Ночью им овладел болезненный жар, и Дафна несколько часов провела у его кровати. Измотанная произошедшим за последние дни, истощённая и напуганная, она всё равно оставалась очень внимательной. Она тратила последние силы на лечение его раны, и, иногда приходя в сознание, Габриэль видел, чего ей это стоило. Дафна выглядела очень болезненно: её лицо осунулось и побледнело, под глазами появились тени, а руки нескончаемо дрожали. Она пила зелье за зельем, чтобы хоть немного восстановить магические силы и продолжить работу, но Габриэль не понаслышке знал, чем может обернуться их употребление в таком объёме.
Тэниэрисс тоже был хорошо осведомлён о возможных последствиях, поэтому время от времени укоризненно напоминал ей об этом. Но Дафна была слишком упряма, чтобы кого-то слушаться. Поэтому, когда ей сделалось совсем дурно, альтмер увёл её куда-то. Всё это Габриэль осознал уже позже, когда ясность рассудка вернулась к нему вечером следующего дня.
Он помнил, что и сам Тэниэрисс иногда сидел рядом и успокаивающе говорил что-то на языке высших эльфов. А ещё он помнил, что в бреду видел отца. Сейчас Габриэль понимал, что это, наверное, всё же был Тэниэрисс.
Тем не менее к вечеру стало легче. На этот раз в комнате никого не было, и, открыв глаза, Габриэль начал прислушиваться к посторонним звукам. Было тихо.
Он скинул старое шерстяное одеяло и попытался приподняться. Тело болело, но эта боль уже не была невыносимой. Габриэль осторожно размотал наложенную повязку, осмотрел рану, затянувшуюся твёрдой круглой коркой, и вздрогнул от собственного прикосновения. Кожа оказалась липкой, покрытой какой-то жирной мазью, но он понимал, что выкарабкался только благодаря магии Дафны. Если бы её не оказалось в городе, он был бы мёртв.
Пересиливая боль и слабость, Габриэль встал с кровати и выглянул в коридор. Ноги подкашивались, в голове гудело, но он изо всех сил старался преодолеть это и держаться твёрдо. Это работало, и скоро шаги стали уверенными, а в тело вернулось ощущение силы. Пока ещё будто бы чужой, но теперь, по крайней мере, не приходилось задумываться о каждом движении.
На кухне Габриэль заметил Тэниэрисса, который развёл огонь в жаровне и был увлечён приготовлением чего-то вряд ли съедобного. Наверняка, очередное лекарственное снадобье. Габриэль приблизился к нему, и эльф обернулся на звук шагов.
— Тебе уже лучше? Хорошо. Твоё тело быстро справляется с недугами.
— Когда ты или Дафна рядом, — справедливо добавил Габриэль и прислонился к стене. — Где остальные?
Тэниэрисс относился к своей работе очень серьёзно, потому не торопился с ответом. Он подошёл к стоящей на огне миске и добавил в неё какой-то бледно-зелёной субстанции из стеклянной пробирки, отсчитав ровно двадцать капель. Запахло соком луговых трав.
— Дафна здесь. Она почувствовала слабость после работы над твоей раной, и я отвёл её в свою комнату. Сейчас она спит. — Габриэль, прекрасно зная, сколько нюансов Тэниэрисс опустил в своём рассказе, благодарно ему кивнул. Эльф, медленно помешав отвар небольшим деревянным половником, продолжил: — Элисаэль в храме. Скоро должна вернуться. Она слишком за тебя переживала, и я решил, что она принесёт больше пользы людям, если уйдёт служить днём.
На самом деле это Тэниэрисс переживал за неё, поэтому не собирался больше отпускать дочь ночью. Габриэль не мог не восхититься тем, как этому мужчине удавалось оставаться таким рассудительным и спокойным.
— Хватит стоять там, садись, — вдруг приказал альтмер, и Габриэль, с трудом сумев согнуться, опустился на высокий обитый мягкой тканью стул.
Тэниэрисс снял с верхней полки керамический горшочек и добавил в своё зелье едко пахнущий мелкий порошок, после чего наполнил маленький восточный чайник водой и поставил рядом на жаровню. Габриэль, наблюдая за ним, всё же рискнул спросить:
— Меня никто не искал?
— Нет. — Тэниэрисса, кажется, удивил такой вопрос. — Ты кого-то ждёшь?
— Не жду.
Альтмер бросил в чайник травы и плотно закрыл его крышкой. Потом он приблизился к Рэлу, присел перед ним и начал снимать бинты, чтобы посмотреть, как залечивается рана, и заново её обработать. Результат ему понравился, и он удовлетворительно кивнул.
— Заражения нет, ткани регенерируются… хорошо. В столь молодом возрасте ранения переносятся на удивления легко. — Тэниэрисс вдруг безобидно добавил: — Или это просто ты такой живучий.
Габриэль усмехнулся и предположил:
— И то, и другое, думаю.
Альтмер улыбнулся, поднялся, чтобы взять чистую салфетку, смочить её водой и смыть остатки мази с кожи. Когда он принялся обрабатывать рану, Габриэль вздрогнул. Тэниэрисс тут же отдёрнул руку.
— Ещё больно? — Рэл неопределённо кивнул. — Терпи. Скоро станет легче.
Габриэль и не собирался жаловаться. Чудо, что он вообще остался жив.
Когда Тэниэрисс достал из ящика небольшую стеклянную баночку с густым содержимым тёмного цвета и толстым слоем смазал им края раны, Габриэль почувствовал приятный мягкий холод. Но как только альтмер наложил новую повязку, кожу начало нестерпимо жечь.
Тэниэрисс не доводил чай до кипения, снял с огня раньше времени, разлил по чашкам и передал одну Габриэлю. Потом он вернулся к своему зелью, уже начавшему недовольно бурлить в миске.
Чай всё же был очень горячий, и Габриэль поставил чашку на стол, опасаясь обжечь пальцы. Тэниэрисс, сосредоточенный на своём загадочном занятии, неожиданно произнёс:
— Тебе повезло с Дафной. Она так о тебе заботится, что не жалеет собственных сил. Хотя, наверное, для неё это обычное дело: вряд ли она впервые помогает тебе выкарабкаться. — Габриэль ничего не ответил. Голос Тэниэрисса звучал угрюмо, и его слова казались предисловием к какому-то другому рассказу. — Мне с Элисаэль всегда было сложнее. С самого рождения она практически невосприимчива к большинству типов магии. Это явление называется “magicka latentis”, то есть латентная магия, а несчастные дети, рождённые такими, навсегда становятся изгоями альтмерского общества. В саммерсетской культуре быть чистокровным высшим эльфом и не быть магом считается… недостойным. Рождение такой дочери и стало причиной, почему мы с Лиансинэй покинули её дом на Ауридоне и поселились здесь.
Габриэль не сразу сумел ответить. Что-то в словах Тэниэрисса показалось ему странным, и он только через несколько минут сообразил, в чём дело.
— Лиансинэй — это полное имя Анси?
Альтмер кивнул и добавил в зелье очередной ингредиент. Рэл всё ещё не совсем понимал, почему его так тревожит эта история, но подумать и найти на это ответ ему не позволил настойчивый стук в дверь. Это точно была не Элисаэль.
Тэниэрисса приход незваных гостей тоже озадачил. Он не мог оторваться от процесса приготовления снадобья, поэтому заинтересованно взглянул на Габриэля и предположил:
— Может, это к тебе?
— Я открою.
Габриэль в самом деле ожидал увидеть на улице Люсьена. Через силу заставив себя подняться, Рэл вернулся в коридор и отворил входную дверь. На пороге стоял высокий незнакомый мужчина. Он был вооружён, носил старую кольчужную рубашку, уже помятую и подлатанную в нескольких местах, на его спине кожаными ремнями крепился круглый деревянный щит. Мужчина был намного старше Габриэля, но в нём совершенно не было стариковской дряблости. Из-за частых физических нагрузок его тело оставалось крепким, а натруженные руки без особых усилий могли свернуть человеку шею. Перед Габриэлем стоял воин, привыкший к дорогам и сражениям, и вид этого человека вызывал странное желание лишний раз с ним не связываться.
— Я ищу женщину, — без приветствия сказал странник. — Невысокая, темноволосая. Она прибыла в город три дня назад, и люди говорят, будто видели, как она заходила в этот дом.
Габриэль покачал головой и спокойно соврал:
— Люди часто ошибаются. Здесь нет никого, кто подошёл бы под твоё описание.
— Все сразу? — с ледяным недоверием спросил мужчина, а потом его взгляд остановился на шее Рэла, где остался уродливый продолговатый шрам от вампирского укуса. Он кивнул на него: — Откуда это у тебя?
Габриэль понял, кто перед ним. Оставаться дружелюбным больше не хотелось, и он ответил очень холодно, не отводя пристального взгляда от охотника:
— Налетел на ветку в лесу.
— Крупная, должно быть, оказалась ветка.
— Да. Крупная.
Подошёл Тэниэрисс, прекрасно слышавший этот разговор с кухни. В отличие от Габриэля, альтмер был очень вежлив.
