У меня — лицо Токиты Омы.
Тяжелый вздох.
У меня — стиль Нико, принадлежавший Токите Оме.
Почти со свистом.
В глазах мутнеет.
У меня — его лицо. Только вот я — не он. И никогда им не стану.
Он до сих пор видел перед собой два кошачьих глаза. Того человека, что научил его стилю Нико. Того, кто уже должен был быть мертв, но почему-то все еще существовал. Как и он сам. Как кошка в коробке — не жива, не мертва. 
Ноги едва держат. Но это ничего. Меньшая проблема, правда. 
Словно в замедленной съемке, Саяка поднимается с места. В ее глазах — все еще пламя. Она несет слово покровителей турнира простым обывателям и зрителям. Ей все равно на то, что творится на арене, она не испытывает привязанностей, но ее голос прерывает гнетущее молчание. Пробивает ватную заслонку в ушах, и, когда она вскидывает руку с микрофоном вверх, Рюки понимает, что способен слышать вновь.
И в эту же секунду она оглашает его победу:
— Победите-е-е-е-ель! Гао-о-о Рюки-и-и-и!..
После этого сил стоять не осталось, и Рюки медленно улыбнулся. Это все было неважно. Он исполнил свой долг — вырвал победу огромной ценой, а значит, его работа была завершена. Помог Ямашите. Затем, осталось лишь найти Когу, и можно будет зажить тихой спокойно жизнью, где не будет людей с кошачьими глазами, где не будет наследия Гао Мукаку, «Червя», а Кирью Сэцуна окончательно упокоится в земле.
Он закрыл глаза.
Тьма поглотила его. 
Но напоследок, он успел услышать слова того человека, что когда-то давно сжал его плечо и сладким, словно патока, тоном, прошептал на ухо предложение помочь в возрождении бога в лице Токиты Омы:
— Ну что, рад моему подарку?

Рюки с сиплым вздохом распахнул глаза, когда его со всей силы шлепнули по лицу. Отвратительное пробуждение — где-то на уровне того, что было после проигрыша Акойе. Поначалу в глазах стояла мутная пленка, и Рюки слепо заморгал, пытаясь понять, где находится. Левая рука не двигалась, голова трещала, в живот словно ножом вдарили. Мерзкое состояние.
Когда же он сумел проморгаться, он, наконец, увидел, где находился.
И с кем — те склонились над ним, загораживая лампу.
Это было бы мило, и, может, Рюки бы даже улыбнулся вяло в ответ, только вот эти рожи ему надоели за все это время, что он находился в этом месте, на этой чертовой арене. Кокуро и Химуро; Хосэ единственный, кто не висел над ним с озадаченным лицом, почитывал в уголке журнальчик, и, когда он почувствовал на себе взгляд, махнул рукой, приветствуя. Химуро же склонился еще ниже, и Рюки возмущенно поджал губы, чувствуя по дыханию, что кое-кто не оставил ему клубничной газировки и выпил ее ранее. Вот засранец. 
Когда его шлепнули по лицу еще раз, Рюки потемнел лицом и схватил виновника — это был Кокуро — за запястье и, сжав его намеренно слишком сильно, прошипел:
— Грабли убрал.
— О-о-о, живой, даже обзывается! А вы говорили, что сотрясение, сотрясение! Помрет он! Нихуя не помрет!
Кокуро выглядел жутко довольным, явно обрадованный тем, что единственный ставил тут на здоровье (моральное или физическое?) Рюки после столь... интересно закончившегося боя, и можно было даже обидеться на то, что он был единственным, кто верил в него, но Рюки слишком устал, чтобы что-то там бурчать и жаловаться. С трудом приподнявшись на локтях, он вяло оглянулся, оценивая комнату — кажется, раздевалка, даже ко врачу не оттащили — после чего повернулся к Хосэ.
Как к единственному стоящему источнику информации, который не пил чужую газировку.
Тот, хлопком закрыв журнал, несколько секунд просидел с закрытыми глазами, после чего вдруг бросил:
— Ты знаешь, что тебя от поражения спас лишь случай? Что твой противник в конечном итоге не помер, хотя ты очень старался его убить?
— А он мог умереть?
Было бы неприятно победить в бою, но проиграть технически...
С другой стороны, Ямашита наверняка не поругал бы его. Если бы узнал подробности этого боя. Неприятная встреча из прошлого... Потерев шею, Рюки лишь тяжело вздохнул, пожимая плечами. Ладно, к черту. Главное, что все завершилось хорошо, а остальное — лишь вероятности, которые уже никого не волновали. 
