням. Он старался делать всё так, как учили отец и дед, следовал всем советам, но, почему-то три лозы, до этого дававшие самый богатый урожай, стремительно чахли буквально на глазах. В отчаянии юноша спросил совета матери, которую пра-пра научила врачеванию лозы. Тщательно осмотрев основание да самые маленькие листья, мама покачала головой и сказала, что, видимо, принося каждый год такое количество плодов, растения иссякли и медленно умирают. Пришло их время.
Тэхёну совершенно не хотелось в это верить - обычно в таком случае лоза начинала болеть за несколько лет до полного высыхания, давая меньший и менее качественный урожай, при этом влияя на абсолютно все соседствующие ей. А тут увядание было локальным и шло не на месяцы и годы, а на дни - всего за несколько недель из пышущей жизнью плетучки, тянущейся зеленой альтанкой над головой, они превратились в сухие ломкие стебли, едва удерживающие скукоженные бледно-зеленые листья. Посему юноша упрямо продолжал ежедневно отсекать совсем больные или мешающие лозья, отказываясь так просто сдаваться, что, в целом, не помогало - растения лишь выглядели ещё больше больными и уставшими. Тэхёну даже казалось, что он слышит болезненный стон… это и заставило его пойти на крайние меры.
Собрав корзину из козьих сыров, вина и свежей клубники, Тэхён принял решение преподнести её в дар хозяевам лесов, дабы выпросить у них прощения за возможные провинности. Ведь пра-пра всегда говорила, что они благосклонны к людям, если чувствуют искренность.
- Решил принести подношение в честь летнего солнцестояния? - с улыбкой поинтересовалась сестра, последней из семьи входя в дом. - Не боишься, что нимфы утащат в пруд?
- Всё шутишь, - буркнул парень, почти не глядя.
- Отнюдь, - сестра придержала для него дверь, а затем, тихо смеясь, поцеловала в лоб. - Но будь осторожен - ночью в лесу опасно. 
- Хорошо, - пообещал Тэхён, помахав ей на прощание, и вышел со двора в сторону леса.
Юноша хорошо понимал слова сестры - бабушка рассказывала множество историй о дне летнего солнцестояния и кратчайшей в году ночи, в которую, как их народ говорил, хозяева лесов устраивали праздник. Считалось, что они веселились совершенно отвязно, радушно принимая к себе случайного путника, которого шаловливые нимфы кружили в танце до тех пор, пока бедолагу не одолевали усталость и жажда. Утолить оные, естественно, предлагали в кристально-чистом пруду, на дно которого, конец концом и утаскивали, забывая о том, что человек не может дышать под водой. 
Признаться честно, из всех историй, в эту Тэхёну верилось с наибольшим трудом - ну, откуда у столь добрых и волшебных существ появиться тяге к убийству? Да и сама пра-пра, похоже, рассказывала это только для того, чтоб дети не вздумали ходить ночью в лес, потому что эти небылицы исчезли из её арсенала, как только младшее поколение более-менее повзрослело.
Идя к чаще и восхищаясь тем, как преображался их край в лунном свете, парень и предположить не мог, что его будет ждать на месте подношения. А подойдя к нему, едва не обомлел - опираясь спиной на дарственный камень и запрокинув голову назад, в густой траве спал никто иной, как фавн. 
Опасаясь, что ему это показалось, Тэхён пару раз моргнул, но сказочное видиво никуда не делось, продолжая всё так же мирно посапывать и едва морщить слегка курносый нос на выдохе. Будучи совершенно обескураженным, парень едва не выронил дарственную корзину из рук, сделав, однако, неосторожный шаг - от звука хрупнувшей под ногой ветки, волшебное существо вздрогнуло и распахнуло глаза, сразу же упираясь ими в замершего в нескольких шагах от него Тэхёна. 
- Человек? - вслух удивился фавн, после чего сладко зевнул и потянулся. - Хотя нет, тот самый человек.
- Тот самый…, - эхом повторил за ним Тэхён, всё ещё пребывая в легком трансе от осознания, что существо из вот этих всех историй, прямо сейчас перед ним, и даже говорит.
- Чего стоишь там? - волшебное создание поднялось на свои копыта, легко стукнув ими о дарственный камень. - Ты же знаешь, что фавны не кусаются.
- Эм, я…, - по прежнему будучи не в состоянии связать хоть пару слов, Тэхён сначала стушевался, но затем весьма быстро взял себя в руки.
Не сводя восторженного взгляда с несколько превосходящего его в росте пана, юноша подошел ближе и протянул ему дарственную корзину, почтительно склоняя голову. Тэхён даже себе не мог дать ответ на вопрос, как смог вспомнить правила приличия, которых стоит придерживаться  при встрече с хозяевами лесов. 
Фавн на это лишь снисходительно улыбнулся, после чего так же почтительно поклонился, слегка отставляя одно копыто назад, и принял из рук парня подношение. 