— Добрый вечер, странник. Я чем-то могу вам помочь?
Охотник не стал церемониться:
— Вы укрываете вампира в своём доме.
— Вампира?.. — Тэниэрисс немало удивился такому обвинению. — Это исключено, уверяю вас. В этом доме только я и мой друг, и мы точно не вампиры. Можете проверить, если знаете какие-то способы.
— Вы меня не интересуете. Мы ищем женщину.
Тэниэрисс мягко улыбнулся ему и признался:
— Скоро придёт моя дочь. Но она абсолютно точно не вампир.
— Надеюсь, что вы не пытаетесь меня обмануть. Вампиры — хитрые твари, они могут благополучно жить среди людей и не вызывать подозрений. Женщина, которую мы разыскиваем, угрожает здоровью всех жителей.
— Друг мой, мы не пытаемся тебя обмануть! Я служитель Богов, и благополучие и здоровье местных жителей мне важны, как никому другому. Если я вдруг услышу что-то или увижу, то обязательно сообщу вам. Поверьте, поимка этого вампира и в моих интересах тоже.
— Очень надеюсь, что это так, — хмуро отозвался охотник и в очередной раз с нескрываемой ненавистью посмотрел на Габриэля. Будто это он мог оказаться вампиром.
Тэниэрисс, заметивший это, гостеприимно предложил:
— Может, зайдёте на чай? Он как раз разварился и уже успел немного остыть.
— Нет, — сразу же отозвался мужчина. — Моё дело требует большой ответственности.
— Конечно. Я понимаю.
Охотник развернулся и сошёл с крыльца. Тэниэрисс плотно закрыл за ним дверь и, будто ничего не случилось, вновь направился на кухню. Габриэль остановил его. Он имел право знать.
— Тэниэрисс.
— Да?
— Почему ты защитил её?
— А почему я должен был её выдать?
— Но это правда.
— Я знаю.
Рэл не стал удивляться. Было бы странно, если бы Тэниэрисс не знал.
— Нужно сообщить ей.
Вслед за альтмером Габриэль поднялся на второй этаж. Преодолеть ступени оказалось не так просто, как представлялось сначала, потому что рана под повязкой болела при каждом движении. Тэниэрисс открыл дверь в свою комнату и, быстро подойдя к окну, первым делом задвинул шторы.
Дафна спала очень чутко и проснулась сразу же, как только мужчины вошли в комнату. Она открыла глаза, тревожно осмотрелась и села, свесив ноги.
— Что-то случилось? Габриэль?..
Он не собирался говорить о себе, опустился перед ней, и, коснувшись руки, тихо сказал:
— Ты привела за собой охотников, Даф. — Трудно было сказать, что изумило её больше: его слова или его действия. — Как это возможно?
— Невозможно!
— Однако они здесь. — Тэниэрисс обернулся. Его голос звучал твёрдо и уверенно. — И они следят за этим домом.
Габриэль тревожно посмотрел на занавешенное окно. Вряд ли альтмер ошибался.
— Кто-то предупредил их о тебе. Они знают, как ты выглядишь, и уверены, что ты скрываешься здесь.
Дафна несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Охотники не могли вычислить её самостоятельно, потому что она никогда не допускала полного пробуждения своей вампирской силы и не пила кровь горожан, всегда нося её с собой в стеклянных флаконах из-под зелий. Если вампир часто и стабильно питается, то его в самом деле невозможно отличить от человека. В противном случае вампир постепенно превращается в ночного монстра, в котором не остаётся ничего от того, кем он был раньше. И после встречи с таким существом мало кому удаётся выжить.
Сейчас, смотря на Дафну вблизи, Габриэль понял, почему она казалась ему настолько вымотанной. Из-за того, что ей пришлось провести рядом с ним столько времени, она не могла питаться. Черты её лица становились острее, кожа — суше и бледнее. Несколько раз ему доводилось видеть её в таком облике, и его это не пугало, но с этим нужно было что-то делать. И Дафна пока ещё сама это понимала.
— Думаешь, их подослал предатель? — тихо спросила она, смотря то на Габриэля, то на Тэниэрисса.
Рэл слабо верил, что охотники могли самостоятельно выйти на её след, потому кивнул:
— Вероятно.
Дафна поднялась, обернулась к альтмеру и совершенно беззащитно и виновато произнесла:
— Рисс, прости, что… что всё это на тебя свалилось…
Альтмер отошёл от окна и, проходя мимо, легко коснулся её плеча. Этим жестом он сказал куда больше, чем мог бы сказать словами.
Внизу скрипнула дверь, и Тэниэрисс решил спуститься, чтобы встретить вернувшуюся дочь. Когда он ушёл, Дафна снова села на кровать и опустила голову.
— Нужно что-то делать…
— Дождёмся утра, когда на улицах будет много народу, и попытаемся незаметно покинуть город.
Дафна закусила губу, задумавшись. План был примитивен и безрассуден, но другого варианта у них не оставалось. Поэтому она кивнула и сообщила:
— Мне нужны мои сумки, а они остались в таверне. Иначе я сгорю заживо, прежде чем сумею добраться до ворот.
— Я схожу за ними.
Он действовал поспешно и не хотел думать о последствиях, но Дафна его остановила:
— Габриэль! Ты слаб…
— Не упаду же я по дороге, в самом-то деле.
Габриэль улыбнулся ей, чтобы убедить, что он в порядке, хотя он чувствовал себя крайне неуверенно. Тело словно было чужое, и боль пронзала мышцы даже при слишком глубоком вдохе. Но Габриэль не собирался бездействовать и ждать от кого-то помощи.
Он медленно спустился на первый этаж, держась за перила лестницы. Тэниэрисс о чём-то неслышно беседовал с дочерью, но Элисаэль, увидев Габриэля, сразу же подбежала к нему и обняла. Прижимая её к себе, Рэл смотрел на Тэниэрисса, и ему казалось, что тот едва заметно улыбается.
Элисаэль, и не думая отстраняться, с волнением спросила:
— Как себя чувствуешь?
— Намного лучше, Лис. — Габриэль первым отпустил её и предупредил Тэниэрисса: — Я должен забрать вещи Дафны из таверны. Утром мы постараемся уйти.
Эльфийка испуганно посмотрела на отца:
— Что случилось? Почему?
— Нет, Рэл, — игнорируя вопросы дочери, запретил альтмер. — Сделаем иначе. Элисаэль сходит за вещами. Заодно она выиграет для нас немного времени, и мы незаметно переберёмся в храм. Оттуда уйти будет проще. Охотники продолжат следить за домом, пока не поймают её или не выманят, так что нужно попытаться обмануть их до того, как они обманут нас.
Ничего не понимающую Элисаэль напугали его слова.
— Отец, в чём дело?
— Пойдём, выпьешь чаю, успокоишься, и я всё тебе расскажу. Габриэль, собери свои вещи и предупреди Дафну.
Рэл кивнул ему и ушёл собираться. Он даже не думал перечить Тэниэриссу, уверенный, что альтмер не сомневается в своём решении. Казалось, что сейчас он был единственным, кто мог разрешить сложившуюся ситуацию, и Габриэль не переставал восхищаться им и благодарить за такое ничем не заслуженное доверие.
Дафна казалась совсем разбитой. События в Анвиле, случай с Габриэлем, а теперь ещё и охотники, пришедшие за ней, — всё это могло сломать её и сломало бы, не будь кого-то рядом. Рэл переживал за неё больше, чем за себя. Когда он рассказал ей о плане Тэниэрисса, она не стала уточнять детали, не стала спорить, и он не узнавал её, всегда горделивую и уверенную в себе, привыкшую контролировать всё самостоятельно.
Когда Габриэль собрал всё необходимое и вышел с Дафной в коридор, Элисаэль уже стояла подле двери, надев большой отцовский плащ с капюшоном, закрывающим тенью её лицо, и спрятав под него белую косу. Она была наживкой, на которую охотники, следящие за домом, должны были попасться. Их было двое — одного Тэниэрисс заметил у фонаря на кладбище через площадь от дома, а второй скрывался в соседском яблоневом саду, устроившись на каменной скамье.
Посмотрев на Дафну, альтмер попросил:
— Я знаю, что сейчас ты можешь на какое-то время становиться невидимой. На всякий случай воспользуйся этим.
— Не перестаю восхищаться твоей образованностью в этой области. — Габриэль так и не понял, искренне ли это прозвучало, или Дафна подозревала в чём-то отца Лис, но Тэниэрисс улыбнулся совершенно по-новому, самоуверенно и даже немного нахально.
— Я во многих областях образован. Элисаэль, ты готова? Всё запомнила?
Она закивала, и Габриэль, не понимая, почему вообще позволяет ей подвергать себя опасности, оставил поцелуй на её щеке.
— Будь осторожнее, Лис.
— Они меня не тронут, — заверила она. Её голос звучал удивительно храбро. — Всё будет хорошо.
Ниже натянув капюшон, Элисаэль по команде отца вышла из дома и уверенным шагом направилась в торговый квартал города, где располагалась таверна. Тэниэрисс осторожно следил за происходящим из окна. Почти сразу же за Лис пошёл тот охотник, который сидел в саду, и кивнул своему напарнику. Второй очень быстро к нему присоединился.