Держаться сидя было тяжело, и он почувствовал, как кто-то поддержал его со спины. Кокуро, кажется. Медленно поднявшись на ноги с его помощью, Рюки коснулся собственных висков, на мгновение зажмурившись — болела голова адски — после чего слабым голосом проговорил:
— Бои еще идут?
— Ага, скоро финал! — бодро гаркнул Кокуро. — Там сейчас твой дружок-коп морды бьет.
— Акойя, как и ожидалось, показывает пугающе хорошие результаты.
Голос Химуро звучал спокойно, но Рюки чувствовал напряжение. Все боялись Акойю. Это было почти смешно, потому как он был одним из немногих психопатов, которые прекрасно осознавали собственную ненормальность и использовали ее в каком-то роде даже полезном пути для общества. Они поэтому сошлись, конечно же. Два психа, знавших, что они психи.
Левая рука болталась на перевязи, Рюки ее не чувствовал. Здорово переломали. Пройдет много времени, прежде чем заживет... Жаль, что его не было. Придется приспосабливаться так. 
— Ханафуса сказал тебе много не скакать, — пригрозил Химуро, подставляя плечо. — Швы разойдутся. Тебе здорово прилетело.
— Я чувствую... — поморщившись, Рюки покривил ртом. — Некогда лежать. Надо поговорить с Ямашитой...
— До конца турнира еще есть время. Отдохни.
Эта забота начинала раздражать. Льстило, что им было не плевать — без повода даже — но Рюки не любил, когда вставали у него на пути. И, оттолкнув в сторону Химуро, Кокуро же сам отпустил плечо, Рюки шатающейся походкой двинулся к двери, после чего, услышав звук шага, вдруг резко обернулся и рявкнул:
— Мне некогда отдыхать! Пока мы тратим время, «Червь» убивает Когу! Тебе ведь плевать на него, разве нет?! На самом деле! 
Химуро даже не дрогнул, лишь сузив глаза.
— Если я скажу тебе, что плевать? Я хочу ему помочь, но у меня другие приоритеты.
Хосэ и Кокуро переводили подозрительные взгляды с одного на второго, молча. Поджав губы, Рюки болезненно сморщился, после чего выплюнул:
— Вам всем на него плевать. Турниры, развлечение публики — это все, о чем вы волнуетесь. И «Червь» тоже. И пока мы тут играемся, простому человеку ломают жизнь. По нашей вине. По моей вине! Понимаешь?! 
— Что, нашел себе второго Токиту Ому?
— А? — Кокуро недоуменно моргнул.
Ошеломленно распахнув глаза, Рюки не сумел ничего произнести в ответ, и Химуро зло продолжил:
— Ты сам говорил, что осознал свою прошлую ошибку. И что не прыгнешь на те же грабли опять. А в итоге именно это ты и делаешь. Не надоело?
Слов ответить не нашлось, и Рюки чувствовал, как дрожит. И не знал, от страха или от злости.
— Сказать нечего, да?
— О чем вы? — влез Кокуро. Химуро же его проигнорировал.
— В итоге ничуть ты не изменился. Все так же гоняешься за другими.
— Ало, прием! О чем вы?
— И не жалко? Опять тратить свою жизнь на чужих людей?
— Вы, ебланы, меня бесите! Че творится-то?!
— Заткнись, Кокуро!!
Когда Химуро огрызнулся, его вдруг по спине резко хлопнул Хосэ. Бросив пугающий ледяной взгляд на него, он, в полном ледяном молчании, проследовал к Рюки и протянул ему руку, после чего кивком указал прочь, на дверь. Он тоже был явно против того, чтобы откладывать дела. Видимо, тот раз в «Чистилище», когда Юмигахама подло атаковал Когу, был истинной демонстрацией его отношения к Коге. Когда Хосэ взбесился. 
Беспокоился. Ему можно было доверять... И Кокуро.
— У меня нет времени ждать, — дрожащим тоном наконец бросил Рюки, резко оглядываясь на Химуро. — Я видел, как умирает Ома, и ничего не сделал. Теперь мне нельзя допускать такой же ошибки. 
— Ты умрешь, — без обиняков проговорил Химуро и цыкнул. — Сдохнешь, как собака в канаве. Я предупреждал. 
— Что ж, постараюсь так не сделать.
Солнечно улыбнувшись, Рюки постучал пальцем по виску, после чего добавил:
— Но за это ты отдашь мне клубничную газировку.
И покинул комнату.