- Предки научили тебя уважению, Тэхён, - сказочное создание с нескрываемым удовольствием разглядывало человека в ответ.
Прозвучавшее имя слегка отрезвило юношу. 
- Откуда? - только и смог он добыть из себя.
- Моё настоящее имя тебе будет слишком трудно запомнить, потому просто зови Чонгуком, - пан добродушно улыбнулся, сплетая пальцы свободной руки с пальцами Тэхёна, который, надо сказать, вид имел совершенно ошалелый. - И прекрати, во имя леса, выражаться односложно - это несказанно затрудняет общение.
- Я просто… не знаю, как реагировать, - парень силой заставил себя что-то ответить, с долей разочарования отпуская теплую ладонь.
Верить глазам ему всё ещё было слишком сложно, но вот она правда - перед ним стоял самый настоящий фавн во весь свой рост. Рассмотреть его лицо удавалось плохо из-за темноты, но в целом даже силуэт его впечатлял: верхняя часть туловища могла бы принадлежать ровеснику Тэхёна и, если закрыть глаза на небольшие островки слегка вьющегося меха на локтях, была абсолютно человеческой. Но вот ниже пояса туловище походило скорее на козлиное: мех от пупка густо ложился на поджарые бедра, подвижные колени и слишком тонкие для человеческих голени, заканчиваясь вьющимися линиями у аккуратных копытец. 
- Погоди, сейчас костер разведу - думаю, он больше расположит тебя к беседе, - видя, насколько пристально его рассматривают, пан рассмеялся и поставил врученную ранее корзину на дарственный камень. 
Собрав наскоро несколько веток с земли, Чонгук уложил их в замысловатую фигуру, походяшую на домик из бамбука, после чего достал, как показалось Тэхёну из-за пазухи, сирингу и прижал её к губам. Инструмент издал одну ровную ноту, после которой по сложенной из веток фигуре заскакали яркие искорки, постепенно перерастая в блики, а затем и в полноценные языки разгорающегося пламени. 
- Пожалуй, не такой большой, как хотелось бы, но всё в наших руках, - задорно отозвался фавн, любуясь результатом. - Зато не погаснет.
- Ваши флейты и такое могут? - наконец, более-менее выйдя из ступора, поинтересовался Тэхён, подходя к костру.
- Скорее, и не такое могут, - улыбнулся в ответ Чонгук. 
И человек наконец-то смог разглядеть в тусклом свете костра его лицо - Тэхён с трудом держал в себе восторженный вздох, переводя взгляд с одной маленькой детали на другую. Первым, за что цеплялся взгляд, были необыкновенно большие голубые - будто спокойная бездна океана - глаза пана. Бесконечно мудрые и, казалось, вмещающие в себя вселенную. Обрамляли их густые светлые ресницы, а на яблочках щек и переносице красовалась аккуратная россыпь точек-веснушек. Волосы фавна были светло-рыжими - несколько светлее шерсти ниже пояса - и кудрявыми. Густая шевелюра чуть прикрывала торчащие острыми концами в стороны уши и венчалась венком из разных полевых цветов, растений да веток лесных ягод, среди которых четко очерчивались два небольших витых рога. 
“Совсем юный”, - подумал Тэхён, сосчитав количество витков на них. Пан и правда был приблизительно его ровесником. 
- Прошу, не сочти за грубость, но что ты здесь делал? - оперевшись рукой о камень, поинтересовался человек.
- О том же могу спросить тебя, - подмигнул Чонгук, проводя рукой по стволам флейты. - Но не стану кривить душой и отвечу первым - спал. 
- Вы разве подходите так близко к людским селеньям? - не унимался Тэхён, не замечая, что пропустил мимо ушей встречный вопрос.
- Ты разве не знаешь, что за ночь сегодня? - фавн с громким смехом расставил руки в стороны и ловко крутнулся вокруг своей оси. - Довольно опрометчиво с твоей стороны было идти в лес. 
- Не думаю, - заулыбался парень, наблюдая за собеседником. - Не верю в то, что вы или нимфы способны убить из неосторожности или забавы ради.
- Ну, я-то уж точно этого делать не собираюсь, а вот на счет нимф ты погорячился, - Чонгук для виду даже оглянулся по сторонам. - Но ты прав, они не подходят так близко к людским домам. 
- Вы празднуете этот праздник раздельно? - Тэхён буквально не мог остановиться в своих вопросах, но именно этот почему-то заставил пана стушеваться и отвести взгляд, который до этого так же жадно собирал детали внешности человека.
- Не то, чтоб раздельно, - фавн даже отвернулся, ловко замаскировав это все под поиск хвороста для костра, - просто я знал, что должен был оказаться сегодня здесь. 