— Идём, — тихо скомандовал альтмер. Он вышел последним, запер дверь дома, и догнал Габриэля в центре площади. Дафну они не видели, но Габриэль нисколько не сомневался, что она уже ждала их у храма.
Зайдя внутрь, он быстро осмотрелся. У лестницы, ведущей в нижние комнаты, горели свечи, тускло освещался алтарь в дальнем конце зала, но никого кроме них троих здесь не было. Дафна развеяла свою вампирскую невидимость, и Тэниэрисс, выглянув на улицу и убедившись, что площадь перед храмом пуста, закрыл тяжёлую дверь. Он снял со стены лампу, зажёг фитиль и махнул рукой, приказывая следовать за ним.
В нижних помещениях никого не было. Может, в каких-то комнатах ночевали другие служители храма, но Тениэрисс шёл там, где не было людей. Вскоре они дошли до самой дальней просторной комнаты, где стояли большая кровать, письменный стол и книжная полка, а в одном из углов была оборудована домашняя алхимическая лаборатория. Похоже, это была личная келья Тэниэрисса, в которой он всегда мог отдохнуть и поработать с книгами или зельями.
— Рэл, сядь. — Поставив лампу на стол, альтмер неожиданно взял его под локоть и указал на кровать. — Еле на ногах стоишь.
Габриэль, измотанный переживаниями за Дафну, а теперь и за Элисаэль, действительно чувствовал себя уставшим, однако он не думал, что это так заметно со стороны. Боль не прекращалась, он уже научился её не замечать, но преодолевать себя оказалось не так-то просто. Усталость и головокружение быстро лишали сил.
Габриэль привык не спорить с Тэниэриссом, а потому послушался. Эльф сообщил:
— Отдыхайте. Если что-то понадобится, я буду наверху.
Когда он ушёл, Дафна села за письменный стол, заваленный бумагами, и сжала голову руками. Она выглядела очень уставшей. Одежды помялись, потому что она спала прямо в них, коса расплелась, и длинные волосы растрепались беспорядочными прядями.
— Габриэль, у тебя есть хоть какие-то мысли?
Он лёг на спину и посмотрел в тёмный потолок. Сейчас совершенно не получалось думать о чём-то, кроме желания пойти за Элисаэль. Останавливала Габриэля только та мысль, что предатель ещё в городе и на этот раз не промахнётся. А Лис не заслужила переживать всё это снова.
— Насчёт предателя?
— Это Люсьен… — Дафна произнесла это очень неуверенно, потому что могла подкрепить свои слова только личными подозрениями и ненавистью, но не весомыми доказательствами.
Габриэль опроверг её довод:
— Нет, не Люсьен. Это либо Аркуэн, либо Матье.
— Матье? Но как? Этого не может быть, Габриэль.
— Не знаю, как, Дафна, но это вполне может быть. — Габриэль говорил спокойно и безразлично. Он уже не думал о Тёмном Братстве, он думал только о том, чтобы отомстить за отца и защитить свою семью. — Он ещё более скрытен, чем Люсьен. Он не пускает тебя в свой дом, если это место можно так назвать, хотя ты самый близкий ему человек. Почему? Тебе никогда не казалось это странным? — Не дав ей ответить, он продолжил: — Если он предатель, то он до последнего хотел бы сохранить тебе жизнь. Но когда вы поругались, он… решил от тебя избавиться. Вы ведь оба были в Анвиле. К тому же он знает не только твою лошадь, но и дом друга, у которого ты проживала. Кто ещё об этом мог знать?
— За мной нетрудно было проследить.
— Нетрудно, — согласился Габриэль. — Но только ты не знаешь, что в тот вечер, когда меня подстрелили, Матье был здесь, в Чейдинхоле. Мы говорили. Обсуждали Люсьена как возможного предателя, и я сказал ему то же, что и тебе: я верю, что Люсьен не предатель. Если какие-то высшие силы хотели, чтобы я сделал выбор, то я его сделал. Я верю Люсьену так же, как ему верил мой отец. И я не считаю это ошибкой.
— Почему ты не сказал мне? — Дафна вдруг разозлилась и перешла на крик. — Почему не сказал, что он был здесь?!
Рэл повернул голову и увидел, что Дафна действительно в ярости. Она смотрела на него безумным горящим взглядом и вряд ли отдавала себе отчёт в происходящем. Но Габриэль оставался спокоен и, чтобы не подливать масла в огонь, решил оставить её вопрос без ответа.
— После нашего разговора Матье ушёл, сказал, что на этом наши пути расходятся. Он понял, что меня не удастся использовать против Люсьена, и в тот же вечер меня чуть не убили. То, что я выжил, счастливая случайность. Но есть ещё кое-что. — Габриэль снова посмотрел на Дафну и заметил, что она успокоилась. — Помнишь, я рассказывал тебе про Мэри, которая шпионила за Люсьеном вроде как по приказу Аркуэн? На первый взгляд это кажется глупым и абсурдным. Аркуэн потом клялась, что её подставили, потому что Мэри получила этот приказ не лично, а через письмо. Потом в Скинграде убили Яланту, и опять это был контракт, который доставила Аркуэн. Для неё это очень выгодно выглядит: никто не поверил бы, что она могла убить Яланту, да и тот давний случай с отцом… когда она встала на его защиту, потому что была очень хорошо знакома с работой Кэмлорнского Охотника… почему никто не попытался обвинить её? Все набросились на отца именно из-за того, что он когда-то был другом этого самого Охотника, но все позабыли, что ближе всех его работу изучала именно Аркуэн. А ведь её расследование ничем не закончилось. Не она избавила Тёмное Братство от Десмонда.
Дафна вдруг мрачно засмеялась, и Рэл замолчал, сбитый с толку.
— Обливион бы тебя побрал… Ладно, давай. Рассказывай, что ещё ты знаешь.
Всё-таки это было обвинение. Дафна злилась.
— Знаю, каким оружием был убит отец. И я нашёл это оружие. Его подбросили в Фаррагут, чтобы подставить Люсьена. Это могла сделать Мэри. Прикрывалась тем, что всего лишь следила за нами, а на самом деле подбросила этот кинжал.
— Откуда ты можешь знать, каким оружием его убили?..
Лицо Дафны стало ещё более устрашающим, но её голос дрожал, будто она чего-то боялась. У Габриэля больше не было оснований и сил подозревать её в чём-то и не доверять ей. Поэтому он решил признаться.
— Я видел его тело.
Пальцы Дафны сжались на высокой спинке стула. Габриэль видел, как напряглись её руки, как едва заметно нахмурились тёмные брови. Она злилась и не могла думать ни о чём, кроме вскрытия саркофага её брата. Габриэль прекрасно понимал её чувства, потому что будь он на её месте — расхитителю самому пришлось бы копать могилу.
Но Дафна только стиснула зубы и отвела взгляд. Габриэль сомневался, что услышит от неё какой-либо ответ, поэтому прикрыл глаза, полностью погрузившись в мягкую успокаивающую темноту.
— Ты должен был сказать мне, — вдруг произнесла Дафна. Габриэль повернул голову, чтобы посмотреть на неё. Она тоже не отрывала от него взгляда.
— Ты бы не разрешила.
Дафна снова промолчала. Говорить больше было не о чем, поэтому долгое время они провели в неприятной тишине. Габриэль знал, что Дафна не сможет злиться долго: сложившиеся обстоятельства совершенно не располагали к тому, чтобы обвинять друг друга в давно совершённых поступках. Вскоре она это поймёт.
Из-за двери донеслись звуки лёгкой поступи, и Габриэль поднялся, насторожившись. У него было дурное предчувствие.
Раздался предупреждающий стук, вслед за которым в комнату вошла Элисаэль вместе с отцом. Сумок при ней не было, но Габриэлю это оказалось совершенно не важно. Он шагнул к ней и взял в ладони замёрзшие женские руки.
— Всё в порядке?
Элисаэль замотала головой.
— Там всё оказалось разгромлено. Кто-то обыскивал комнату и устроил в ней такой беспорядок, что негде было и ногу поставить. Все вещи Дафны испортили: порвали книги, одежду, разбили зелья… Мне очень жаль.
Дафна шумно вздохнула и прикрыла глаза, благоразумно решив не реагировать поспешно. Но Габриэль спрашивал совсем не об этом.
— А ты как? С тобой всё хорошо? Охотники ничего с тобой не сделали?
— Всё хорошо, Рэл. — Элисаэль улыбнулась ему. Её голос звучал успокаивающе. Она специально говорила так ласково, потому что считала, что он волнуется напрасно. Но Рэл же считал, что у него были все причины для беспокойства. — Они догнали меня, остановили, но потом сказали, что обознались. Предупредили, чтобы я не гуляла вечером по городу в одиночестве. И всё.
Габриэль обнял её и нежно погладил по волосам. Она была такой храброй.
