Вдали сверкали молнии.
Рев грома пробил тишину.
После удара только эти звуки и остались; остальное померкло, уничтоженное взрывом. С трудом приоткрыв глаза, вздохнув — вновь, но словно в первый раз, так тяжко — он уставился в темную синюю высь, в которой сверкали алые пятна. В них он видел кровь товарищей, столь бездарно пролитую; свою жизнь, так глупо потраченную...
... на благо...
Благо кого?
«Умрешь почетно, хоть какая-то польза будет!» — выли на фоне голоса семьи, не знавшей, куда его деть. Ненужный сын собственных родителей, потомок даже не главной ветви, лишь помеха в семейном реестре — чужак, отданный на растерзание противнику. Один из тысячи безликих глупцов, решивших, что пожертвовать жизнью ради каких-то там почестей после нее, этой жизни, будет правильно.
Такую судьбу ему подписали.
Такую судьбу выбрал он себе сам.
Но затем в голове что-то щелкнуло — словно убрали заслонку, и звуки вернулись. А вместе с ними пришло и осознание того, кто он и где сейчас был. И того, что он вовсе-то и не умер.
Мецудо Катахара резко распахнул глаза, в этот раз — уже с полным осознанием, что произошло.
Он не умер. Он, пилот-камикадзе, шедший на верную гибель...
Медленно приподняв голову, он дернулся — шея отдалась резкой болью. Моргнув еще несколько раз — в глазах плясали яркие пятна при каждом движении — он с трудом огляделся по сторонам и вдруг осознал, что плавает всего-то в нескольких десятках метров от огромной полыхающей стальной посудины.
Чертовы янки, сначала подумал он.
Я протаранил эту стальную посудину и выжил, уже затем добавил он.
Выжил, потому что... Судьба дала ему шанс? Или потому что он успел... Успел что?
В голове было мутно, но Мецудо вдруг заулыбался, понимая, что сегодня он сыграл в самую опасную азартную игру с жизнью и победил. Забрал самую большую ставку, сорвал такой куш, о каком некоторые лишь мечтать могли, запивая горе близившейся смерти перед последним полетом.
Выжить-то он, конечно, выжил, правда уплыть отсюда он не уплывет... Об это Мецудо понял лишь в тот момент, когда подбитый им крохотный авианосец с тихим гулом начал спешно идти на дно.
Впрочем, и тут ему повезло — проплывавшая мимо лодка подобрала его и пообещала доставить до берега. А еще — никому ничего не говорить.
— Выживших камикадзе не любят, — пробормотал спасший его солдат.
Он выглядел на редкость паршиво и тоскливо. Такие долго не живут. В отличие от неудавшегося пилота.
Мецудо знал об этом, о камикадзе — и с каждой секундой лишь сильнее росла его ухмылка.
Пусть завидуют.
Сидя с наспех забинтованной головой, он мутным взглядом смотрел в морскую даль — но мыслями был далеко отсюда. В голове никак не укладывалось то, что он выжил, сделал невозможное, буквально превзошел удачу. Поначалу, когда его только-только вытащили из воды, ему казалось, что это боги сжалились над никому не нужным мальчишкой и подарили вторую жизнь, буквально — но чем больше размышлял, тем сильнее осознавал, что не было тут никакой госпожи Удачи.
В удачу верили те, на чьих костях она танцевала, ее боялись и жаждали — а Мецудо плюнул и успел покинуть самолет раньше, чем тот столкнулся с авианосцем.
Его старенький «Райдэн», J2M, прослужил ему верой и правдой до самого конца. Глупо было бы верить в наличие души у предметов, но Мецудо было приятно думать, что его верный самолет, в который он вложил столько любви в подготовительных полетах, тоже стал причиной спасения — словно в благодарность за все вложенные самим Мецудо в него силы.
Сложив руки у груди, он закрыл глаза. И, увидев это, спасший его солдат окликнул его:
— Молишься?
В темном небе сверкнула молния, и Мецудо ухмыльнулся.
— Если только Райдзину.
Все же, его самолет носил это имя...
Молнии сверкали, сопровождая его в последний полет. Райдзин проводил старого Мецудо Катахару, узрел его смерть, а следом — и возрождение из пепла.
И восторжествовал, огласив небо громом.
— Побывав одной ногой в могиле перестаешь в кого-то верить, — бросил он.
Солдат дернул плечом.
— А не боишься?
— Чего?
— Что сожрут тебя заживо. За то, что ты выжил... — последнюю часть фразы собеседник замял, неопределенно мотнув головой.
А боялся ли Мецудо?
Удача подарила ему вторую жизнь — так думал бы обычный человек. Решила посмотреть, насколько его хватит еще. Мецудо не боялся преград, не страшился будущего, темного и неизвестного, а потому решил, что вступит в эту неравную схватку.
И посмотрит, чем закончится его жизнь с удачей на перегонки.
Где он будет вырывать победу раз за разом.
— Лишь трусы боятся! — бодро отозвался он.
— Но я все же слышал, что выживших не слишком-то любят, — со вздохом во второй раз пробормотал солдат и пожал плечами.
Услужливо он протянул Мецудо сигарету.
— Покури, счастливчик. А то сейчас как нахлынет осознание, так ноги держать перестанут.
Сказать, что курить до этого как-то не приходилось, почему-то не вышло.
Не это ли вкус победы? Первая сигарета.
Его явно мало волновали подобные обычаи и традиции, и в этом Мецудо был с ним солидарен. К черту их. К черту распространенное мнение, что если ты решил отдавать жизнь за тупое правительство, то обязан помирать — судьба дала ему шанс и благословила абсолютно безумный поступок, и отказываться от него не хотелось абсолютно.
Затянувшись, он закашлялся — первая сигарета на вкус была мерзкой и горькой, и, сплюнув, он швырнул ее за борт. Глядя на то, как медленно затухает в соленой воде огонек, Мецудо думал о том, что только что едва не потух точно так же и сам.
Но все же вспыхнул. И выжил.
— Ничего, — хмыкнул он, отворачиваясь от океана. От него уже подташнивало, откровенно говоря. — Скроюсь где-нибудь, где никому нет до меня дела. А там кто узнает.
— Хорошая идея.
Удача пела лишь глупцам, сопровождая их до того рокового момента, когда те срывались с лезвия риска вниз — и из глупцов становились мертвецами.
... но было ли это так?
Мецудо еще раз покосился на океан, в то место, где умер камикадзе и родился он, начавший жизнь с чистого листа — и улыбнулся, но улыбка его более походила на оскал.
Он был готов бросить вызов жизни, удаче, кому угодно — и победить! Потому как сегодня ему отказали при попытке достучаться до небес.
В игре с удачей главным было не поддаться азарту, но Мецудо знал, когда ему остановиться.
Другое дело, что «когда-нибудь» — понятие очень растяжимое.
Главное, что он выжил.
А остальное сложится.
Часть 1