Следующие два дня Миё провела в противоречивых мыслях о том, что ей меньше всего хотелось бы когда-либо ещё встречаться с Варакубами Сумикой.

И с каким же грохотом эти мысли обвалились под собственным весом, когда под вечер второго дня появилась Сумика — без вина и цветов, зато с загадочным и слегка голодным выражением лица, увидев которое, Миё почти растерялась. Почти.

Слишком голодная, чтобы заискивать, Сумика принялась её целовать, но через несколько минут их прервал телефонный звонок. С неохотой оторвавшись от чужих губ, Натари сняла трубку и бегло заговорила по-английски. Слова слетали с уст горячо и чётко, а взгляд сделался одновременно серьёзным и довольным, как будто по ту сторону передавали чрезвычайно хорошие новости.

Чёрт знает, о чём там шла речь — из всего потока слов Миё разобрала только приветствие и где-то ранее услышанное ею слово «скрипт». Впрочем, не то чтобы она горела желанием узнать. С уже почти нескрываемой радостью и участием в голосе Сумика принялась мерить шагами квадратные метры прихожей и гостиной, о чем-то размышляя вполголоса, уверенно отвечая телефонной трубке и то ли показательно, то ли неосознанно игнорируя прислонившуюся плечом к стене Миё.

А Миё… А Миё вдруг ощутила резкое желание как-то поиздеваться. Желание по-злому пошутить, затравить, отравить… Как ни назови, смысл один — ею овладело невиданное ни одному шкоднику мерзкое ребячество и желание поиграть на чужих нервах. Желание мерзкой шуткой фальсифицировать попытку отравления.

Отлепившись от стены, она резво метнулась в одну из закрытых комнат, в которой господствовала на пару с темнотой тишина. Нащупав выключатель, Миё прошла вглубь неё. Если судить по убранству, то комнату можно было бы смело назвать кабинетом, но Миё отчего-то не любила этого слова. Слишком вычурное наверное…

За грубыми на ощупь дверцами старого шкафа на полках зазвенели коробки, банки, склянки, в нос ударил слабый запал формальдегида. На пол слетело несколько некрасивых исписанных со всех сторон бумажек, едва не скатилась вниз повалившаяся на бок баночка с какой-то жухлой чёрной травой; в этом многообразии Миё сейчас даже не вспомнила бы без помощи сестры её точного названия. Ну или же без прочтения какой-то маркерной закорючки на крышке.

Небольшие бледные пилюли заполняли примерно до половины несколько одинаковых узких банок с краю — стоит отметить, что на каждом сосуде, так или иначе, была маркировка, подпись, этикетка или хотя бы что-то, что помогло бы отличить токсин от панацеи. Миё очень гордилась своей организованностью. Она заулыбалась, пробежавшись глазами по сосудам.

Трижды перечитав каждую из этикеток и убедившись в том, что содержимое конкретной банки, в отличие от двух других, не убьёт её, а затем перечитав этикетку ещё раз, Миё откупорила крышку, предварительно убрав остальные банки и закрыв дверцу шкафа.

Гладкая таблетка — ничто иное как витаминный комплекс — легла под язык. Во рту появился по большей части безвкусный, но чуть отдающий сладостью привкус. Оболочка в контакте со слюной начала растворяться, времени было мало.

Раздираемая ядовитым любопытством и невесть откуда взявшимся возбуждением, Миё так же резво вылетела из комнаты и застала Сумику за самолюбованием перед зеркалом в прихожей — опершись на комодик, она то щурила, то широко раскрывала глаза, вглядываясь в отражение. По какой-то причине это вызвало у Миё приступ раздражения.

Вновь прислонившись плечом к стене, она окинула Сумику взглядом:

— Глаза тебе выцарапать что ли…

— Вот уж не знаю, в чем я провинилась, но можешь попробовать, — Сумика равнодушно пожала плечами, даже не отрываясь от зеркала.

Сглотнув чуть сладкую слюну и чувствуя, как поднимается на диафрагме огонь, Миё подошла ближе, сразу скользнула руками по её плечам и прильнула к губам.

Конечно она знала, что Сумика заметит таблетку под её языком, и конечно она не настолько глупа, чтобы просто проглотить её. Но тем и интереснее.