Тэниэрисс, молча стоящий у двери, сложил руки на груди и задержал взгляд на Дафне. Чародейка больше не интересовалась происходящим. Её веки оставались опущены, она очень прерывисто и нервно дышала. Эта ночь меняла её с каждой секундой. Дафна становилась всё меньше похожа на человека и всё больше — на иссушённую кровожадную тварь. Свет лампы делал её лицо ещё страшнее.
— Элисаэль, не присмотришь за храмовым залом? — неожиданно попросил Тэниэрисс, не отрывая взгляда от Дафны. Габриэль понимал, почему альтмер опасался оставлять дочь в этой комнате, и считал его решение правильным.
Элисаэль, похоже, тоже что-то поняла. Или она просто привыкла доверять отцу, поэтому молча согласилась, кивнула ему и вышла в коридор. Тэниэрисс закрыл за ней дверь.
Несколько секунд он молчал, слушал удаляющиеся шаги, смотрел на Дафну с ледяным спокойствием, и Габриэлю уже начало казаться, что Тэниэрисс запрёт её здесь и сдаст охотникам, если и вовсе не возьмёт правосудие в свои руки.
Потом альтмер медленно приблизился к ней и прислонился к письменному столу. Сейчас в нём не осталось ничего от скромного достопочтенного служителя Аркея, который привык быть положительным примером для горожан, совершал только хорошие поступки и проводил свою жизнь за молитвами и религиозными книгами. Сейчас он напомнил Габриэлю Тавэла: серьёзного, решительного, властного и никогда не сомневающегося в своих возможностях. Видя его таким, Габриэль вдруг понял, что Тэниэриссу вовсе не требовалась его помощь на дороге с бандитами. Он без труда справился бы с ними сам.
— Ты долго не продержишься, — тихо сказал он Дафне. — Скоро ты захочешь крови.
Она подтвердила его слова:
— Не продержусь. Я давно не доводила себя до такого состояния, и мне правда очень трудно сопротивляться этому. Я вижу, как пульсируют жилы на ваших шеях… чувствую, как по ним течёт кровь. Это словно пытка, Рисс.
— Я не был на твоём месте, поэтому не могу представить, насколько трудно с этим бороться. Но меня тревожит то, что рано или поздно ты сорвёшься.
— Ты прав. Мне лучше уйти сейчас, чтобы не подвергать всех вас опасности.
Габриэль не выдержал:
— Какой опасности, Дафна?! Будто меня никогда не кусали вампиры. Выпей уже, сколько надо, и закончим на этом.
Он наклонил голову, убирая с шеи волосы на другой бок, и Дафна поднялась на ноги, похоже, давно ожидая этого предложения. Она подошла со спины, и ей пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до пульсирующей артерии.
Рэл закрыл глаза. Одно дело — когда тебя кусает незнакомый вампир во время поединка, это совсем не отличалось от обычной раны в бою. Но сейчас отчего-то стало не по себе.
Вместо острых клыков, разрезающих плоть и глубоко вонзающихся в шею, Габриэль почувствовал на коже мягкие подушечки холодных пальцев. Дафна задержала их на секунду и отошла, улыбнувшись. Тэниэрисс усмехнулся.
— Какого даэдра, Даф?.. — Рэл обернулся, невольно касаясь шеи пальцами. Это было до того странно, что лучше бы она его всё-таки укусила.
Дафна спокойно объяснила:
— Я выпью много. А ты и так потерял достаточно крови и ещё не восстановился полностью после ранения. Ты очень слаб, и мой укус, хоть и не убьёт, заметно усложнит ситуацию. Так что я не стану этого делать.
Габриэль растерянно посмотрел на Тэниэрисса и увидел, что альтмер засучил рукав и сдавил плечо кожаным ремешком. Даже в полумраке комнаты было видно, как вздулись вены на его запястье. Он протянул его Дафне.
— Не из шеи, — предупредил он. — Пей.
На мгновение в её глазах промелькнул испуг. Дафна посмотрела на Тэниэрисса доверчивым взглядом, коснулась его руки и едва слышно произнесла:
— Ты очень напоминаешь мне человека, которого я знала много лет назад. Он… он делал так же.
Не сказав больше ничего, Дафна впилась клыками в запястье Тэниэрисса. Он едва заметно нахмурился, но даже не вздрогнул от укуса вампира и боли. Он не отводил взгляда, дышал размеренно и глубоко, и, наблюдая за ним, Габриэль всё больше восхищался этим мужчиной. До чего же оказалось обманчиво первое впечатление о нём…
Дафне было трудно остановиться самостоятельно, но Тэниэрисс не собирался её торопить. Он не придавал значения появившейся слабости и позволял Дафне пить столько его крови, сколько потребуется. Однако Дафна всё ещё понимала пределы разумного. Через несколько бесконечных минут она отпустила его руку и вытерла губы. Запястье Тэниэрисса тут же покрыли тонкие струйки крови, бегущие к ладони, и он крепко сжал две ранки, оставшиеся от клыков вампира.
— Позволь мне залечить, — попросила Дафна, но Тэниэрисс неожиданно покачал головой.
— Нет. Ты свои силы давно исчерпала, так что сейчас тебе требуется отдых. И тебе, — он перевёл строгий взгляд на Габриэля, — тоже. Я буду наверху, в зале.
Продолжая сжимать кровоточащее запястье ладонью, он развернулся к двери, собираясь оставить их одних. Рэл тихо поблагодарил его:
— Тэниэрисс… Спасибо. За всё.
Альтмер кивнул и вышел из комнаты, оставив на дверной ручке кровавый отпечаток.
Габриэль не смог долго находиться с Дафной в одной комнате. Говорить им было не о чем, да и чародейка выглядела настолько изнеможённой, что отдых в одиночестве ей был необходим. Габриэль понимал это, потому вскоре вышел следом за Тэниэриссом и поднялся в зал храма. Отец Лис сидел на ближайшей к алтарю скамье и тихо шептал неразличимые слова. Он не молился.
Подойдя сзади, Рэл сел на следующий ряд и первым делом поинтересовался:
— Где Элисаэль?
— Дома, отдыхает.
Тэниэрисс ответил сразу же, но не обернулся, продолжив смотреть, как мерно плавится свеча на красной ткани алтаря. Он залечил рану на запястье, и сейчас о ней напоминали лишь засохшие разводы крови, которую не до конца убрала сухая тряпка.
— С твоего разрешения я пойду к ней.
Тэниэрисс не был против. Несмотря на то, что Габриэль приносил в эту семью только проблемы, юная эльфийка не должна была оставаться сейчас одна. Эльф на всякий случай осведомился:
— Как Дафна?
— Сама не своя. Надеюсь, она сможет отдохнуть этой ночью.
— Хорошо. Ступай. Тебе тоже надо отдохнуть, если утром вы планируете покинуть город.
Габриэль поднялся. Ему о многом хотелось поговорить с Тэниэриссом и о многом расспросить, но он не знал, какие слова нужны. А ещё он чувствовал себя очень уставшим. Однако, уже собравшись уйти, Рэл всё-таки обронил:
— Лиансинэй была неповторимой.
Альтмер, обернувшись через плечо, посмотрел на него печальным взглядом и едва заметно улыбнулся.
Когда он назвал полное имя матери Элисаэль, Габриэль отчего-то счёл это очень важным и долгое время не мог понять, почему звучание этого имени так зацепило его. Сейчас ему казалось, что он когда-то встречался с ней. Она была для него случайным видением в детстве, едва различимой тенью в тумане воспоминаний, он даже не был уверен — была ли она. Но ему казалось, что когда-то очень давно, когда он был совсем мальчишкой, красивая высшая эльфийка с длинными золотистыми волосами дружила с ним. Вполне вероятно, что это была не Лиансинэй, а другая женщина с похожим именем, но ему хотелось думать, что это была именно она. И он жалел, что больше ничего не мог вспомнить.
Габриэль пересёк улицу, заметив, что один из охотников всё ещё следит за домом, и потянул на себя дверную ручку. Элисаэль не стала запираться на засов. Видимо, она ожидала, что Габриэль вернётся к ней.
Зайдя в дом, он обнаружил её на кухне, допивающей уже холодный чай, заваренный отцом. Она была задумчива и очень красива в своей холодной строгости. Габриэль до сих пор с трудом верил, что с ним действительно всё это происходит.
— Всё в порядке? — тревожно спросила она, поднимая на Габриэля кристально-голубой взгляд.
— Да, Лис. В порядке. — Он приблизился к ней, но Элисаэль вдруг поднялась на ноги и замерла, положив ладони ему на грудь. Габриэль почувствовал собственное сердцебиение. — Дафне стало лучше, она отдыхает. Отец сейчас в зале.
— А ты?
Рэл мягко улыбнулся.
— Что — я?..
— Ты собираешься уехать утром?
— Я должен.
— Останься со мной. — Элисаэль наклонила голову к его шее, горячий шёпот обжог кожу, но ещё жарче стало от её поцелуя. — Останься со мной навсегда, Габриэль. Я боюсь отпускать тебя.
— Я должен, Лис. — Прежде чем она успела ответить, он пообещал: — Но я вернусь. Я ведь это уже говорил.
