Как они оказались в постели — вопрос почти что риторический.

Мысль о том, что им, возможно, не стоит лезть на кровать прямо в уличной одежде, Миё упрямо игнорирует, откинувшись на простыни и в полумраке чувствуя, как пуговицы одна за одной покидают петли её белой рубашки. Кожа покрывается мурашками, то-ли от жара, то-ли от холода. Кровать пружинит, Сумика придвигается ближе. Её длинные волосы касаются живота Миё; это щекотно и Миё вздрагивает.

Она замирает в ожидании, размышляя, чего же ей стоит ожидать от нависшей над ней женщины. В потемневших, почти черных без яркого света глазах она видит отражение собственного лица, излучающего предвкушение и показательную дерзость перед грядущим действом. Медленные поцелуи уже заставили всё внутри переворачиваться и кипеть, но если всё продолжится в столь же смертельно-тягучем темпе, Миё просто не выдержит.

А Сумика на удивление настойчива. Она глубоко целует её, сразу проталкивая язык между губ, раскрывая поддающийся натиску рот, и Миё обмякает, смазано отзываясь. Одной рукой Сумика держит её за талию настолько крепко, что Миё, несмотря на старания, не смогла бы и приподняться. Губы тянут дорожку по острой линии челюсти и Миё задерживает дыхание и непроизвольно шире разводит ноги, с шипением выдыхая, когда они опускаются на шею.

Натари прихватывает губами нежную кожу, принимаясь вновь и вновь оставлять на женщине разные следы, впору своей пылкости и чувству собственничества — помада, укусы, засосы.

Миё всё равно. Мысль о том, что она проснётся и увидит все те отметины, что оставляет Сумика, возбуждает её даже больше, чем должна. Она сама себя отрицает, осознавая это, и отбрасывает в сторону моральные устои.

Обнажённая грудь соприкасается с грубым материалом одежды, вызывая противоречивые ощущения, хотя, по-большей части, это даже чересчур приятно. Сумика снова целует её и Миё со страстью отвечает, кончиками пальцев держась за её бёдра и бессвязно что-то мыча в её губы.

— Вам не жарко в этом, Натари-сан? — дразнит она, чуть отстраняясь. Рывком дёргает за ворот и притягивает Сумику ближе, чтобы снова коснуться её губ своими. — Думаю, лучше это снять.

Аконит, овивающий зрачки напротив, практически горит, у Миё томительное желание сжимает под рёбрами. За секунды Сумика стягивает с себя водолазку и по её телу проходит дрожь, когда ледяные пальцы касаются нежной шеи.

— Разве так не лучше? — оглаживая руками плечи Сумики, Миё улыбается, замечая голодную, отчаянную жажду в её глазах.

Тонкие пальцы цепляют лямки бюстгальтера и Натари поддаётся, когда Миё наощупь находит застежку. Она не может устоять и отстраняется, чтобы полюбоваться женщиной перед собой. Представлять, какова Сумика, и трогать её — разные вещи, которые далеки друг от друга. Миё скользит мутным взглядом по плавным изгибам её тела, особенно красивого в этой загадочной полутьме, и воздуха откровенно не хватает. Сумика красивая до неприличия — хоть сейчас в анатомический театр. Миё ведёт рукой, чувствуя под пальцами мягкую кожу и с трудом веря, что это действительно происходит.

Она прижимается губами к красивой груди, мажет вверх по ключице, дурея от парфюма, а потом больно прихватывает зубами кожу на изгибе шеи. Оставляет отметину — такую же, как те, что красуются на ней самой. Кончиками пальцев ведет по рельефу напрягшихся мышц спины, пересчитывает позвонки, режется об острые лопатки и, царапнув нежную кожу, сбивается с дыхания, когда Сумика, разведя в стороны полы рубашки, склоняется к её груди. Миё чувствует ладонь на своей шее, пальцы, спускающиеся по ключицам. Нервы напряжены, тело остро отзывается на каждое прикосновение, превращаясь в сплошную эрогенную зону. Выжженные на подкорке основы человеческой анатомии словно перечёркнуты в мгновение ока и Миё с трудом верится, что человек вообще способен так влиять на чужое тело — Сумика одними губами доставляет столько удовольствия, кончиками пальцев играет симфонию на натянутых нервах настолько искусно, что Миё словно вытягивает по струнке и она невольно плавится в её руках, прикрывая глаза и тяжело дыша от такого спектра эмоций и чувств. Она не издаёт ни звука, но не может восстановить дыхания. Ей хорошо.

— Посмотри на меня.

Миё чувствует как дрожат её ресницы.

— Миё, посмотри на меня, — повторяет Сумика, ведя пальцем по рёберной дуге.