Сладкий привкус размазался по языку и, в своей привычной манере вплетя пальцы Сумике в волосы, Миё попыталась языком протолкнуть порядком растворившуюся оболочкой таблетку глубже в чужой рот. Как она и ожидала, Сумике потребовалось чуть больше секунды, чтобы заподозрить неладное — она тут же сморщила нос и пальцами вцепилась в чужие плечи, отталкивая Миё от себя, а вместе с ней и неизвестную таблетку. Все это внезапно показалось Миё похожим не на глупую в своей сути бессильную борьбу, а на красивый танец. Танец на осколках стекла, в котором каждое движение сулит тебе боль, но остановиться не получается. И с каждой секундой только интереснее было этот танец продолжать, с большей силой вжимаясь в чужие губы.

Продолжается это до момента, пока Сумика не отталкивает наконец Миё от себя и не выплёвывает в остервенении на пол половину размазанной скользкой таблетки, из-под ранее белой гладкой оболочки которой теперь видна чёрно-коричневая сердцевина; вторую половину, как поняла Миё, Натари таки проглотила.

Они остаются в двух шагах друг от друга. Сумика бесится — это видно по её плотно сжатым холодным губам и недовольному чёрному взгляду. В её палящих глазах тайфун, в бездонных глазах Миё кипящее лукавство. Стоя так, глазами в глаза, обе чувствуют нарастающее напряжение. Даже свет настенной лампы над зеркалом кажется каким-то беспокойным, словно лампа вот-вот инфернально затрещит и погаснет, лопнув и разлетевшись на осколки под неизвестной силой, оставив их в темноте, разгорячённых и напряжённых.

Сумика, кажется, даже не дышит, только как-то резко мечется зрачками по лицу и телу Миё. Миё не назвала бы её загнанной. Скорее в крайней степени нервно возбуждённой. Запутанной. И, безусловно, невероятно комичной в этом.

Миё первой нарушает тишину:

— У тебя тут… — и легко постукивает себе по уголку губ, еле сдерживая ухмылку.

Сумика поднимает руку и стирает с губ бледно-серые разводы талой оболочки. Судорожно облизав губы, она выпрямляет плечи так, что слышно похрустывание шейных отделов, хмурит брови и бешеными глазами смотрит то Миё в лицо, то на половинку таблетки на полу.

— Что это было?

Её голос, внезапно такой глубокий, громовой, преисполненный эмоцией, отражается от стен. Она сглатывает беспокойно, дёргает ворот, словно тот в одно мгновение стал ей узок. Миё глядит на неё в ответ с поистине детским восторгом. Настолько просто было вывести её из равновесия. Настолько просто взыграть на её эмоциях, настолько просто встормошить на пустом, по сути, месте… Самовнушение творит чудеса.

— Белладонна, — бессовестно врёт Миё, видя как расширяются чужие зрачки.

— Что?!

Миё делает шаг в сторону зеркала, ухмыляясь:

— Шучу. Витаминки. Может быть… — лукавит, останавливаясь между комодом и Сумикой, которая точно язык проглотила. Глаза её, почти чёрные, свирепые, жгут Миё по шее, по губам, по лицу. Челюсти сжаты, всё тело напряжено, правая рука чуть покачивается, но с места Натари не двигается. — Так много похожих склянок с одинаковым содержимым, запутаться так легко…

— Ты блефуешь.

Да что ты говоришь.

— Возможно. Я не такая хорошая актриса…

— Сволочь.

— Не ругайся.

— А?

— Некрасиво.

Миё сужает глаза и ядовито тянет губы в ухмылке, когда видит как Сумика стиснула и тут же разжала кулаки. Где-то в глубине сознания родилась мысль, что дальнейшее балансирование на этой тонкой грани может сыграть с ней злую шутку. Играть на нервах Сумики, оказывается, одно из лучших развлечений, но у всего есть цена. Немного умерив свой пыл, убрав с лица ухмылку и осмелившись заглянуть Сумике в глаза, которые тут же недобро сверкнули, Миё уже менее надменным тоном продолжает:

— Хочу посмотреть на тебя… На то как ты поведешь себя. Ты можешь, конечно, пойти прочистить желудок, но это бесполезно.

Она посмеивается.

На дне сумиковых зрачков полыхнул и тут же исчез неистовый огонь, заметно, как к горлу подступил тошнотный ком. Она переступает с ноги на ногу, делает глубокий вдох и вслух начинает размышлять, стараясь вернуть трезвый ум:

— Это не мог быть яд. Иначе ты бы не клала таблетку себе в рот.

Она ни на секунду не отрывает от Миё взгляда и Миё, интимно понизив голос, отвечает:

— Ах, какая ты догадливая… На твоем месте я бы не была так уверена, но… Если хочешь думать в этом ключе, дело твое.

