Огромные темные тучи заволокли и без того темное, клонившее к вечеру, небо. Еще час и стемнеет совсем, наступят сумерки, а затем непроглядная ночь. Холодный северный ветер, вперемешку с мелким ледяным дождем, пронизывал до самых костей. Загнанные на край обрыва омеги находились в окружении четырех всадников, одним из которых был Эйран Лосгар. Высокие, крепкие, широкоплечие альфы восседали на таких же сильных, как и они сами, жеребцах. Двое всадников держали в руках факелы. Их желто-красное пламя трепетало на ветру, и света хватало, чтобы достаточно отчетливо разглядеть лица беглецов. Им потребовалось всего несколько дней, чтобы выследить сбежавших омег замка Туор.

После того как Шанталю стало немного получше и он мог самостоятельно, без помощи эльскерина, передвигаться, было решено покинуть ненавистный замок, а также и его хозяина, хиррэ Эйрана Лосгара до его возвращения.

Кроме того, что было одето на омегах, ничего лишнего из гардероба не было взято. Только теплые плащи, да полусапожки из мягкой кожи. Даже украшения остались лежать в резных сундучках. У Шанталя было скоплено несколько золотых йорделев[1], которые он, без всякого сомнения, отдал эльскерину как на хранение, так и в случае, если с ним что-то случится и у его любимого будут средства к существованию.

— Каким же было мое удивление, когда я вернулся в Туор! Меня ждал поистине дивный сюрприз! — начал Эйран, и его конь, фыркнув и мотнув головой, сделал два шага вперед, вынуждая тем самым омег отступить еще на несколько шагов назад. — Мой хорлингэ предпочел меня другому омеге, но если быть точным, то неполноценному омеге, — взгляд наполненный ненавистью и насмешкой метнулся в сторону Миира. Омега твердо стоял на ногах, смотря с сознанием собственного достоинства. — Разве тебе было плохо со мной, Шанталь? Отвечай! — громко и требовательно выкрикнул Эйран последнее слово, заставив обоих омег вздрогнуть.

Эйран нечасто позволял себе кричать на своих омег. Обычно он был строг с ними, если те действительно провинились или выказывали непослушание. Мог применить телесное наказание, но для этого валихора должен был совершить очень опрометчивый поступок. За обычное омежье упрямство или каприз, наказание было сексуального характера — омег-валихора или янхора, он попросту затрахивал до полубессознательного состояния. При этом используя сильные возбудительные средства — от мазей до снадобий.

— Я слишком многим пожертвовал ради тебя, неблагодарный валихора, — озлобленно воскликнул альфа, после небольшой паузы. — Ты убедил меня в бесполезности серая, в том, что тебя мне хватит вполне. Я потратил немалые средства, чтобы пристроить каждого использованного мной валихора. Я шел тебе на уступки, даже жизнь сохранил этому фригидному, неправильному омеге, — указал он на Миира. — Не стал его наказывать, как того бы следовало, а ты…. А ты решил воткнуть мне кинжал в спину?

Гордость, честь и репутация альфы были задеты. Он был в ярости и готов разорвать на куски любого, скажи ему кто-то сейчас слово поперек.

— Язык проглотил? Отвечай, дрянь неблагодарная! Чего тебе не хватало?

— Пощади, хиррэ… — единственное, что смог выговорить Шанталь, опускаясь перед Эйраном на колени. Пасть на колени его заставил не страх перед хиррэ, а непроходимая боль в ноге. Долгое пешее передвижение только разбередило рану. Опиумную настойку он забыл, а она бы сильно помогла притупить боль и ломоту во всем теле. Шанталь по-прежнему был слаб, а побег лишь добавил немощности. К тому же, он был голоден.

— Пощады просишь? — усмехнулся альфа, и легкий изгиб полуулыбающихся губ, был похож на звериный оскал.

— Хиррэ Лосгар, отпустите нас, — вступился Миира, но на колени падать не стал. Он стоял гордо и с нескрываемым вызовом смотрел альфе в глаза, загораживая собой хорлингэ. Где-то внутри все сжималось и клокотало только от одной мысли, что сейчас их убьют, даже не вернув в замок. Но в сердце до последнего теплилась и надежда — Эйран отступится и отпустит их. — Шанталь ранен, ему нужен отдых…

Альфа с трудом совладал с собой, удержав волну поднимающегося гнева. Двое омег, должно быть, ополоумели или лишились страха, чтобы просить о таком! Он чувствовал, как нарастает раздражение, тает хладнокровие. Единственным и правильным было схватить бежавших валихор и собственноручно отхлыстать армарийской плетью[2] или привязать к лошадям и протащить их по земле весь путь до замка. С целью навсегда отбить охоту к побегам, плюс в назидание другим, кто захочет повторить их подвиг. Раз уж омеги теперь не представляют никакого эстетического наслаждения, то и жалеть их совершенно ни к чему. А если и приспичит снова взять, так можно больше и не сдерживаться, и брать так, пока кровью истекать не начнут.