Некоторое время помолчав и набрав вместе с хворостом также ароматного мха и старых листьев, Чонгук аккуратно бросил всё это в костер, сделав его ярче, после чего добавил:
- И ведь встретил тебя, как видишь, а значит всё было не зря.
Эта фраза немного смутила Тэхёна, но скорее в хорошем ключе - щеки юноши приятно заалели. Ему нравилось ощущать на себе внимание сказочного пана. 
- Ничего в этой жизни не происходит зря, - добавил Чонгук, про себя отмечая, на сколько же людям к лицу румянец. - Но покуда уж мой народ сегодня празднует, то и мы с тобой не останемся в стороне - в конце концов, не каждому человеку доводится увидеть праздники фавнов - а они у нас ох, какие!
- Знаю, - Тэхён перевел взгляд на костер, который, казалось, всё разгорался. - Хотя, возможно “знаю” - громко сказано. Мне пра-прабабушка рассказывала, а той её бабушка, которая ещё жила бок-о-бок с вашим народом. 
- Поверь, эти сумасшедшие пляски не описать словами, - загадочно улыбнулся пан, демонстрируя клыкастую улыбку. - И сейчас ты в этом убедишься.
Не успел Тэхён и глазом моргнуть, как одной рукой фавн схватил его за запястье, а второй снова извлек из перекинутой через плечо сумки сирингу. Одно беглое касание губ к ободкам стволов инструмента, и, казалось, сам ветер стал увлекать их в танец вокруг костра, который всё больше разгорался. Точно так же, как и веселье Тэхёна, которому с каждой нотой, извлекаемой Чонгуком из волшебного инструмента, всё больше хотелось веселиться до тех пор, пока тело не исчерпает все свои запасы энергии. 
Юноша сам не заметил, как начал подпевать - без каких-либо слов, аккомпанируя так, словно эта мелодия была ему давным-давно знакомой. 
- Будто родом из детства, не так ли? - оторвавшись от сиринги с улыбкой спросил Чонгук, а дождавшись согласного кивка, подпрыгнул, стукнув копытцами друг о друга. - У всех нас единая колыбель - природа.
Казалось, мелодия не замолкала даже когда фавн прекращал играть, и тогда, сделав очередной поворот вокруг своей оси, Тэхён понял, что частью мелодии были также шум листвы и трав, пение ветра и ночных птиц. Это всё, как и песнь сиринги, было ничем иным, как волшебством, вытесняющим стеснение и другие неуместные для танца ощущения, но придающим желания и сил веселиться именно около этого костра, рядом с Чонгуком, конкретно под этим небом. Здесь и сейчас - и не важно, что будет завтра. Которое, к слову, наступило поразительно быстро - или это Тэхёну, безустанно плясавшему вместе с веселящимся фавном, так показалось? 
С рассветом Чонгук вывел его из чащи, клавственно обещая, что угостит всех и каждого в своей семье дарами Тэхёна - уж очень ему полюбилось прекрасно утоляющее жажду и бодрящее вино. 
- Оно вышло с этого виноградника, - юноша с гордостью указал жестом на участок, принадлежащий их семье, а зацепившись взглядом за выделенные под его опеку лозья, вспомнил о чем-то очень важном. - Кстати, об этом…
- Не продолжай, - жестом остановил его пан, который, казалось, знал, что рано или поздно этот вопрос прозвучит. - К сожалению, помочь с лозьями не в моих силах - тут, пожалуй, никто не сможет подсобить. 
Руки Тэхёна непроизвольно сжались в кулаки - как бы парень не надеялся на чудесное разрешение, в глубине души он догадывался, что ответ может оказаться отрицательным. В конце концов, есть вещи, которые никому не под силу изменить.
Ощутив метаморфозу в настроении юноши, Чонгук поджал губы - расстраивать этого человека, определенно, не входило в его планы - потому он решил добавить:
- Пожалуй, тебе известно понятие “цикл жизни”, - фавн слегка подтолкнул локтем Тэхёна в бок. - Это естественные процессы, происходящие со всеми живыми существами, начиная рождением и заканчивая смертью. Рано или поздно всех настигает последняя стадия - и нам ничего не остается, кроме принятия. Потому что секрет и истина всего живого в том, что всё должно идти своим чередом.
Пожав плечами, Чонгук присел на одно колено и поднял маленькую земляную грудку, которую раскрошил между пальцев, задумчиво глядя на Тэхёна.
- Наш выбор в том, как распоряжаться отведенными нам благами и временем, не более, - фавн попытался ободряюще улыбнуться краем губ. - И, пожалуй, в этом есть какая-то прелесть. 
- Ты советуешь прекратить бороться? - Тэхён с нечитаемым выражением лица оперся спиной на ближайшее дерево.
- Я предлагаю отпустить уходящее - как, в свою очередь, ты отпустил благословенную моим народом недавно, - фавн, поднимаясь с колен, робко коснулся кончиками пальцев руки человека. - Знаю, как она была дорога тебе. 