— А если не вернёшься?
Габриэль понял, о чём она. Раньше он о таком не думал, а теперь… Теперь всё было иначе, и он впервые за много лет хотел жить.
— Я обязательно вернусь. Обещаю тебе.
— Когда ты уезжаешь, больше всего меня пугает неопределённость. — Элисаэль продолжала прижиматься к нему, её руки касались его лица, шеи, плеч, волос, и Габриэль уже с трудом понимал, что она говорит. — Ты можешь пропасть на неделю или на две, можешь исчезнуть на несколько месяцев. Можешь вернуться израненным или калекой. Да и вернёшься ли ты? Я каждую секунду твоего отсутствия пытаюсь гнать прочь эти мысли, но они не дают мне покоя. Мне тревожно, и я не нахожу себе места. Ты очень дорог мне…
— Как и ты мне. Поэтому я и должен завтра уехать. Чтобы разобраться с этим делом, оставить его в прошлом, а потом вернуться к тебе и больше никогда не оставлять одну.
Она резко прильнула к нему, требуя близости неумелым, но очень решительным поцелуем, и Габриэль, едва стоящий на ногах от усталости и неуверенный в себе из-за не дающей покоя раны, всё же не сумел ей отказать.
* * *
Гарпия любила сухой песок дороги и скорость, поднимающую пыль под копытами, и сейчас, когда всадник не сдерживал её, а наоборот привычно подгонял лёгкими ударами в бока, она скакала во весь опор. Справа мелькал высокий лес, уже сбрасывающий листья, слева без конца тянулась голубая лента озера. Центральная дорога провинции была многолюдна, и вслед спешащему всаднику то и дело слышались недовольные возгласы или даже ругательства. Рэл не обращал на них внимания.
Тело от верховой езды болело. Каждое движение отзывалось болью в животе, но довольно скоро к этому удалось привыкнуть. Рана уже затянулась, залеченная восстанавливающей магией и зельями Тэниэрисса, на коже остались только большой тёмный участок от удара и светло-розовая точка свежего шрама.
Люсьен так и не вернулся, и на фоне всего происходящего это вызывало тревогу. Но у Габриэля не было времени разыскивать его. Он направлялся в Коррол, чтобы закончить начатое.
Дафне он приказал вернуться в Бруму и найти Фьотрейда. Ей было нельзя оставаться одной, и тем более было нельзя ехать с Габриэлем. Она долго упиралась и спорила, но в конечном итоге послушалась, в который раз сказав, что с возрастом Габриэль всё больше становится похож на своего отца.
Останавливаться и давать себе отдых приходилось чаще, чем обычно, так что к Рейлесу он добрался нескоро. Оставив Гарпию у старой коновязи, он спустился в подземелья форта через пещеру, надеясь, что ему удастся отыскать Аркуэн. На земле перед входом он заметил следы копыт и сапог, оставленные не так давно, а это значило, что он не был единственным гостем Рейлеса за последние несколько часов.
Однако, как только он спустился и миновал длинный узкий коридор, увиденное заставило насторожиться. В комнате было пусто, но на столе уже догорали толстые свечи, залепив воском ножки массивных подсвечников. Аркуэн бы не ушла, расточительно не погасив огни. Рэл подошёл к столу, осмотрел быстрым взглядом оставленные раскрытыми бумаги, и вновь подумал, что Аркуэн поступила крайне неосмотрительно, не убрав эти документы в сейф.
Стало тревожно. Рэл быстрым шагом покинул комнату и громко позвал:
— Аркуэн!
Голос пролетел коротким эхом под сводами крепости, но никто не отозвался. Габриэль неосознанно ускорил шаг и резко распахнул очередную дверь.
Сначала он замер, обомлев от испуга, а потом сорвался на бег и за малую долю секунды оказался у противоположной стены. Он упал на колени перед эльфийкой и сразу же коснулся пальцами пульса на шее. Толстая жила короткими толчками подалась навстречу, и Габриэль с облегчением понял, что у него ещё есть надежда спасти её.
Он быстро нашёл тонкую глубокую рану в животе. Аркуэн уже долгое время истекала кровью, сидя на полу у стены, и было удивительно, что она до сих пор продолжала цепляться за жизнь. На её раскрытой ладони лежал узкий метательный кинжал. Похоже, она сумела вытащить его и потеряла сознание от боли и кровопотери.
Габриэль вдруг понял, что им овладевает неконтролируемая злость, потому что предатель даже побоялся сразиться и нанёс удар издалека и, может, незаметно. Так он поступил и с Дафной, и с самим Габриэлем. Но потом в этом кинжале что-то показалось знакомым, и, взяв его с холодной липкой ладони эльфийки, Габриэль стёр с рукояти кровь. Тусклая золотая линия, протянувшаяся спиралью вокруг выбеленного дерева, блеснула в мрачном свете подземелья.
У Габриэля затряслись руки.
Он расстегнул одежду Аркуэн и туго перевязал её тело найденными в сумке бинтами. Они мгновенно пропитались кровью, а попытки привести альтмерку в чувства оказались тщетными. Её нужно было везти в город к целителю, и Габриэль, подхватив на руки лёгкое тело, почти что бегом направился на улицу.
У него была только резвая лошадь под седлом, и Габриэль понимал, что это не лучший способ перевозки раненой, но иного выбора не было. Он спешил, чтобы не потерять ещё и Аркуэн.
Гарпии его задумка не понравилась. Когда он попытался поднять эльфийку, а потом сесть сам, вороная заржала, мотая гривой, и попятилась. Рэл отступил на два шага.
— Не смей брыкаться, — строго произнёс он. Лошадь навострила уши. — С тобой точно ничего не случится, а вот она в любую минуту может умереть. Так что мы должны отвезти её в город, ясно?
Гарпия топнула копытом, чтобы показать, что она всё ещё недовольна, но больше буянить не стала, и Габриэль сумел подняться в седло, одной рукой взяв повод, а другой — придерживая Аркуэн. Он не позволял лошади срываться на рысь и вёл её спокойным шагом. Из-за этого путь до города показался бесконечным.
Часовой у городских ворот насторожился, издалека заметив всадника с телом на окровавленных руках, и не стал задавать лишних вопросов. Когда Габриэль приблизился и сказал, что эльфийке срочно нужно к целителю, молодой стражник помог ему спешиться и взял Гарпию, пообещав проследить за ней. Рэл даже не услышал этого. Он поспешил в храм, зная, что помочь Аркуэн смогут только там.
Его прибытие всполошило улицы. Прохожие останавливались, оглядывались, сплетничали, многие начинали молиться, а некоторые предлагали помощь, но Габриэль изо всех сил старался не обращать на это внимание и уверенно шёл к храму.
И внезапно подумалось, что если Аркуэн сейчас умрёт, то остатки Тёмного Братства повесят это убийство на него и предатель снова выйдет сухим из воды. Если, конечно, от Тёмного Братства ещё что-то осталось.
Он распахнул дверь в храм и громко позвал на помощь:
— Мне нужен целитель! Она ранена!
На него обернулись все, кто был в зале, но быстрее всех отреагировала пожилая женщина, молившаяся у одного из малых алтарей. Подобрав подол длинного серого платья, она подбежала к нему, взглянула на альтмерку на его руках и коротко приказала:
— Иди за мной.
Служительница спустилась по лестнице в нижние помещения, свернула в отдалённую келью и, быстро убрав со стола вещи, велела положить на него Аркуэн. Всё это время Габриэль чувствовал, как теплится огонёк её жизни в его руках, и сейчас, когда он отпустил её, ему стало не по себе от дурных мыслей. Но старая целительница быстро привела его в чувства, грубо оттолкнув в сторону, чтобы не стоял истуканом и не мешался.
Она развязала его неумелую повязку, и ей хватило одного быстрого взгляда на рану, чтобы всё понять. На стол тут же были выложены склянки с зельями и мазями, бинты и большая глиняная миска с чистой водой. Женщина действовала привычно и умело, а Габриэль не мог оторвать взгляда от бледной Аркуэн, и впервые чувствовал себя на месте тех, кого он вынуждал так же смотреть на себя. Сколько раз Дафна, Элисаэль, Тэниэрисс и многие его друзья стояли подле кровати и понимали, что он может уже не очнуться? Ему стало до того не по себе, что это заметила даже пожилая целительница. Бросив на него случайный взгляд, она неуверенно спросила:
— Сам-то не ранен? — Габриэль помотал головой. — Тогда лучше тебе подождать снаружи, мальчик. Я здесь и одна справлюсь.
— Она выживет?
Старушка пожала плечами.
— Чем пырнули-то её?
— Метательный нож.
— Всего один?
Увидев Аркуэн раненой в тёмной комнате Рейлеса, Габриэль даже не успел об этом подумать. А целительница была права: одного такого удара, даже очень точного, не хватило бы, чтобы убить жертву наверняка. Предатель вряд ли этого не знал. Он мог бы нанести три или больше ударов, но не сделал этого. Габриэль снова посмотрел на побледневшую эльфийку и упавшим голосом произнёс:
— Лезвие было отравлено.
