Июль, недалёкое будущее. Пятница.

Стояла летняя, в меру тёплая погода, шелестели кроны деревьев по краям московских воздушных автодорог.

По улице шёл молодой человек лет двадцати шести. Про таких говорят: москонцертная богема, да-да именно так. Одет по последней моде: яркая рубашка с воротником-батником, брюки клёш и заграничные кожаные ботинки с заостренными носами. Как и положено освоившемуся на эстраде музыканту, у него была сравнительно длинная шевелюра: прямые тёмные волосы, чуть короче, чем до плеч, с длинной чёлкой, периодически норовившей закрыть обзор его правому глазу. Помимо приятного модного имиджа, у него весьма благородные черты лица с налётом аристократичности, предполагаю, что дело в тонком носе с небольшой горбинкой. В общем, можно считать сего героя довольно положительным.

Юра, а именно так это гражданина зовут, с недавнего времени по фамилии Саулес, до сегодняшнего дня работал в ВИА "Неунывающие Юнцы" под руководительством Сметанкина. Но после крайних гастролей худрук довольно красноречиво дал понять, что в советах Юры как строить сценический план номеров давно не нуждается, вручив ему увольнительный лист. "Поумерьте свои режиссёрские амбиции, Пет.. тьфу ты ж.. Саулес!"

"Вы потеряете популярность, впрочем, это ваше дело, у меня всегда есть еще вариантики, а у вас увы не будет уже." - ответил на такое пренебрежение к собственной персоне Юра, и направился туда, куда собственно, сейчас и направляется.

Итак, он проверил мобильный телефон: сообщения возможно новому худруку так и остались непрочитанными. Он знал это "любое время" у Фёдор Сергеича: "приходи в любое время",  а сам уже умотал по заграничным делам в дружественные страны Соц. Содружества, а может даже и не в дружественные. А не важно, в любом случае на репетиционной базе хоть кого-то из коллектива "Полыни" да застанет.

Открыв другой диалог, со своим бывшим другом конкурентом-оппонентом в выступлении в ресторанах, а сейчас с просто хорошим другом Имантсом, он написал:

– Ты там? Я к вам прослушиваться бегу.

На что сразу получил ответ:

– Где же ещё, кофе мне захвати.

Так как Юра печатал на ходу, он не заметил, как мимо прокатил грузовик очень устаревшей модели, ещё с колёсами, и окатил из лужи его модные брюки в цветную полоску, выглаженные по стрелкам .

Большинство аэромобилей и аэромотоциклов передвигаются по московским воздушным дорогам, а наземные улицы отданы пешеходам и велосипедам, но всё ещё остались дороги по одной полосе, для более старых машин, или для тех, у кого сломан аэродвигатель.

Раздосадованно проводив взглядом тарантайку, подпортившую его щёгольский вид, Юра остановился у кофейного ларька и закурил сигарету.

– Какой тебе кофе? — записал голосовое сообщение Юра.

Ответ не заставил долго ждать и он прослушал:

– Juris, mans dārgais, – что переводится с латышского: «Юра, дорогой мой».

Они частенько в общении употребляли рижские словечки, понятные здесь, в Москве, только им двоим.

– Ты же знаешь, что я предпочитаю аМеРиКаНо, – последнее слово Имант протянул с каким-то таким вычурным западным акцентом, что Юра остальной путь до репетиционной базы не мог стереть с лица очаровательную улыбку. 

...

Проходя по коридорам здания на (бывш. Никольской, а ныне) улице им. Чемпионата Мира, между прочим названной в честь позапрошлогоднего чемпионата,  где футбольная команда СССР чуть было не обыграла югославскую, он чуть не пролил толино американо, натолкнувшись на товарищей Пасхального и Фродкина - двух членов Союзов: поэтов и композиторов, – которые остановились прямо за поворотом коридора и что-то горячо обсуждали, возможно, передать их диалог можно было бы так:

– Что-то вы, дорогой товарищ, чепуху написали на мои слова.

– Да кто ж знал, что вы не с той ноги сегодня встанете?

И так далее и тому подобное, но длинные ноги уже унесли нашего героя повествования в конец коридора к двери небольшого зала, где и должны были быть ребята его нового коллектива.

Из-за дверей слышались звуки репетиции.

Нежно приоткрыв ногой дверь, он заметил, что в зале стихло, только слышалось шипение аппаратуры.

– Доброго дня, товарищи коллеги!

Все находящиеся на сцене удивлённо уставились на молодого человека в проёме двери и многие его узнали. Конечно, он же солист одного из самых известных на сей момент коллектива, и причина, по которой он решил оставить былой ансамбль и пришёл на прослушивание в этот, никому так до конца и не была ясна.

– О! Всё-таки решил объявиться, Юрий? А вот и наш новый участник ансамбля! – Поднялся с кресла первых рядов товарищ Фёдор Сергеич.

— Да, дождались вы меня, Сергеич! — Весело ответил Юра, откидывая чёлку направо.

– Ну что, давайте, освобождайте сцену  ребятки. 

Почти все участники ансамбля спустились в зал, кроме одного, про кого сразу можно догадаться: еще один своенравный рижанин. Послышалось строгое худруковское:

– Имант, кыш со сцены! 