Юноша на этих словах прикрыл глаза и шумно втянул воздух, обхватывая тонкие пальцы пана, после чего услышал шорох, за которым проследовал аккуратное касание чужих губ ко лбу. Распахнув от неожиданности глаза, парень уперся взглядом в оголенные ключицы Чонгука.
- Приходи в ночь осеннего подношения - я буду ждать, - фавн с улыбкой сжал руку человека покрепче, после чего медленно разжал пальцы и, помахав на прощание ладонью, устремился в лес.
Тэхён прекрасно понимал, что пан даровал ему благословение и сделал желанным гостем хозяев лесов во всех уголках мира - пра-пра когда-то рассказывала, что касания хозяев не случайны. И юноше от этой мысли становилось безумно тепло. Наверное, потому он, едва дойдя до дома, уснул на ближайшей ко входу лавке, совершенно не задумываясь о том, как семья отреагирует на подобное явление. В конце концов, бессонная ночь должна была взять свое - и рассветное небо над головой, а жесткая поверхность под ней были далеко не худшим вариантом для отдыха.
***
- Ты оказался прав, - вместо приветствия с улыбкой сообщил Тэхён, подходя в условленную ночь к уже разведенному фавном костру, - виноград пустил новые пагоны.
Стоявший до этого лицом к огню Чонгук при звуке голоса человека обернулся к нему и радостно улыбнулся той самой клыкастой улыбкой, по которой Тэхён уже успел соскучиться. Но в этот раз пытливый взгляд человека заметил во внешности пана некие перемены - центр лба и яблочки щек были украшены каким-то узором.
- Посыпали лозу землей? - уточнил Чонгук, идя навстречу юноше, тут же перехватывая его ладонь и мгновенно сплетая пальцы.
Тэхён уже понял, что этот жест у них используется при приветствии и прощании, а потому покрепче сжал ладонь в ответ. 
- Именно, и каждая из них пустила несколько новых лоз прежде, чем основное корневище окончательно отсохло, - юноша с улыбкой приподнял дарственную корзину во второй руке, на что глаза пана загорелись, как у ребенка, получившего, наконец, такой желанный подарок. - Это подношение собирала вся семья - в благодарность за мудрый совет.
- Ты сам бы пришел к этому выводу рано или поздно, - отмахнулся Чонгук, мягко отпуская ладонь Тэхёна и делая небольшой поклон - в знак принятия даров. 
Юноша же, поставив корзину на камень, подошел к костру, увлекая за собой пана, дабы в деталях рассмотреть узоры на его лице, представлявшие собой некую тонкую тиару из переплетенных стеблей дикого плюща на лбу и какое-то подобие старинных рун на щеках. 
- Есть, о чём мне поведать? - улыбнулся Тэхён, аккуратно касаясь символа на щеке и отмечая, что Чонгука этот жест несколько смутил - слегка “пушистые”, как корочка персика, щеки, вспыхнули почти пунцовой краской.
- У нас это называется отметинами мудрости, - фавн улыбнулся уголком губ. - Мои начали проявляться после летнего солнцестояния.
- Произошло что-то важное? - человек осторожно уселся у костра, продолжая рассматривать витки узора.
Пан предпочел промолчать, но достать из всё той же сумки сирингу, прижаться к ней губами и заиграть какую-то спокойную мелодию, которой снова начали вторить деревья, травы и уже начавшие опадать листья. А после этого и кое-что ещё - из глубины чащи доносились тихие, но отчетливые девичьи голоса, от чего-то схожие с журчанием нескольких горных ручейков.
- А вот и мой подарок, - шепнул пан. - У тебя ведь недавно был день рождения - сомневаюсь, что прежде доводилось слышать песню нимф.
- Они где-то рядом? - изумленно вглядываясь в чащу, юноша не мог поверить своим ушам. 
Чонгук на его вопрос лишь покачал головой:
- Везде, где есть стихия, но, к сожалению, мы давно их уже не видали - дамы предпочитают прятаться, отзываясь только на зов сиринги.
- Что-то случилось? - Тэхён даже отвлекся от чарующей песни.
- Это старая для нас легенда, - фавн аккуратно провел пальцем по ободкам труб флейты. - Когда-то нимфа и фавн, не смотря на принадлежность к разным народам, полюбили друг друга. Но, увы, этот союз не сыскал благословения и влюбленным запретили видеться друг с другом - даже на великих празднованиях. 
Тэхёну показалось, что песня из чащи сменила ритм и наполнилась стонами пополам с плачем, а на его вопросительный взгляд Чонгук кивнул и продолжил:
- Нимфы сами по себе создания тонкие, во многом зависящие от эмоций - влюбленная дева стала чахнуть от тоски по любимому, и вскоре отдала свой дух предкам. Её сестры, оплакивая уход оной, предпочли слиться со своими стихиями, дабы предотвратить подобные этому случаи - и с тех пор лишь через зов сиринги оба народа отдают дань этому трагическому союзу. 