Она пожимает плечами, смотря Сумике в глаза, и отмечает, что злоба почти исчезла из её взгляда, но напряжение в теле ещё не спало. Её взор уже не заставляет бояться, а рождает интерес. Из-под прикрытых век чёрные зрачки глядят остро, выжигая до тла, но Миё внезапно чувствует новый прилив возбуждения. Воздух словно искрит, накалившееся напряжение будто можно потрогать, стоит лишь руку протянуть.

Сумика в два шага оказывается рядом с Миё, вжимая её поясницей в комодик. Похолодевшие пальцы касаются шеи, Миё сглатывает. Сумика наклоняется к уху, шепчет горячо и холодно одновременно:

— Тебя ведь это заводит, не так ли? — и Миё змеёй ухмыляется в ответ, втягивая носом воздух и впервые открыто признаваясь себе — она действительно хочет её.

Хочет до дрожи в коленях, до предательски сбивающегося дыхания и до белеющих костяшек пальцев, которыми она с силой сжимает край комодика, когда чужие ладони хозяйски опускаются на её бёдра. Натари совсем близко с её горячим взглядом и холодным голосом и у Миё кипучий яд из радужки сочится. Она запрокидывает голову, встряхивая волосами — провокация — и снова встречается с ней взглядом, и замечает, что это работает, когда Сумика прищуривает потемневшие глаза, а её выступ гортани дёргается вверх-вниз.

— Это риторический вопрос? — с придыханием происходит Миё, чувствуя, как вдруг обдаёт жаром по торсу.

— Знаешь, даже если бы ты захотела скрыть своё возбуждение, у тебя бы не вышло. Какая жалость, — с явной смесью азарта с раздражением шёпотом произносит Сумика над ухом, почти касаясь губами мочки. — Твоё тело выдаёт тебя. Хотя кого я обманываю, ты даже не пытаешься.

Лёгкий румянец, заметный в свете лампы, вспыхивает на щеках Миё, не меняя совершенно её выражения лица. Она отводит взгляд, облизывает губы, почти физически чувствует, как у Сумики руки чешутся придушить её. Фантастическое самообладание.

— У тебя диплом психолога завалялся или что?

Сумика хмыкает, скользя взглядом по своему отражению в зеркале.

— Диплом психолога не завалялся, — она блестит тёмными зрачками из-под век, отстраняясь и заглядывая Миё в глаза. — Мне просто хочется поиграться.

Этот взгляд такой наигранно тёплый, родной, добрый. Миё чувствует себя жертвой в кольце кобры.

— Смотри, как бы тебе это поперёк горла не встало, — цедит она, сама не зная, то ли с серьёзной попыткой устрашить, то ли просто из желания ответить какую-то колкость.

Живот скручивается узлом. Грубый азарт спадает, вытесняемый похотью. Уже не ясно, где истинная злоба и неприязнь, а где игра на контрастах и строящееся на всем происходящем низменное желание. Жарко.

— Ах, как страшно, — театрально вздыхает Сумика, а затем щёлкает выключателем настенной лампы и помещение заливает густой мрак, наступает почти полная тишина. В дальнее окно дышит токсичный город, оттуда же проникает грязный мерзко-жёлтый свет фонарей вперемешку с закатным пламенем. Лицо Сумики остаётся наполовину освещенным — правый глаз в свете кажется полыхающим изнутри, а левый черен и будто пуст в тени. Фонари лижут ей щеку, окрашивая кожу в серый цвет.

Да перебить бы их к чёрту, чтоб не мешали…

Внутри Миё всё переворачивается. Она легонько водит пальцами по поясу брюк Сумики, не стараясь сдержать ухмылку, и чувствует её голод своим нутром. Тёплое дыхание касается её лица, в частности, губ и щёк, и Миё едва держится в желании впиться в серые губы напротив, искусать их до крови. Она гуляет взглядом по лицу Сумики, на пару секунд задерживаясь на губах, а затем вновь заглядывает ей в глаза. Холодные ладони Миё против воли ложатся на чужие щеки, руки Сумики ползут с бедер на талию, держат крепко, властно. Миё ведёт большим пальцем по аккуратной родинке, размазывая вдоль скулы, только контур не смазываются ни на миллиметр, оставаясь печатью идеального ровного круга. Сумика чуть видно приподнимает уголки губ и прищуром жжёт дыру в чужой голове, в чужой гордости, в чужом уме.

Прикосновение губ к губам мокрое, горячее и отдает горечью и Миё не понимает, это из-за помады или из-за того что в таблетке был всё-таки яд.