Тот самый Имант – молодой человек невысокого роста, с чёрными, как смоль, волосами и немного раскосыми маленькими глазками, одетый в стиле а-ля советский ковбой. Помедлив, он всё же неохотно слез с площадки, перед этим незаметно покрутив настройки звукоусилителя, и, мимо проходя, забрал, наконец, свой злосчастный американо из рук новоприбывшего без пяти минут одноансамбленника.

За происходящим сосредоточенно наблюдал нынешний перворазрядный солист сего коллектива Вася. По внешним данным, ничего приметного в нем не выделялось: русые волосы, светлые голубые глаза, средний рост, но чем-то он очень нравился поклонницам. Харизма, чтоб её! Об этом позже. Однако вернёмся к его созерцанию происходящего у сцены. Имант, указав юрины брюки произнёс фразу на иностранном языке. В конце каждого слова был звук «с».

"Латышский?"

Вася предположил, раз Имант, как известно, рижанин, то это точно латышский. "Для чего Имант смущает этого Юрия своими латышизмами?"

Каково было удивление Васи, когда Юра довольно резко ответил Иманту на том же языке, разведя руками мол "ничего не поделаешь". Имант что-то съязвил в ответ и рассмеялся. Завязался никому не понятный, кроме них двоих, диалог, не предвещающий хорошего исхода: либо один выплеснет на другого американо, либо кто-то просто получит по чайнику.

– Погоди, они знакомы? – поинтересовался Вася у вокалистки Оксаны, оказавшейся рядом. Это был скорее риторический вопрос, но на удивление, ответ нашёлся.

– Вась, они оба рижане. Да и к тому же, Имант не просто так все уши Фёдору на счёт него прожужжал! – заговорщеским полушёпотом ответила всезнающая Оксана.

– Поговаривают, что… – было продолжила она на ушко Васе, но Юра, как почувствовал, что шепчутся о нём. Не прекращая пререканий с Имантом, он бросил иронический взгляд внимательных синих глаз на Васю так, что тому стало не по себе и он буркнул Оксане что-то вроде: "Давай попозже", показательно отвёл взгляд и стал буравить им хрустальную люстру под потолком.

Пререкания двух друзей могли бы растянуться ещё на более долгий диалог, никому кроме них самих в этом помещении непостижимый, но они были прерваны тактичным кхеканьем худ. руководителя.

– Ну что, Юр! Я, конечно, знаю, слышал, как ты поёшь и со сцены, и с записи, но спой-ка чего-нибудь нам так, для галочки!

Ну что ж, сказано – сделано. Юра, проигнорировав ступеньки, вспрыгнул на сцену, взял электрогитару, прислоненную к барабанной установке, подошёл к микрофону и тактично поинтересовался, а точнее, просто проконстатировал факт сидящему в зале гитаристу:

– Василий, верно? Я позаимствую её на пару песен.

Поудобнее перехватив гриф гитары, Юра взял аккорд, но он прозвучал не как надо, а отвратительно, как будто из гаража вытащили старую заржавелую телегу. Имант артистично хлопнул рукой по своему высокому лбу, затем вскочил с кресла и начал усердно саркастично хлопать:

– Браво! Браво-о,  гениально! – за что был довольно неожиданно одёрнут за рукав рубашки гитаристом Васей и одарен таким взглядом, вследствие которого широкая щербатая улыбка Иманта сползла с лица и ему, увы, пришлось замолчать и сесть обратно. Здесь не понимают тонкий рижский юмор. Васе правда было интересно, что же из себя представит этот новый вокалист из ВИА "Неунывающие Юнцы", соперничающего ныне с популярностью их "Полыни".

Юра не подал виду, что что-то не так, довольно быстро вернул настройки на прежние. Сергеич поразился нордической выдержкой этого музыканта, тем более зная, что его главный инструмент вовсе не гитара, а саксофон.

... Гой ты Русь моя родная...

Всё-таки Есенин всегда будет звучать лучше всех, и даже в футуристическом СССР XXI века двадцатых годов, будущие одноансамбленники слушали Юру, затаив дыхание, нетипичная для нынешней эстрады манера на лад французских шансонье прошлого века заставляла в этот момент забыть обо всем на свете. Валя особенно внимательно слушал, затаив дыхание. Ему в вероятности девяносто девяти и девяти процентов предстояло с ним петь дуэтом.

Когда Юра закончил романс, Имант уже без всякой доли сарказма вскочил с кресла:

– Ну, я же говорил! Я же говорил что он просто фирмашский нашенский под-кайфный и файфовый!?

Худрука аж перекосило от множества жаргонных словечек услышанных меньше за минуту, а Имант тем временем продолжал:

– А ты не верил? Сергеич, да он просто золото!

– Имант, замолчи свой рот на секунду и выпей, наконец, свой американо. – С долей угрозы прозвучало со сцены.

– Я уж теперь боюсь, а вдруг там...

Худрук строго оборвал Иманта.

– Так, замолчите оба!

– Юра, конечно, ты принят, другого разговора и быть не может! В субботу послушаешь, как мы исполняем на концерте. Уверен, ты будешь восхищён тем, что тебе предстоит работать в моём ансамбле "Полынь"!

Все находящиеся в зале, включая портреты коммунистических деятелей на стене, дружно закатили глаза, а Имант наконец, начал пить свой американо.