Фавн почтительно замолчал, прислушиваясь к девичьим голосам.
- Однако, фавны верят, что любимые перерождаются, - Чонгук снова извлек из сиринги несколько нот, вторящих плачу нимф. - Думаю, в одной из своих жизней эти двое всё же смогли быть вместе - на столько сильными были их чувства. 
- Оказывается, даже у мудрейших есть свои грустные истории, - прокомментировал это юноша, мимоходом подбрасывая мелкие веточки в костер. - А что случилось с фавном?
- Мой народ обладает способностью видеть будущее: для начала только своё, а после встречи любви - своего избранника, - Чонгук почему-то нервно дернул себя пару раз за мочку уха. - Он увидел то, что ждало его любимую, но, будучи не в силах что-либо изменить, сошел с ума, и до конца своей несоизмеримо короткой с присущей нам жизни тосковал по ней.
Услышав такой ответ на свой вопрос, Тэхён искренне пожалел, что задал его:
- Подобных историй о вас пра-пра мне точно не рассказывала.
Пан на это горько усмехнулся:
- Я и сам её не люблю, но, как ты теперь видишь, ничто мирское нам не чуждо.
А вот юноша совершенно не знал, что теперь делать с этим утверждением - образ безгранично мудрых, многое знающих и почти божественных хозяев лесов разбился вдребезги о совершенно человеческую историю. И Тэхён, определенно, не понимал, нравились ему эти новые знания или нет.
Чонгук же в это время снова прижался губами к трубкам сиринги и продолжил аккомпанировать голосам нимф. Тэхёну даже не по себе немного стало, когда мелодия перешла на более высокие ноты, буквально разрывая душу своим звучанием. Но тут ему в голову пришла одна идея - юноша аккуратно, дабы не отвлекать фавна, подобрался к дарственной корзине и извлек из неё благовония, которые поджег кресалом, находившимся в кармане, и установил на камне для подношений. Соединив ладони на уровне груди, Тэхён слегка склонил голову и прикрыл глаза, вознося молитву хозяевам лесов за души разлученных возлюбленных. За своим занятием парень даже не заметил, как песня, постепенно теряя голос за голосом, умолкла, а после того затихла и сама сиринга. 
- Прости, что подарок получился с привкусом горечи, - прозвучало где-то над его ухом. - Но фавны лишены возможности врать - мы попросту этого не умеем. 
Тэхён, закончив с молитвой, распахнул глаза и увидел, что фавн находился с ним бок о бок, ладонью аккуратно касаясь камня для подношений и неотрывно глядя на горящие благовония. 
- Думаю, это прекрасное качество, - улыбнулся парень, ловя на себе переместившийся взгляд пана. 
- По правде, есть кое-что, что мне хотелось бы сделать прямо сейчас, - Чонгук подошел впритык к юноше, смотря на него сверху вниз. 
И не успел Тэхён ему что-то ответить, как фавн подался вперед и мягко коснулся своими губами губ юноши, чем вызвал непонимающий взгляд и уперевшиеся в свои плечи ладони. Но пан лишь прикрыл глаза, аккуратно и неловко сминая чужие губы своими - немного слукавив на отношении Тэхёна к своему народу, он знал, что человек не оттолкнет. Но, как только рука юноши сжалась на плече, Чонгук резко отпрянул, аж отшатнувшись от того, кого секундой назад целовал. Удивление на лице Тэхёна мгновенно выросло в разы, а, глядя на то, как беспорядочно фавн вращал глазами, при этом ничего не видя и тяжело дыша, сменилось обеспокоенностью.
- Ты в порядке? - едва прохрипев севшим от неожиданности голосом, юноша тут же ринулся к нему, обхватывая за талию, и тем самым уберегая Чонгука от падения. - Эй, ты меня слышишь? Чем я могу помочь?
Но фавн на это ничего не ответил, задрожав всем телом и закатив глаза под широко распахнутые веки. Однако, уже в следующим миг агония прекратилась, дав возможность пану сделать глубокий вдох и прикрыть глаза.
- Спокойно, - просипел Чонгук, тем не менее, хватаясь цепкими пальцами за слоя одежды Тэхёна. - Так… бывает.
- Духи, что это было? - юноша помог молодому фавну сесть на землю и прислонил его спиной к камню. - Ты напугал меня… и озадачил.
Человек сел около пана, скрестив ноги и внимательно всматриваясь в его лицо, но при этом не решаясь убрать руку с его плеча. Опущенные веки Чонгука все ещё подрагивали, но он, очевидно, уже постепенно приходил в себя, потому как хватка на одежде человека постепенно слабела, пока пальцы окончательно не расслабились, а ладонь не прижалась через ткань к груди молодого человека. 
