1.


Леви много думал о том, что мог убить Эрвина десять месяцев назад.

Если бы всё пошло по плану, прикончил бы его прямо во время разведки — никто бы не нашел тело из-за тумана; тогда он бы выполнил задание, что ему дали.

Леви мог просто уйти, но в последний момент что-то его сломило, и он доверился; Эрвин знал, что так и будет. Аккерман остался в разведке, но был теперь совершенно один: его товарищи погибли, вот так сразу.

В последнее время он это часто вспоминал, потому что Эрвин начал принимать его, как равного, а не как подчиненного. Вот теперь и он доверился Леви в ответ: посвящал в детали планов, приглашал его, — простого рядового, — на совещания с командиром Разведкорпуса, разрешал некоторые вольности, спрашивал его мнения.

И ощущалось это так, будто они уже сто лет знакомы, будто они друг другу родные и важные; Леви это чувство раздражало, и он его никогда не показывал, но игнорировать не мог.

И окружающие тоже могли сказать, что эти двое уже породнились; ненависть у Леви потихоньку улетучилась, но вот его пылкость и наглость остались. И Эрвина это не смущало.

Да, не зря он оставил Смита в живых; подумал об этом в сотый раз за месяц и провалился в сон.

.

— Эрвин, есть вопросы! — Ханджи с ноги открыла дверь в жутко маленький кабинет капитана Эрвина; Аккермана допускали к помощи с отчетами, поэтому он на данный момент работал там. Свой кабинет ему пока никак не могли предоставить, конечно.

Сначала сказал: «А руками открывать не умеешь, очкастая?», потом заметил, что ее руки заняты какими-то свертками планов или карт и хмыкнул недовольно, когда она вывалила это все на стол.

— А Эрвин не здесь?

— Сейчас где-то шляется, я пока дописываю, — говорит, отодвинув ее планы и указав на свои заметки. — И научись уже стучаться.

— Короче, нужно получить кучу разрешений, — она почесала голову с уставшим выражением лица, — Я хочу начать проводить эксперименты над титанами, чтобы…

— Все, я понял, это не ко мне, бери свою дрянь и выметайся, — сгреб ее бумаги в охапку и сунул обратно ей в руки.

Она тоже еще не капитан, не майор и не командир: просто правая рука и доверенное лицо Эрвина, поэтому Леви даже и говорить об этой ее ерунде с экспериментами не хотел. Ей все равно не выдадут разрешения; может быть, появится такой шанс, когда Эрвин примет командование разведкой, но на данный момент не стоит даже надеяться.

Всё оставшееся утро он доработал один, потом отправился пинать балду во двор, где все другие рядовые боялись к нему соваться — будто бы на нем табличка «не влезай, убьет», ей богу.

И все же без Изабель и Фарлана было жутко одиноко.

.

— Ты почти всё доделал, — Эрвин сказал, перебирая макулатуру, которую нужно было заполнить по результатам прошлой экспедиции: жертвы, достижения, длительность, ход и прочее.

— Конечно, ты ведь опять был хрен знает где с командующим.

— В столице. У Шадиса были проблемы, Закклай снова обсуждал его отставку.

Леви думал, что на место командора нет никого лучше Эрвина. Он умеет идти к цели, принимать поражения и никогда не будет раскисать так же, как этот Шадис.

— Что ж… — он выдохнул и немного расслабил лицо. — Скоро смогу поздравить тебя с повышением.

— Благодарю.

За окном уже было темно и Леви просто решил продолжить сидеть в кресле Эрвина, пока тот его не выгонит. В его голове в основном ничего не было, кроме воспоминаний десятимесячной давности; как Эрвин позволил начать ему всю жизнь сначала, как остатки его прошлого были раздавлены, как его жизнь круто повернула на все девяносто градусов.

— Тоже вспоминаешь?

Леви не сразу осознал, что Эрвин смотрел ему в лицо все это время.

— Да, думаю о первой экспедиции, — Леви сказал, посерьезнел, встал и подошел на расстояние где-то около двух метров от Эрвина.

Тот не изменился в лице и спокойно произнес: «Хотел спросить тебя».

Леви машинально приставил большой и указательный пальцы к своему подбородку, потом кивнул, говоря: «Слушаю». Эрвин сделал вдох.

— Почему ты мне доверился? Сразу же после того, как я обманул вас и твои единственные друзья умерли по моей вине, — он опустил взгляд. — Я просто не понимаю. Ты мог уйти.

Именно это Леви обдумывал всё последнее время.