— Твою мать, — цедит Миё, напрягаясь всем телом, жадно глядя на то, как Сумика прикусывает губу, на все приливающий более тёмным оттенком на щеках румянец и полупьяный, безумный блеск прикрытых глаз.

— Не ругайся, — спокойно говорит Сумика, удерживая тяжесть выдохов.

— А что?

— Некрасиво.

Миё впивается ногтями в её плечи, не сдержав эмоций, и Сумика болезненно шипит и чуть отстраняется.

— Вот уж не думала, что ты такая чувствительная, — низко шепчет она, пронося по телу дополнительные вибрации от своего голоса.

Она зависает губами над бледной кожей и от горячего дыхания мышцы живота слегка содрогаются.

— Какая прелесть. Даже интересно, какой звук ты издашь, если тебе провести ногтями по груди? — играючи размышляет вслух Сумика, не болезненно, но ощутимо надавливая на солнечное сплетение. — Задрожишь ли от прикосновения языка к мочке уха? Как долго сможешь сдерживаться? — её глаза горячо блестят, ошпаривая.

Услышанное выжигается паяльником в мозгу, и Миё понимает — хочет. Хочет, чтобы Натари показала всё, что может. Хочет. Хочет. Хочет. Она готова прямо сейчас отбросить всё, умоляя прекратить издёвку, но, верная своей натуре и характеру, не может просто взять и покориться.

— А ты рискни проверить, — с ядовитой усмешкой цедит она сквозь зубы, уже не зная, от чего больше сходит с ума: от собственной реакции на прикосновения или от этого открытого, бесстыдного вожделения в чужих глазах. — И вообще не говори. Заткнись.

Сумику дважды просить не надо. В её глазах блестит огонь. Коротко улыбнувшись, она тут же ловит губами один из сосков, слыша судорожный выдох и сдавленное ругательство. Миё больно вцепляется пальцами в её плечи, оставляя ногтями следы-полумесяцы, а Натари охотно наклоняется, подставляя свою спину, позволяя расцарапывать её.

Сумика осыпает хаотичными поцелуями-укусами её грудь и Миё словно подбрасывает каждый раз, когда уста касаются напряженных сосков. Каждое движение Сумики аккумулирует прошивающее тело горячее удовольствие и от того, насколько же медленна эта пытка, у Миё голова идёт кругом.

— У тебя дивная кожа… Ни единой родинки. И такая белая… Очаровательно, — последнее слово Сумика произносит с каким-то двойственным смыслом, проскользившим пёстрой лентой у Миё мимо носа и так и оставшимся неразгаданным. Она тут же содрогается от очередного мазка губам, притягивает Сумику к себе и глубоко целует её, стукаясь зубами и рвано выдыхая в её губы.

Натари неловко возится с ремнём на чужих брюках, не желая разрывать поцелуй. В какой-то момент Миё издаёт нетерпеливый звук и быстро стягивает с себя брюки сама. Она расстёгивает манжеты, освобождая тело от ткани рубашки. Приятная волна неожиданно отдаёт в голову и Миё немного теряется в ощущениях. Слишком спонтанно. Слишком горячо. Слишком хорошо. Мутным взглядом она обводит окружение, изворачиваясь и приподнимаясь, чтобы можно было стянуть бельё, обнажённой спиной откидываясь на принявшие тепло тел простыни.

Лбы прижаты друг к другу, носы соприкасаются, дыхание перемешалось… Следы от поцелуев горят. Миё чувствует тело Сумики как своё, горячее, живое. Где чьи руки, глаза, колени? Она облизывает губы, влажные от пота волосы прилипли к коже. Лёгкая сладостная дрожь проходит по телу.

Сумика застигает её врасплох, вжимаясь с такой страстью, какой Миё никак не могла ожидать. Раскрытая ладонь скользит вниз по животу и Миё всхлипывает почти болезненно, когда пальцы надавливают на клитор. Стон застревает в горле, она тянется за поцелуем. Дыхание учащается, а живот втягивается, и её всю изнутри словно скручивает в жгуты. Миё отводит взгляд вбок и вверх, пялится в потолок, даже не пытаясь представить, как выглядит со стороны. Наверняка нелицеприятно. Жалко, возможно. Открыто и уязвимо. Но как же сладко и долгожданно чувство, когда пальцы почти проникают внутрь неё. Чёрт, наконец-то.

Она медленно выдыхает, проведя языком по губам, и притягивает женщину к себе для поцелуя.

Сумика заполняет её целиком — когда Миё думает достаточно, она толкается внутрь ещё больше. Миё с глухим стоном сжимает её пальцы в себе, чувствуя собственную узость и впервые благодаря Сумику за то, что она не спешит.