— Если он так плох, тогда какого рожна побежали? — отозвался Эйран, наслаждаясь мучениями своего любимца.

Слезы обжигали щеки. Шанталь плакал и не скрывал этого.

— Я устал быть никем. Единственное, что я видел в своей жизни, так это твое ложе, мой хиррэ! — Шанталь попытался вложить в сказанное всю боль, обиду и горечь, что накопились внутри за много лет пленения. — Ты хоть и являешься альфой, моим хозяином, но это не все о чем я мечтал!

— Такие как ты не имеют права — мечтать! Всё что ты можешь — это подарить своему хиррэ наслаждение, или самое большее, что тебе и таким как ты будет позволено — это родить господину наследника! В остальном у тебя нет прав! Запомни!

— Прости, но при всем уважении к тебе, я бы никогда не подарил тебе наследника, Эйран Лосгар! Не ты станешь отцом моему ребенку! А я, никогда не стану твоим «хирисси». К тому же у меня уже есть законный супруг.

Шанталь взглядом попросил Миира помочь ему встать.

— Вот как! — Эйран наигранно хмыкнул, словно его задели слова обычной, пусть даже чистой, но все же — шлюхи. — Дай угадаю, кто он! Миира? Омега, лишенный чувств, с сухим лоном и недочленом между ног? Это твой выбор?

— Видимо ты давно не видел его обнаженным, раз говоришь такое, — горько попытался посмеяться Шанталь. Крепкое объятие любимого придало сил дерзить и насмехаться над, до недавних пор, хозяином. Если же и уготовлена им смерть, то хотя бы они умрут свободными.

— Схватить их, — не желая больше слушать вздор, приказал Эйран своим стражам.

Двое альф спешились, передали факелы третьему стажу и направились к отступающим к краю обрыва омегам. Эйран ждал. Терпеливо и стиснув зубы, сжимая крепко поводья. Его вороной конь переминался с ноги на ногу, громко фыркая. Темные волосы альфы выбивались из-под капюшона его походного плаща, а холодный ветер трепал их, придавая еще большего устрашения. Ровно остриженная густая борода скрывала, когда-то оставленный юным валихора (коим был Шанталь) шрам от ноготков. В темно-карих, почти угольных глазах, не было места прежним светлым чувствам. Когда-то умелый и щедрый любовник в одночасье превратился в дикого зверя. Он жаждал расправы.

Миира обернулся и увидел — еще шаг и отступать будет некуда. Он крепко взял за руку Шанталя, тот в знак полного согласия, кивнул, понимая, что это и есть их цена за свободу.

Где-то в глубине души Шанталь был рад увидеть в последний раз побелевшее лицо хиррэ. Крепко сжатые пальцы до конца не позволили двум омегам расцепить их и огромные холодные волны, бьющиеся о камни внизу, приняли в свои владения двух свободных омег.

Ярость внезапно проявилась комом в горле, болью в темных глазах. Эйран Лосгар заколебался, ощутив досаду и большую потерю. Двоим омегам удалось его осрамить как альфу на глазах у своих подданных. Он думал, что им не хватит духу, но он ошибся! Омеги предпочли смерть, чем жить в тепле и довольстве под крышей его замка.

Шум порывистого ветра, мощь бьющихся о скалы волн прибоя и усилившийся дождь, только нагнетали внутри альфы ненависть ко всем омегам. Предательство одного — это предательство всех! Теперь каждая рыжеволосая шлюха будет напоминать ему о поражении и полном провале. Задета его честь. О возобновлении серая он еще подумает, стоит ли? Но то, что больше не один омега не сможет украсть его сердце, в этом он просто уверен. По возвращению с битвы он действительно готовил Шанталю честь подарить наследника и в скором времени сделать его своим законным и полноправным хирисси, сняв навсегда ярлык валихора. Но видимо омега предпочел иной конец, нежели красивую жизнь с уважаемым и родовитым альфой. Что ж это был его выбор!

Одна волна за другой с силой бились о твердый холодный камень. Казалось, море гневается вместе с человеком. Шум дождя заглушался грохотом водных масс.

Не было слышно ничего кроме оглушающего моря.