- Ты в порядке? - переспросил Тэхён, аккуратно проведя пальцами по острому плечу пана. - Мне говорили, вы не склонны к болезням.
- Это не болезнь, - успокоил его всё ещё срывающимся голосом Чонгук, наконец, открывая глаза. - Просто, мне открылась некая истина.
Подняв свой взгляд, который буквально искрил голубым светом, пан нашел глаза Тэхёна и пытливо в них заглянул, тем самым будто выбив воздух из легких юноши. Молодому человеку хотелось спросить об открывшемся фавну, но он попросту не мог оторвать взгляд от этих глаз - ему казалось, что позволь он себе даже моргнуть, и исчезнет то неведомое что-то, что связывало их, и что он созерцал в глазах напротив. Чему он не мог дать словесного облачения…
Чонгук тем временем убрал руку с его груди и перехватил ладонь на своем плече, переплетая пальцы. Ему, словно воздух, было необходимо это прикосновение, которым он давал самому себе обещание оберегать этого человека столько, сколько сможет. Потому что пан больше не видел собственного будущего, взамен которого теперь ему открывалась судьба Тэхёна. Он нашел ответ на свой вопрос, которым, однако, не решался поделиться с человеком, потому что знал - в скором будущем, ничего, кроме боли, эта истина Тэхёну не принесёт. 
***
- Поздравляю с помолвкой, - вместо приветствия произнес Чонгук, увидев силуэт пробирающегося сквозь ещё черную и почти безжизненную ранней весной чащу человека. - По-моему, она тоже из рода благословенных. 
- Ты уже знаешь? - удивился Тэхён, опуская с лица теплый шарф, выдыхая небольшие клубочки пара. - Впрочем, ты всегда всё знаешь.
Юноша улыбнулся, увидев, как в его сторону метнулась протянутая рука фавна, которую он поспешил перехватить, сплетая пальцы. Чонгук тоже ответил ему улыбкой, и в тусклом свете костра Тэхён снова заметил перемены во внешности пана. Оставив корзину на камне для подношений, человек подошел ближе, пытаясь рассмотреть обновившиеся узоры на лице напротив. 
- Новые отметины мудрости, - не скрывая радости, парень провел кончиком пальца по проявившимся рунам на яблочках щек.
Ободок из плюща на лбу стал гуще, в него вплелись какие-то неизвестные Тэхёну стебли цветов, соединяющие этот узор с рунами на щеках, которые, в свою очередь, причудливым образом совпадали с россыпью едва заметных веснушек, которых пока не коснулся солнечный свет. От нижней губы по подбородку и до самой яремной впадины образовался узор, напоминающий венок из еловых и сосновых веток, которым венчалась нынче голова фавна. Да и на рогах, похоже, проявился какой-то рунный узор, следующий виткам, который, увы, рассмотреть в свете костра Тэхёну не удавалось. 
- Дай угадаю, проявились после того случая в ночь осеннего подношения? - юноше, определенно, нравилось, как это всё сочеталось во внешности молодого фавна.
- Чему старейшины не прекращают удивляться, - клыкасто улыбнулся Чонгук, тем не менее, избегая прямого взгляда в глаза человека. 
Он знал, что эта их встреча будет короткой.
- Честно говоря, я не надолго сегодня, - словно извиняясь, Тэхён опустил голову.
Подойдя к камню для подношений, парень извлек из кармана благовония и кресало. - Утром семья начинает приготовления к свадьбе, в которых я обязан принять участие.
Фавн понимающе покивал, наблюдая за тем, как юноша высекал искры, которые, попадая на ароматные комочки, ярко разгорались, чтоб в следующее мгновение почти затухнуть. Мгновенно в воздух взвился ароматный дымок.
- Ты не мог бы…, - не успел Тэхён закончить, как на голову ему приземлилась поразительно теплая рука Чонгука, который с закрытыми глазами что-то шептал одними губами.
Не смея прерывать пана, юноша просто стоял и рассматривал его, словно пытаясь насмотреться впрок - что-то подсказывало человеку, что так часто они больше не смогут видеться. И это вызывало какие-то смешанные чувства, похожие на те, которые возникли после того, как Чонгук поведал ему легенду о нимфе и фавне при прошлой встрече.
- Береги и уважай свою жену, Тэхён, - наконец закончив свой ритуал, открыл глаза фавн, чертя большим пальцем на лбу юноши что-то похожее на замысловатую руну. - Пусть семья ваша растет и расширяется, как лозы винограда, которым вы посвятили жизнь. А мой народ всегда будет рад вам - хранителям разделенной мудрости.
Услышав эти слова, юноша счастливо заулыбался, понимая, что получил благословение хозяевов лесов. 
- Спасибо, друг, - Тэхён сложил ладони на уровне груди и глубоко поклонился в знак благодарности. 