— Ты надежный, но все сложнее, — Леви запустил руку в свои волосы. — Я просто в одну секунду вдруг почувствовал, что так будет правильно.

— И наверняка пожалел об этом. Не такой уж и надежный я капитан, да?

Леви нахмурился сильнее и сделал еще шаг вперед, потому что Эрвин невероятно сильно ошибался; хотелось его за грудки схватить и сказать прямо в лицо «Ты надежнее всех этих гадов внутри стен вместе взятых» и «Ты не был виноват в их смерти», но он решил быть сдержаннее.

— Эрвин, прекращай. Ты не виноват ни в том, что они умерли, ни в том, что в конечном итоге я повелся на твою ангельскую внешность и красивые речи, — Леви вообще не был уверен, сарказм это или нет. — Я ни разу не пожалел за все это время.

В следующие секунды единственным звуком, который произнес Эрвин, был глубокий вздох облегчения вперемешку с неловкостью и слабым сомнением.

— И еще кое-что хотел сказать, — произнес Леви, сократив расстояние где-то до тридцати сантиметров, — Я…

И по кабинету раздался уже знакомый грохот от открывания деревянной двери ногой.

— Эрвин, ты тут? — Ханджи встала на пороге и собралась заходить, как ни в чем не бывало. — Наконец-то. Я еще с утра хотела тебя о чем-то попросить…

Ее остановил только взгляд Леви, наполненный такой дикой злобой, которая могла заполнить до краев целое огромное озеро.

— Вышла вон отсюда, — и дверь хлопнула очень громко от удара ноги Леви; возможно, Эрвину показалось, но он заметил небольшую трещину на месте, куда он пришелся.

— Ты мог сломать ей нос.

— Да черт с тобой, — Леви отмахнулся, скривившись. — Хотел сказать, что ты можешь рассчитывать на меня во всем. Я собираюсь следовать за тобой.

Эрвин замер, задумался; Леви выждал, прежде чем продолжить.

— Именно это я тогда почувствовал.

Они помолчали; Эрвин оценивал, какой смысл в эти слова может вложить такой человек, как Леви, и где-то секунд через тридцать пришел к какой-то своей мысли — Леви поймал взглядом улыбку, что выступила на его лице.

— Что ж. Я вас понял, капитан Леви.

— Капитан?

— Если ты не против. Я планирую назначить тебя на должность капитана отряда, когда стану командующим.

— Ну ты и… — Леви осекся и вздохнул. — Переводишь тему.

— Угадал.

Леви замолчал и на пару секунд занервничал, потому что если для Эрвина его доверие не имеет смысла, то всё получится совсем уж нечестно. И тогда Смит развеял его сомнения, положив руку на плечо и тихо сказав: «Я чувствую то же».

Леви слегка улыбнулся, когда услышал это.

И это была его первая за десять месяцев улыбка, которую увидел Эрвин; он тогда еще не знал, что в следующие пять с половиной лет увидит еще очень много таких, но где-то в сердце расцвела невероятно сильная радость.

.

Ханджи за завтраком впервые не сидела за их столом, но даже издалека было заметно, как по ее очкам расползлись трещины.

— Похоже, с нее спали очки, когда ты закрыл дверь, — Эрвин посмотрел с осуждением, а Леви проигнорировал, но мысленно раскаялся. — Извинись.

— Я и так собирался, умник, — он почесал затылок, что заставило его выглядеть неловко. Эрвин это подметил.

Еще он подметил, что Майк и Нанаба смотрели на них как-то очень уж странно, но решил на этом не зацикливаться.

Леви допил чай, встал с места и пошел к Ханджи, которая была на расстоянии трех столов от всего остального отряда Эрвина. Она заметила его и сделалась сразу же комично недовольной, отвернулась в сторону Моблита.

— Теперь ты не четырехглазая, — сказал он, вглядевшись. — Извини за очки.

— Тебе бы манерам поучиться, — злобно бросила она. Тем не менее было видно, что она готова была его простить: Ханджи не из тех, кто любит тратить время на бессмысленные обиды.

— А ты стучись в чертову дверь, — Леви своим раздражением светить не стал, чтобы не спровоцировать ее на конфликт.

— Хорошо. Желаю вам удачи и все такое, но сейчас мне все же придется украсть у тебя Эрвина для тех разрешений.

— Я по-твоему его хренов родитель, что ли, не пойму?

— Нет, — она сменила тон на беспечный. — Но, похоже, злость свою контролировать ты еще не совсем научился. Кто тебя знает.

Леви хмыкнул, потому что она преувеличивала.
Но стучаться начала — и то хорошо.