— Милостивый Стендарр, помоги ей… — На столе начали появляться новые микстуры, и целительница уже намного строже потребовала: — Выйди.
Габриэль отреагировал не сразу, но всё же с тяжёлой болью в груди открыл дверь и шагнул за порог маленькой комнатки внутри храма. Ему нужно было действовать решительно и не терять времени даром, но от переживаний и усталости подкашивались ноги. Сев на скамью в коридоре, Габриэль расстегнул сумку и осторожно взял в руки красивый метательный кинжал с позолоченной рукоятью, на которой уже засохла потемневшая кровь.
Разум затмило пеленой ненависти и злобы. Он резко поднялся на ноги, убрал оружие и вышел прочь.
Над Корролом разгоралось жаркое полуденное солнце. Немногочисленные прохожие с ужасом смотрели на Габриэля, руки и одежда которого были выпачканы чужой кровью, и спешили пройти мимо. Габриэль не останавливался. Он свернул направо, к ряду похожих друг на друга жилых домов, приблизился к одному из них и уверенно поднялся на крыльцо. На двери стоял новый замок. Однако он не был заперт. Габриэль уверенно потянул на себя металлическую ручку и зашёл в прохладу тёмной прихожей.
Здесь было грязно и пыльно. После смерти хозяйки следить за домом было некому, а тем, кто приходил сюда, не было дела до уюта и чистоты. Даже на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж, остались капли давно засохшей крови, сорвавшиеся с лезвия меча, отнявшего в этом месте столько жизней.
В доме было подозрительно тихо, а это означало, что приход Габриэля не остался незамеченным. Но он точно знал, что он тут не один.
— Зачем, Мэри?! — громко спросил он, не собираясь прятаться и ждать метательного ножа в горло.
Он поднялся наверх и увидел её. Мэри, сохраняя внешнюю невозмутимость, расстёгивала ремень с дорогими метательными ножами, когда-то принадлежавшими её подруге. В отличие от Ваарис, Леонсии не требовалось смазывать лезвия ядом. Она умела бить точно и вполне могла обойтись одним ударом. Габриэль не побоялся сказать это:
— Ты никогда не будешь такой, какой была Леонсия.
Мэри ответила резко и враждебно:
— Я и не стремлюсь быть на неё похожей.
Габриэль отодвинул стул и сел напротив девушки, не отрывая от неё взгляда. Он видел, что она была напугана его приходом. У неё не получалось быть равнодушной и холодной убийцей, какой она, судя по всему, стремилась стать. Пока что у неё получалось выглядеть беспомощно и жалко.
— Скажи мне, что ты не сама до всего этого додумалась.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь со мной, Рэл. — Мэри наконец расстегнула все ремни, бросила их на кровать и сама села на жёсткое выцветшее покрывало. Её пронзительный взгляд устремился на Габриэля.
— Не пытайся лгать мне. Я говорю с тобой об Аркуэн. А ещё, — он неспешно достал из сумки завёрнутый в мягкую ткань раскрывающийся кинжал и показал его, — об этом. И о Яланте, полагаю. Я ведь прав?
Мэри встревожилась и не сумела придумать достойный ответ. Она всё ещё не хотела отвечать честно. Тогда Габриэль повторил:
— Я не верю, что ты сама до всего этого додумалась. Ты сейчас так напугана, что даже не понимаешь, что творишь. Скажи мне, кто поручил тебе всё это?
Он ожидал, что она назовёт до боли знакомое имя. Однако Мэри продолжала смотреть на него с ледяной ненавистью и молчать. Тогда Габриэль встал и приблизился к ней. Голос невольно зазвучал громче.
— Тогда, после Очищения, когда я сидел подле твоей кровати и смотрел, как тебя душат страх и слёзы, я тебе не лгал. Каждое моё слово было правдой. Я не собирался прощать предателю то, что он сделал с ними, с моим отцом, и я верил, что ты будешь на моей стороне, Мэри. Я тебе верил. — Габриэль успокоился и заговорил тише. — Когда мы встретились в Бруме, я винил Аркуэн. Я даже допускал мысль о том, что именно она предатель. Я думал, что это она промыла тебе мозги и приказала быть сильной и продолжать работать на Братство. А на самом деле ты уже тогда спелась с предателем.
— Она и приказала. — Мэри неожиданно подняла голову, и её цепкий взгляд прожёг его насквозь. — После того, что меня заставили сделать, у неё хватало наглости приказывать мне. И я убила её без капли сожаления.
— Если бы ты была храбрее, Мэри, ты бы вышла против неё с мечом, а не била исподтишка отравленным кинжалом. Аркуэн не умерла. Ты недооценила своего врага. — Габриэль заметил, как сильно Мэри сжала руки от досады. Но её безэмоциональный взгляд не изменился. — Я не узнаю тебя, Мэри. Я знаю, что это не ты. Так объясни мне, для чего?..
— Для чего?! — Она вдруг встала на ноги, оказавшись вплотную к нему. — Потому что я не ваша собственность. Очищение открыло мне глаза на то, что Тёмное Братство на самом деле никакая не семья. Здесь всем на меня плевать. Аркуэн, Слушателю, Матери Ночи, самому Ситису, и тебе, Рэл, плевать на меня! Ты обещал меня не бросать, а сам начал работать с Лашансом и стал таким же высокомерным и нахальным, как все они. В Бруме я встретила не тебя. Я встретила совершенно другого человека, который оттолкнул меня, не был со мной искренним и сказал, что вскоре уйдёт из Братства. Но ты обещал меня не бросать!
Габриэль отстранился. Мэри кричала на него в истерике, и её красивые карие глаза блестели от слёз. Он не испытывал к ней нежных чувств, побуждающих защищать и поддерживать. Он захотел развернуться и уйти.
Только кем бы он был, если бы сделал это?
— Я не бросил бы тебя, — проговорил он шёпотом. — Я хотел уйти из Братства, но не бросать тебя. Я хотел, чтобы ты была моей сестрой и начала другую жизнь. Жизнь, полную куда более высокого смысла.
— Только вот я никогда не хотела быть тебе просто сестрой. Все в этом проклятом Тёмном Братстве знали, что я люблю тебя, Рэл! Все, кроме тебя.
Габриэль хотел бы отнестись к ней с пониманием, но эти слова настолько его разозлили, что он шагнул вперёд, прижимая Мэри к стене, и громко спросил:
— И чтобы добиться моего расположения, ты начала работать с человеком, который убил моего отца, хотел убить Дафну и меня?!
Мэри уже не пыталась сдерживать слёзы. Она больше не смотрела ему в глаза.
— Он говорил, что не тронет вас.
— Ты поверила предателю, который манипулировал тобой, чтобы добиться своей цели. Он уже трижды пытался убить Дафну. А я несколько дней приходил в себя после стрелы, которой он целился в моё сердце. Думаешь, после такого я смогу тебя простить?!
— Рэл, я не знала! — Мэри дрожала от слёз и её слова уже с трудом получалось разобрать. — Тогда мне казалось, что во всём мире меня понимает только он. Мы так похожи с ним, Рэл. Он обещал мне помочь!..
— Что ты должна была делать после того, как убьёшь Аркуэн? Отвечай мне, Мэри!
— Он сказал, что это всё. Я бы убила Аркуэн, а он — остальных. Тогда мы должны были встретиться на старой ферме у Брумы.
— Где?
— Эплвотч. На западе.
Габриэль больше не хотел слышать ни единого слова от неё. Он отпустил её, а потом, прежде чем уйти, подошёл к кровати и забрал пояс с метательными ножами Леонсии.
— Ты ни единого из них не достойна.
Когда он шагнул на ступени лестницы, Мэри обессиленно сползла по стене и громко заплакала. Он не собирался возиться с ней. Она не заслуживала больше ни минуты его времени.
Габриэль не стал заходить в храм и проверять состояние Аркуэн. Всё, что он мог для неё сделать, он сделал, а сейчас его ждали куда более важные дела.
Значит, отцу в тот раз действительно удалось всё узнать. Вот о какой опасности он хотел написать Дафне, но так и не решился отправить то письмо. Видимо, рассказать ей обо всём он тоже не решился. Но если он знал, кто предатель, то почему подпустил его к себе на расстояние удара? Что на самом деле произошло в битве под Брумой?
Когда Габриэль вышел за городские стены, то с недоумением увидел, что рядом с Гарпией, оставленной под присмотром часового, стоит высокий мужчина. Он гладил её по морде, и строптивая лошадь позволяла ему это, признав в нём друга. Рэл ускорил шаг.
— Я начинал волноваться. — Люсьен обернулся и озадаченно промолчал, разглядывая кровь на одежде Габриэля и ремень с метательными ножами в его руках. Рэл объяснил: — Я нашёл Аркуэн раненой. Она ещё была жива, так что я отнёс её в храм к целителю.
— Она выживет?
— Не знаю.
— Что происходит, Габриэль?
Рэл забрал у него поводья и, поднявшись в седло, коротко бросил:
— Догонишь.
