Кудо любил наблюдать за Куджирай.
Это было забавно.
Кто-то бы назвал это извращенным чувством, но Кудо полагал, что это скорее было сродни любованию произведениями искусства. Как кто-то смотрит на картины, любуется статуями, так и он украдкой поглядывал на Куджирай в офисе. То, как она игнорировала любые его попытки пригласить ее поужинать куда-то, определенно было своего рода искусством. Ни одна из девчонок так долго не ломалась, и Кудо иногда гадал, в чем была проблема. Он ли постарел, стал тем парнем, которого игнорируют даже старые девы, или же попросту растерял сноровку.
Но продолжал. Украдкой.
Куджирай поправляла прическу прямо как она.
У нее были те же жесты, тот же голос, тот же взгляд. Даже двигались они одинаково, и всегда спотыкались на порожке офиса. Затем наклонялись, чтобы проверить, не поврежден ли каблук новых туфель. Кудо всегда смотрел за этим особенно внимательно. Он почти не дышал, когда тонкие пальцы Куджирай касались туфлей, видел, как она поправляет очки...
Затем Куджирай всегда поднимала взгляд на него.
Она всегда улыбалась ему теплой майской улыбкой. Куджирай же никогда так не делала. Либо хмурилась, либо морщилась, после чего с гордым видом направлялась к столу. И еще одна разница — она никогда не натирала ноги новой обувью. А у одной старой девы кровавые пластыри были слишком хорошо заметны.
Куджирай дрогнула и резко обернулась к нему, после чего шикнула:
— Ты подумал это!
— «Это»? — Кудо с ухмылкой вскинул бровь.
Она не реагировала на его попытки задеть, но Куджирай всегда злилась. И это было очень весело.
Поэтому Кудо не мог дать ответ, кто нравился ему больше.
Он мог бы соврать, и сказать, что скучает по прошлому. Фантом оттуда вспоминался с неприятной горечью на сердце, и всякий раз, когда Кудо замечал ее фотографию у себя дома, на заваленном столе, он спешно отводил взгляд. Прошлое должно было остаться в прошлом. Не было смысла за ним гоняться.
Но Куджирай была тут. Кудо мог часами говорить о том, какая она самодовольная и глупая, а еще у нее морщины, и смеялся бы, смеялся днями напролет. Он находил забавной ее любовь к курению и арбузам, он в принципе находил ее забавной. И чем дольше он стоял рядом с Куджирай настоящей, тем страшнее ему становилось, что он видел в ней тень прошлого.
Иногда Куджирай оглядывалась, и в ней он видел не ту.
Кудо боялся, что ошибется.
А потому по ночам повторял мантру, что они разные люди. Их нельзя путать. У них из общего — лишь внешность и голос, ничего более. Ни жесты — хотя они одинаковые. Ни привычка закусывать губу — хотя была у обеих. Ни заправленные за ухо волосы.
Хотя делали так обе.
Ей шли серьги. Кудо любил женщин с серьгами. В тумбочке стола у него валялся подарок, который он так и не успел вручить.
И в один день, оставшись наедине с Куджирай, Кудо забылся.
А может, сделал это намеренно.
Подойдя ко спины к ней, он наклонился — она использовала точно такой же парфюм, как и тень прошлого — после чего, неожиданно для себя, после глупой шутки про белые какашки, вдруг протянул к Куджирай руку и коснулся мочки ее уха.
Она замерла, и Кудо севшим голосом пробормотал:
— У тебя уши не проколоты.
После чего широко распахнул глаза, осознавая.
Ах.
Ошибка.
Часть 1