Чонгуку на это оставалось лишь благосклонно улыбнуться - даже без попыток заглянуть в будущее юноши, он знал, что так будет. И что это едва не последняя их встреча тоже знал - он попросту не мог позволить себе разбить обыденность Тэхёна каким бы то ни было признанием. Да и о чем говорить, если из всех развилок судьбы человека, эта - была самой лучшей. 
***
Почувствовав, как в груди что-то кольнуло, Чонгук с тоской взглянул в сторону людского селения, к которому не приближался уже лет… сорок? Пятьдесят? Он и сам потерял счет времени. О годах, ушедших в небытие ему говорили лишь разросшиеся, покрытые новыми рунами рога. Эта история была слишком болезненной тайной, которую он не решился раскрыть даже старейшинам - да и зачем его народу ещё одна печальная легенда о несложившемся союзе? Нет, Чонгук планировал унести сию тайну с собой к предкам. Тем более, что - он чувствовал - развязка истории была не за горами. Будущее Тэхёна больше не разворачивалось бесконечной лентой событий перед закрытыми глазами фавна - его судьбе оставалось лишь одно событие - рано или поздно ожидающее любой жизненный цикл. И участившаяся боль в уже полностью покрытой растительным узором груди была тому самым ярким подтверждением. Со дня на день… Чонгук, которому собственное будущее было закрыто с той самой ночи осеннего подношения, прекрасно понимал, что сам скоро последует за Тэхёном - тем, кому принадлежало сердце пана. Но это было так… правильно? Потому что в бесконечной веренице праздника, коим являлась жизнь любого фавна, найти то самое, что люди называли любовью, было сродни чуду. Когда-то давно Чонгук принял решение отказаться от этого чуда - чего теперь-то слезы лить. 
В груди снова неприятно кольнуло - очевидно, развязка была ближе, чем пан предполагал. От чего-то его сильно потянуло туда, где он уже давно не появлялся, и, спустя мгновение, Чонгук знал почему - на лес постепенно опускалась ночь летнего солнцестояния, которую, чувствуя, что у него осталось мало времени, решил почтить Тэхён. 
Сломя голову, фавн бросился в сторону деревушки - он чувствовал, что должен успеть увидеть его. В последний раз.
***
Чонгук до последнего не знал, как поведет себя, увидав человека. Наверное, стоило бы что-то сказать, но что? Что нового можно поведать глубокому старцу, взрастившему несколько поколений потомков? Его внукам уже было не меньше сорока людских лет… и ровно столько же фавн не решался показаться Тэхёну, не пропустившему ни единой ночи подношения, на глаза. Чонгуку казалось, что стоит человеку на него взглянуть, и тайна фавна прекратит быть тайной, а он был не готов к этому. 
Запыхавшись от бега, пан остановился дабы оглянуться - он был почти на месте. Но решительности выйти к Тэхёну так и не прибавилось. Спрятавшись в темноте ночного леса, Чонгук стал прислушиваться, и вскоре услышал - шаркающие по лесному ковру из травы, веток и листьев шаги - из чащи показалась сгорбленная фигура старца с корзиной в руках. Выбравшись, наконец, на ровное место, человек оглянулся по сторонам и тяжело вздохнул. Опустив корзину на камень для подношений, старик полез в карман, дабы извлечь благовония и небольшое кресало, от чего Чонгука захлестнуло волной ностальгии по прежним временам. 
Дрожащие руки не позволили Тэхёну высечь несколько искр с первого раза, но, как только ему это удалось, старик умиротворенно выдохнул, уже привычно складывая ладони вместе, опуская голову и прикрывая глаза. Однако, в этот раз, ушей фавна коснулся не тихий шепот благодарственной молитвы, а сказанные во весь голос мольбы.
- Прости, - человек даже содрогнулся, казалось, испугавшись громкости собственных слов. - Я знаю, ты услышишь это, Чонгук. Прости меня, если сможешь… люди слепы, и я, всю жизнь державший глаза широко распахнутыми, как видно, не стал исключением. 
Голос старика надломился где-то посредине мольбы, но решительности в нем от этого меньше не стало:
- Я следовал твоему завету, и погляди - у меня такая же большая семья, как когда-то была у пра-пра, мир её духу. Но знаешь… перерождаются любимые - так гласила та легенда, верно? Надеюсь, я смогу искупить свою вину перед тобой в следующей жизни - просто найди меня там. 
Старик поднял подрагивающую руку и утер глаза, от чего ещё секундой назад плещущая через край решимость Чонгука мгновенно испарилась. Однако, и оставить Тэхёна без ответа он не мог, посему проклиная себя за все слабости, присущие фавнам, он извлек из сумки сирингу. Думать о мелодии не пришлось - он просто сыграл плач по легенде, на что почти сразу откликнулись голоса нимф. Но в этот раз они были более жалостливыми, чем когда-то давно - словно чувствовали всё то же самое, что ощущал Чонгук. Или же оплакивали ещё одну грустную историю, которую, однако, никто никому не расскажет.