Он знал, что Люсьен никогда не приближался к городу на своей Тенегривке, чтобы не вызывать ненужных вопросов и не привлекать внимание. Однако, когда Габриэль отдалился от Коррола, за спиной довольно скоро послышался звон чужих подков.
— Так в чём дело? — Поравнявшись, Люсьен придержал вороную, чтобы ехать рядом. — Ты что-то узнал?
— Я узнал всё.
Уведомитель снова промолчал, требуя куда более развёрнутого ответа. Но Габриэль решил, что лучше показать, чем рассказать. Он достал завёрнутый в ткань кинжал и бросил его Люсьену. Тот ловко поймал его.
— Так это… он? — упавшим голосом спросил Люсьен, раскрыв свёрток и увидев необычное оружие. — Где ты нашёл его?
Габриэль усмехнулся:
— В оружейной Фаррагута.
— Что?
Габриэль впервые видел Люсьена таким обескураженным.
— Извини, что пришлось тебя обокрасть. Я хотел изучить твою книгу, но… моё любопытство зашло слишком далеко.
— Габриэль, я впервые вижу его!
— Успокойся, я ни в чём тебя не обвиняю.
— Тогда…
— Мэри, — объяснил Рэл, не дожидаясь вопроса. — Наша ошибка заключалась в том, что мы искали одного предателя, а не двоих. Я подумал об этом ещё в Скинграде, после нашей небольшой ссоры. Предатель связался с Мэри и поручил ей подбросить этот кинжал в Фаррагут. Так что она не следила за нами в тот раз.
— Это Матье?
Габриэль уверенно кивнул.
— Матье. Ты был прав насчёт того брата, которого он отправил в Скинград. Он сделал это специально, чтобы у него появились руки для убийства Яланты, ведь они не были знакомы. А Мэри подменила приказы на столе Аркуэн.
— Вот так просто?
— Так просто. Потом Мэри должна была убить Аркуэн. А он… он собирался убить Дафну и меня. И ему почти удалось.
Люсьен выслушал это с ледяным спокойствием, а потом тихо хмыкнул:
— А я ведь, идиот, всегда боялся, что предатель нанесёт мне удар в спину. Он не собирался. Я должен был остаться в живых, чтобы потом на меня пали все подозрения. Уж мне-то Слушатель точно бы не поверил.
Люсьен вернул кинжал, и Габриэль бережно убрал оружие обратно в сумку. Он решил рассказать:
— Отец разоблачил предателя. Именно об этой опасности он хотел написать Дафне, но так и не решился. Именно за это его и убили.
— Так мы едем к Дафне?
— Я еду к Дафне, — поправил Габриэль. — А ты должен вернуться, и проследить за состоянием Аркуэн.
— Это исключено.
Габриэль был вынужден признать:
— Мэри осталась там.
— Ты серьёзно?..
— Я оставил её в доме Касты. А что я должен был сделать? Убить её?
Люсьен рванул поводья, разворачивая лошадь. В конце концов, он понимал, что Габриэль ничего не мог сделать с Ваарис, потому что она всё же была ему близка.
— Ладно, я разберусь с ней. Думаешь, она попытается завершить начатое?
— Маловероятно.
— Хорошо. Отправляйся к Дафне и дождись меня. Не смей без меня предпринимать что-либо.
Габриэль, тоже придержавший Гарпию, обернулся через плечо, и, совершенно неуместно улыбнувшись, поторопил:
— До встречи, Люсьен.
Мужчина, прокляв всё на свете, пришпорил Теневую Гриву и помчался в обратном направлении. Он понимал, что время сейчас работает не на них и может не простить им промедление.
Габриэль понимал это куда яснее. Проводив Люсьена тревожным взглядом, он погладил тёплую шею Гарпии, удобнее сел в седле и сорвался в галоп.
* * *
Конечно, Габриэль знал это место. Ещё мальчишкой он нашёл этот ветхий домик в лесу, и детское влечение к исследованию таинственных заброшенных мест неудержимо тянуло к нему до тех пор, пока каждый уголок не был изучен. Когда Габриэль приходил сюда в детстве, им неизменно овладевали волнение и восторг. Сейчас всё было иначе.
Сейчас он ступил на промёрзшую горную землю с холодным безразличием и стальной решимостью. В этом месте больше не было тайны, оно не вызывало трепет. Это была лишь покинутая ферма, на которой когда-то разводили овец. Внутри даже остались мешки с шерстью, а чердак до сих пор был заполнен старым свалявшимся сеном.
Свежие следы на подтаявшем снегу перед дверью выдавали чьё-то присутствие. Габриэль оставил лошадь у входа и, привычным движением открыв давно знакомую дверь, шагнул под крышу ветхого домика. Вместе с ним внутрь залетели лёгкие снежинки, поднятые сквозняком и брошенные в темноту холодной неизвестности.
Всю жизнь Габриэль был такой снежинкой. Его бросало из стороны в сторону по чьей-то прихоти, он был лишь инструментом в чужих руках и ведь верил, что сам принимает решения. Это пора было прекратить. Пора было смыть с огрубевших рук чужую кровь. Теперь Габриэль нисколько не сомневался в том, что это возможно. У Тэниэрисса ведь получилось.
Матье сидел спиной к двери, закутавшись в меховую накидку. Он не стал затапливать старую потрескавшуюся печь, потому что не считал важным разжигать жизнь в этом одиноком заброшенном месте. Матье вообще не умел приносить тепло. Он всегда был груб и холоден, и лучше всего об этом было известно Дафне. Со стороны Габриэлю казалось, что это она от него отгораживается, а Матье любит её. Но что на самом деле? Он обманывал её, чтобы использовать? Или у него уже много лет назад были какие-то планы на её племянника?
Габриэль должен был верить Дафне. Всегда ей верить.
Когда Габриэль вошёл в дом, тяжёлая перекосившаяся дверь закрылась за ним. Матье не выглядел встревоженным. Он обернулся и только слегка приподнял брови от удивления.
— Я ожидал увидеть другого человека.
— Она не придёт.
Белламон убрал за ухо короткую прядь волос и остался сидеть за столом, сцепив пальцы в замок.
— Значит, и девчонка предала меня.
— Тебе ли говорить о предательстве?
Его глаза тускло блестели в полумраке, и Габриэлю казалось, что в них нет ни капли ярости и злости — только глубокое отчаяние и тоска. Голос Матье звучал тихо и спокойно, дыхание оставалось ровным. Ничто в этом человеке не говорило о страхе и волнении. Он нерушимо верил в свою правоту.
— Ты всегда был мне очень дорог, Габриэль, — признался он, и Рэл не услышал в его словах обмана. — Я считал тебя… едва ли не сыном. Думал, что Дафна и ты сможете стать мне семьёй. Но вы оба от меня отвернулись. Вы стали такими же, как все они. У меня не оставалось выбора.
— Я говорю не об этом. — Габриэль сделал шаг навстречу и бросил ему тряпичный свёрток. Матье не стал его разворачивать. Он и так знал, что внутри. — Ты убил моего отца. Как ты мог после этого считать меня и Дафну своей семьёй?
Матье вдруг повысил голос:
— Он сам сделал свой выбор! Я думал, что Дамир поймёт меня, ведь когда-то он помогал Кэмлорнскому Охотнику. Но он выбрал сторону Люсьена и за годы в Тёмном Братстве стал таким же. Он убивал, убивал, убивал… он стал не просто его Душителем, он стал его лучшим другом. Мне не оставалось иного.
— Если у тебя какие-то давние счёты с Люсьеном, почему должны страдать другие? У Кэмлорнского Охотника хотя бы была простая и понятная цель. В чём твоя цель?!
Рэл сделал ещё несколько шагов и остановился перед Матье, решительно смотря на него сверху. Он не мог простить его. Не мог.
Белламон вдруг успокоился и вернул раскрывающийся кинжал.
— Это твоё. Наследство от Дамира.
Пальцы судорожно сжались на мягкой ткани.
— Ты убил его его же кинжалом?
Матье безразлично пожал плечами, не видя в этом ничего скверного, и Габриэль коротким выпадом, без замаха ударил плоской частью эфеса по лицу. Кусок ткани вовсе не смягчил последствия. Белламон рефлекторно отвернулся и зашипел от внезапной боли, его левую скулу раздробило до крови. Рэл, совершенно ясно осознавая свои действия, схватил Матье за плечи, швырнул на пол и, положив отцовский кинжал на стол, вытащил из ножен меч.
— Повернись лицом к стене и лучше не сопротивляйся. Умрёшь достойно.
Матье нашёл что-то смешное в эти словах, однако приказ выполнил. Он даже завёл руки за голову.
— Умереть достойно? — Теперь его голос звучал ядовито. — Как умерла твоя мама, Габриэль? Дамир заслуживал смерти, веришь ты в это или нет. А она? Её смерть была достойной?
— Ты не имеешь права говорить о ней.
Он обернулся.
— И всё-таки. Разве она заслуживала смерти?
Габриэль был не намерен обсуждать с ним такие темы. Он пришёл сюда, чтобы убить этого человека так же хладнокровно, как он убивал на Арене или по приказам Тавэла и Леонсии. Только сейчас это было тяжело. Тяжело убивать человека, которого знал столько лет.