Немного свыкнувшись с чувством заполненности, она на пробу слегка двигает бёдрами, проверяя ощущения. И давится стоном. Первый толчок убийственно медленный, осторожный в какой-то степени. Хочется возмутиться, но все посторонние мысли покидают голову, когда она начинает двигаться.

Вместе у них получается нестройный темп и с каждым движением Миё всё больше теряет способность здраво мыслить. Пальцы Сумики длиннее её. Миё привыкла ласкать себя пальцами изнутри каждый раз, когда мастурбирует, но это не одно и то же. У неё голова идет кругом от желания, и эта страсть только усиливает пронизывающее её тело удовольствие. Ещё, думает она.Ещё.

Хочется вскрикивать, стонать в голос, но остатки гордости держат за горло. Она кусает чужое плечо, чувствуя первую предоргазменную дрожь, и тяжело дышит, сильнее сжимая зубы при особо резких толчках, потому что у Сумики пальцы просто волшебные. В животе тянет тугим и горячим и, встретившись взглядом с Натари, она понимает, что долго не протянет, и только жадно хватает ртом воздух, чувствуя прикосновение губ. Каждое движение пальцев накрывает волной острого удовольствия. Хочется смотреть на Сумику, на себя, на то, что происходит внизу, но не выходит: сил нет даже приподняться.

Сумика слегка сбивается с ритма, вновь приникая губами к шее, заставляя Миё заходиться рваными полустонами до тех пор, пока она больше не может это выносить. Миё чувствует себя неловко от того как просто снимает защитную стену и, распластавшись по простыни, отдаётся Сумике так, будто так должно быть. Но неловкость она саморучно топит в море похоти, когда наслаждение туго сжимается внутри.

Один, второй, третий толчок — и их оказывается достаточно, чтобы довести Миё. Она напрягается всем телом и запрокидывает голову. Её тело крупно содрогается, они с Сумикой едва не сталкиваются лбами. Тяжёлое дыхание смешивается, не поймёшь, где чьи вдохи и выдохи. Она чувствует, как по рукам проходит дрожь, и слышит, как сдавленно шипит Сумика, когда Миё впивается ногтями в её плечи. Сумика постепенно замедляет толчки, но всё равно продолжает двигаться внутри Миё, пока та испытывает оргазм, после которого может лишь тихо стонать, низко, тяжело, на выдохе.

Миё чувствует, как Сумика скользит взглядом по выступившему под тонкой бледной кожей надгортанному хрящу. Вязкая слюна скопилась во рту, перед глазами чёрт-те что. До боли под рёбрами она втягивает душный воздух, тяжело сглатывает и, вновь встречаясь взглядом с Сумикой, и почти строит обиженную мину, когда пальцы влажно выскальзывают из неё. Слишком хорошо.

Взрыв эндорфина быстро проходит. Горячий блеск в глазах сходит на нет, но она всё ещё тяжело дышит сквозь приоткрытые сухие губы. По телу гуляет мягкая нега, цепкие пальцы продолжают держать красивые плечи, ногти впиваются в кожу. Миё чувствует вкус и запах Сумики на губах, на коже, бедра липкие от смазки. Ещё мутным взглядом она всматривается внимательнее, а Сумика безумными, горящими от похоти глазами смотрит на неё сверху вниз. Только сейчас Миё замечает, что Сумику мелко трясёт. В нависшем молчании, прерывающимся лишь отяжелевшим дыханием, почти слышно, как живо стучит от личного возбуждения её сердце.

Они целуются, пытаясь восстановить дыхание. Миё теряется в потоке мыслей и готова спорить, что у Сумики в голове тот же бедлам. Всё произошедшее и до сих пор происходящее явно неправильно, но кому какое дело. До рангов, до статусов, до фамилий… К чёрту всё, сейчас они просто две женщины.

Приняв сидячее положение, Миё несильно толкает Сумику в плечо и та не успевает среагировать, как её опрокидывают на спину, заставляя смотреть в бездонные чёрные глаза. Горячий взор плавит, в радужке кипит — это заметно даже в темноте, — а воздух словно искрит.

Миё чувствует, как в кривой улыбке растянулись губы женщины под ней, открывая ряд ровных зубов, и едва сдерживает довольный звук, когда чужие руки ползут вверх по её плечам, впутываются в волосы, гладят мокрую разгорячённую кожу шеи. Обжигающие холодом губы тут же спускаются по груди Натари, обводя контур бешено стучащего сердца, а потом — острые укусы на шее и плечах.

Рука тянется к лампе, но тонкие пальцы обхватывают запястье. Они остаются в темноте.