- Спасибо, - прошептал вдруг Тэхён. - Спасибо за всё то, что ты привнес в мою жизнь.
Чонгук на это лишь крепче сжал ладонями сирингу - все шло так, как должно было идти, и именно этому он когда-то учил человека, который, послушав плач нимф ещё несколько минут, поклонился чаще и направился обратно к дому.
Сердце фавна же очень больно сжалось, давая понять, что эта ночь станет последней в жизни Тэхёна. На глаза Чонгуку тут же навернулись слезы, которые он резко вытер, не давая себя проявить слабину. 
Перерождаются любимые. 
Ему нужно только ещё раз найти этого человека.
***
Как Чонгук забрел в этот лес - одному Богу было известно. Он просто позволил псу идти, куда тот хочет, пока сам Чонгук активно переписывался с другом детства в мессенджере. Увы, теперь для них это был единственный путь ежедневного общения - совсем недавно Чонгуку, не имевшему более средств для найма квартиры в большом городе, пришлось перебраться в глубинку, где дальняя родственница оставила ему небольшой домик в наследство. Цивилизация, конечно, не протянула ещё сюда свою руку, но мобильная связь ловила неплохо - и на том спасибо. 
Домик оказался вполне пригодным для жизни - сбитым из брусьев, что было привычным для этой местности - а значит холод приближающейся зимы Чонгуку не грозил. В попытке разведать округу, парень решил устроить длительную прогулку со своим любимым псом. Обычно он отпускал Тима с поводка и неспешно брел за ним, но покуда в каждом дворе поселка было минимум по одной собаке, юноша решительно щелкнул карабином на ошейнике пса и пару раз намотал поводок на руку для верности. А тут Чимину настойчиво захотелось узнать, нормально ли друг добрался, да и вообще о первых впечатлениях спросить. Так и вышло, что глядел Чонгук не вокруг себя, а исключительно в экран телефона, и скорее Тим выгуливал его, нежели наоборот. 
В итоге, спустя полчаса времени, наконец, оторвавшись от подробного описания каждой комнаты в доме, Чонгук не без удивления обнаружил вокруг себя… лес. 
- И как же мы, дружок, вернемся домой? - спросил он пса, который, казалось, стремился зайти ещё глубже в чащу, всё сильнее натягивая поводок.
В какой-то момент карабин попросту не выдержал напора крупного пса и с треском разлетелся на две части, давая Тиму такую желанную волю, которой тот и поспешил воспользоваться, уносясь вглубь леса. 
Чонгук попробовал позвать его, но, видя, как тот даже ухом не повел, бросился следом в надежде догнать и поймать непослушного пса. Затея была, конечно, сомнительной, учитывая, что ни местности, ни, тем более, леса парень не знал от слова совсем, но что оставалось? Тим был псом домашним - Чонгук даже думать не хотел о том, что с ним могло случиться, встреть тот соседских собак или, чего хуже, волков… 
Естественно, настигнуть Тима парню не удавалось, но поспевать за бликами кончика его хвоста он был в состоянии, потому парень со всех ног бежал, не глядя даже под ноги. А зря…
Вдруг пес впереди резко остановился, и Чонгук понял, что это его шанс - выжав из себя максимум, юноша сделал последний рывок и… споткнувшись в густой траве обо что-то крупное, ещё и громко крикнувшее, отправился лицом навстречу земле. 
Поймав, казалось, пару десятков звездных вселенных всего за пару секунд, парень резко осознал, что надо бы подняться и посмотреть, на что же такое он налетел. Распахнув глаза и обернувшись назад, он ожидал увидеть что-угодно - от животного до какого-то местного лесного монстра - но никак не молодого человека, держащегося за челюсть, по которой, судя по всему, мгновением ранее Гук наподдал пяткой в кроссовках с рифленой подошвой. 
- Простите, ради всего святого! - юноша тут же поджал к себе колени, пытаясь как можно скорее убрать ноги с туловища пострадавшего. 
- Нормально, - тихо ответили ему где-то из-под ладони, прикрывающей губы. - Вот уж не думал, что когда-то стану камнем преткновения для кого-то.
- Не восприми за грубость, но… что ты тут делал? - вскинув брови, спросил Чонгук, здраво рассудив, что парень напротив более менее в норме, если уж шутит.
- Спал, - просто ответил тот, отнимая, наконец, руку от лица. - Меня зовут Тэхён, кстати.
- Чонгук, - не без удивления отмечая, что собеседник чертовски красив, выпалил Гук, только после этого замечая, что Тим с выражением полного удовлетворения на морде, подошел к Тэхёну и уселся у его ног. 
“Нашел”, - пронеслось в голове у юноши.
Да только кому из этих двоих адресовалась данная мысль, Чонгук понять, почему-то не смог.