Матье не собирался покорно сдаваться.
— Я уверен, что нет, — сказал он, когда Габриэль промолчал. — Моя мама тоже не заслужила смерти. Она умерла ночью. Даже не проснувшись. Незнакомец пришёл в наш дом и отрубил ей голову. Это была достойная смерть?
Габриэль понял, что Матье хотел сказать. И всё-таки зачем-то уточнил:
— Так Тёмное Братство убило твою мать?
— Человека, который совершил это, зовут Люсьен Лашанс. — Видя, что Габриэль его слушает, Матье не побоялся обернуться и опустить руки. Габриэль заметил это. — Он пришёл в чужой дом и на глазах ребёнка обезглавил его спящую мать. И такого человека ты называешь своим другом? Этому человеку ты веришь?
— Я понял тебя, — кивнул Рэл. — Мне жаль, что с тобой это случилось. И Люсьен в самом деле не тот человек, дружбой с которым можно гордиться. Но ты, как никто другой, должен меня понять: сейчас я вижу перед собой человека, убившего моего отца.
Матье снова вспылил:
— Ты глупец, Габриэль! Это твой отец был убийцей. Он убивал отцов других детей, убивал матерей, а ты стремишься идти по его стопам! Опомнись, пока ещё не поздно. Неужели ты не можешь понять этого?
Габриэль не опускал меч.
— Не могу. Для меня мой отец в первую очередь был отцом.
Белламон зарычал обезумевшим диким зверем и резко подался вперёд. Он намеревался сбить Габриэля с ног. Рэл устоял, однако, когда меч опустился вниз, остриё лишь прочертило глубокую полосу в деревянном полу. Габриэль мгновенно обернулся. Матье уже стоял за его спиной в полный рост, и его клинок уверенно выходил из ножен, чтобы в следующий миг отбить настойчивую атаку снизу. Сталь столкнулась, заливисто зазвенела, играючи прошлась вибрацией по рукам и молниеносно отпрянула, чтобы тут же соприкоснуться вновь.
Габриэль увёл оружие в сторону и прочертил лезвием блестящую вертикальную полосу. Матье был вынужден отступить на шаг, но клинок неосторожно распорол рукав его дублета. Ещё бы немного — и лезвие могло бы вскрыть запястье. Но Матье везло. Он направил меч скользящим ударом по животу, увидев в этом прекрасную возможность покончить с поединком. Габриэль ушёл вправо пируэтом через ведущую руку, что придало оружию ещё большую силу. Будь Матье ближе — отсекло бы голову. Матье оказался достаточно далеко, но клинок Габриэля был длинным и превосходно заточенным, и даже лёгкая царапина остриём могла быть фатальной. Поэтому Матье нагнулся назад, увеличивая свои шансы остаться в живых, и Рэл пнул в него стоящую рядом табуретку. Белламон с большим трудом удержал равновесие. Этого промедления вполне хватало для неточной промежуточной атаки. Меч скользнул по плечу, без труда прорезая прочный кожаный дублет. Белая сталь стала глянцево-алой.
Матье не придал значения этой ране. Как никто другой он умел превосходно терпеть боль.
Он начал обходить Габриэля вдоль стены, делая мельницу мечом. Напугать этим не получилось, но приходилось держаться поодаль и ждать, когда Матье первым решится на атаку. Готовиться следовало к самому неожиданному. Так и вышло. Белламон, вдруг прекратив вращать клинок, резко выбросил вперёд руку и разжал пальцы. Острая сталь, совсем не предназначенная для метания, тем не менее стремительно полетела вперёд, и Габриэль мгновенно уклонился, пропуская оружие слева от себя.
Матье был быстрым и опасным. Он бросил свой меч, чтобы отвлечь Габриэля, а сам пошёл на него, на ходу доставая из-за спины длинный зазубренный кинжал. С кинжалом против меча — безумие, но Матье всегда был безумцем. Он не позволял Габриэлю ранить себя, уходил то вправо, то влево и неумолимо приближался. Когда он оказался достаточно близко, Габриэль всё же допустил ошибку. Ударил со слишком большим замахом, и Матье остановил атаку, перехватив его предплечье. Зазубренный кинжал нацелился в запястье, но Габриэль тоже схватил Белламона за руку. Они стояли друг против друга, сцепившись, и становилось ясно, что поединок выиграет тот, кто первым что-то предпримет.
Столько времени прошло, а Габриэль до сих пор мыслил как гладиатор.
Тем не менее он предпринял первым. Он отпустил свой меч. Клинок упал на пол, зазвенел, и Габриэль завёл освободившуюся руку сверху, над предплечьем Матье, крепко сжал его пальцами и, отпустив руку с кинжалом, ловко вывернул. Громко хрустнули суставы, Матье закричал. Габриэль, оказавшись за спиной, тоже выхватил кинжал и уже считал, что выиграл эту битву.
Но Матье как никто другой умел терпеть боль.
Вопреки любому здравому смыслу, он развернулся вправо, ещё больше повреждая растянутую руку, перехватил кинжал лезвием назад и всадил его чуть ниже ключицы. От боли перехватило дыхание. Габриэль вмиг отпустил повреждённую руку Белламона, согнулся, с ужасом понимая, что тело перестаёт слушаться — правая рука отнялась мгновенно, и пальцы разжались.
Матье с ненавистью выхватил своё оружие, и острые зубья разодрали глубокую рану, нанося ещё больше повреждений. Перевес сил явно был не в пользу Габриэля. Он умел управляться не ведущей рукой, но шансов против вооружённого кинжалом безумца было мало.
Габриэль отпрыгнул от пролетевшего перед ним кинжала, пригнулся, оказываясь сбоку, и почти сумел дотянуться до своего оружия. Матье не был глуп и сразу понял, на что именно надеется парень. Носком сапога он легко отбросил кинжал к стене — туда, где валялась сломанная табуретка и громоздились мешки с овечьей шерстью.
Рэл не побежал за ним. Повернулся спиной к этой стене и начал медленно пятиться, уклоняясь от зазубренного кинжала. Матье, конечно, понимал, чего он хочет добиться, но уже не беспокоился. Остановившись рядом с мечом Габриэля, он нагнулся, и Рэл, не собираясь позволять этого Белламону, бросился на него.
Зазубренный кинжал вошёл куда-то в брюшную полость. Габриэль сам налетел на него и уже даже не почувствовал боли. Этот поединок он сможет пережить только чудом.
Матье оттолкнул Габриэля сильным пинком, заставив его спиной напороться на острый угол стола, и всё же поднял изящный тонкий клинок из прочной коловианской стали. Остриё собственноручно выкованного меча смотрело точно в грудь. Габриэль очень хорошо знал, как идеально заточен этот клинок. Сам затачивал.
Пальцы нащупали за спиной мягкую ткань.
— Не сопротивляйся, — хрипло прошипел Матье, приближаясь. — И хотя бы умрёшь достойно.
Габриэль знал, что атаковать прямым выпадом Матье не станет — слишком неудобно. Скорее всего он обрушит удар сверху. И он угадал. Матье сделал небольшой замах, и Габриэль успел увернуться от сокрушительного удара, но длинный меч вдруг оказался снизу и подсёк ноги. Габриэль рухнул на колени.
И внизу живота разлилось что-то тёплое, обжигающее всё внутри. Меч легко прошёл сквозь тело, но Габриэль опять не почувствовал боли — настолько сильной она была. Матье смотрел на него сверху, и в его жестоком взгляде не было ни страха, ни сожаления — только холодная всепоглощающая ненависть. Габриэль же смотрел на него спокойно и уверенно. Этот поединок он сможет пережить только чудом, но он точно не отдаст Матье победу.
Он заставил себя сделать рывок вперёд и вскинул руку, сжимающую отцовский кинжал. Лезвие с отстёгнутым остриём не пронзило бы кожаный дублет, но Габриэль направил его в уже нанесённую рану, туда, где одежды были распороты мечом. Четырёхгранный раскрывающийся клинок вошёл в тёплую плоть, пальцы надавили на удобную кнопку у эфеса, и Матье закричал. Это было куда страшнее его зазубренного кинжала.
Габриэль дотянулся до своего кинжала, выкованного ещё в Корроле. Он знал, куда нужно бить, чтобы ноги парализовало, — доводилось испытывать на себе, — и уверенным сильным движением нанёс прямой удар снизу.
Матье пытался удержаться за край стола, но боль была до того острой, что вся нижняя часть тела онемела. Он упал рядом, прямо на мешки с шерстью. Рэл в тот раз почти сразу потерял сознание. Матье же держался слишком хорошо.
Габриэль собрал последние силы.
— Моя смерть будет достойной, — прошептал он, — если я отправлю тебя в Пустоту.
Габриэль собрал последние силы и коснулся ладонью старого мешка, поджигая его огненным заклинанием. Свалявшаяся шерсть вспыхнула мгновенно, жадное пламя быстро перекинулось дальше, и лучше бы Матье всё-таки потерял сознание.
Габриэль сумел вытащить из тела меч. Сил подняться уже не нашлось.