Это не могло оказаться правдой.
Нет, боже, нет, только не это. Это не так. Ложь.
Когда Казуя сказал, что познакомит его с новым нанимателем — тем, кто объявит противника и разъяснит правила игры, Кайдзи ждал кого угодно. Да и не ждал, в общем-то, потому что было наплевать. Теневые интриганы за спинами, те, что словно постановщики пьес играли их жизнями подобно куклам, были для него все на одно лицо. И за огромным количеством наемных игр он перестал запоминать их, различать, помня лишь противников, тех, что сражались против него отчаянно и страшно. Потому что они были такими же, как и он — лишь масками для чужих интриг, проливавшими свою кровь ни за что.
Но сейчас, стоило им войти в номер отеля, снятого для обсуждения этих грязных подпольных дел, Кайдзи показалось, что он переживал нечто подобное когда-то давно. И странное пугающее чувство дежавю не отпускало его ровно до тех пор, пока он не ощутил в воздухе знакомый запах иностранных сигарет, таких, что курил лишь один известный ему человек. Человек, что носил имя «Серебряного Короля» в подпольном мире, тот, что контролировал чужие судьбы с лисьей усмешкой на устах, тот, что...
— О. Боже. Морита-кун?
Никогда еще в жизни Кайдзи не было так страшно.
Ни в тот момент, когда он шел по узкой балке на огромной высоте. Ни в тот момент, когда собственными руками отрезал себе ухо. Ни когда ему рубили пальцы. Ни даже в тот момент, когда проигрыш в маджонг в игре с Курамаэ грозил вечным заточением в тесной клетке без единого шанса выбраться наружу.
«Серебряный Король». Демон эпохи Хэйсэй. Гинджи Хираи. И он стоял пред ним сейчас во плоти. И самым страшным было то, что, смотря ему в глаза, этот страшный человек мгновенно понял всю его суть. Узнал спустя столько лет.
Узнал в простом оборванце Ито Кайдзи, том, что влез в долги не по своей воле и очутился в водовороте подпольных авантюр человека куда более темного, того, кто некогда помог ему добиться огромным высот в собственных интригах. Хираи называл его своими «крыльями», верил, но он сбежал — и спустя пару дней после резни в поместье Камуй правая рука Хираи Гинджи исчезла. Морита Тецуо, такой же демон, растворился во тьме истории, оставшись лишь страшилкой для подпольных игроков, помнивших о его громкой и яркой череде побед. Он исчез, сбежал из подпольного мира, боясь стать таким же злодеем, как и все тут — лишь для того, чтобы вернуться сюда вновь уже под чужим именем.
Отступив на шаг назад, Кайдзи почувствовал, как дрожат у него ноги. Он видел на себе внимательные взгляды Гинджи, Казуи. Фунада, Тацуми и Ясуда смотрели на него явно не веря собственным глазам, и все, что он мог сейчас делать — это дрожать подобно лепестку на сильном ветру, ощущая, как что-то холодное начинает ползти по спине. Боже, как же он ошибся. Так хорошо скрывался, стер свою историю и для чего? Чтобы вновь столкнуться с прошлым?
Медленно опустив взгляд вниз, Кайдзи покачал головой и виновато улыбнулся. Он был так виноват перед Казуей, так виноват.
— Прости. Я не смогу.
Он вновь сбежал.
Он был таким трусом, но ничего не мог с этим поделать. Некоторые вещи были выше Кайдзи — он знал, что сколько бы времени не прошло, он так и не сможет вновь столкнуться с прошлым. Оно пугало его пролитой кровью, оно манило его упущенными возможностями. Гинджи был всем для него в те года — и осознание, что он утратил ту единственную свою путеводную звезду, что делала его судьбу краше, заставляла корчиться в агонии. Но ничего уже было не исправить. Прошлое осталось в прошлом, и все, что он мог — лишь смотреть в будущее, то, где он возвращал утраченное некогда уже собственными силами, играя роль злодея, ту, от которой сбежал когда-то давно.
Ему срочно нужно было выговориться. Но только не Казуе — Кайдзи был так виноват перед ним, ему было так стыдно за то, что за все время их общения он так и не рассказал об этом своем секрете, страшной тайне, которую собирался унести в могилу. Каждый раз, когда он задумывался об этом, то боялся и откладывал на потом — потому что знал, насколько хрупким было то доверие, что он выстроил с Казуей, и что подобное могло ударить по нему словно молотом по стеклу, разбив на множество осколков. Будто Гинджи, он возводил доверие с Казуей, давал ему шанс избавиться от глупых предрассудков и страхов, понять, что же значит знать человека по-настоящему — и вместе с этим нагло врал ему в лицо, надеясь, что для него он так и останется глупым дурачком-должником, который попал в мир подпольного бизнеса абсолютно случайно, а не потому, что его манило в это место, подобно магниту.
Был лишь один человек, которому Кайдзи мог доверять в этом вопросе. Тот, кому было слишком наплевать на чужие жизни, кто не воспринял бы это слишком серьезно. Лишь недавно освободившийся из адского заточения, он казался Кайдзи лучшим человеком для этого. Может, он ощущал вину перед ним по этой же причине тоже — ведь никто в здравом уме не пустил бы внутрь его под старым амплуа, потому как имя его было на устах до сих пор.
Ичиджо смотрел на него молча, с презрением, и сидя на лавке перед ним, Кайдзи ощущал, как с каждым словом к его шее стремится остро наточенная гильотина, что уничтожит и страшное прошлое, и ложное настоящее. Они вдвоем сидели в парке у дороги, у строящегося шоссе, и, глядя на несущиеся вдали по магистрали автомобили, Кайдзи видел в них свое прошлое. Яркое, быстрое, оно несло с собой вкус блаженства и разочарования.
— Что бы ты сделал, если бы самый страшный секрет из твоего прошлого, который ты не хотел бы никому рассказывать ни при каких условиях, раскрылся бы самым дурацким образом? И вроде тебе ничего особо не грозит за это, но все равно жутко неприятно, потому что это может повлечь за собой парочку дурацких и тупых проблем?
Вскинув бровь, Ичиджо ядовитым тоном бросил:
— Что-то страшнее твоей тупой игры в лотерею?
— О-о-о, поверь. Куда более страшный секрет.
Он и правда не любил рассказывать об игре с председателем. И дело было даже не в проигрыше, тяготили его абсолютно иные вещи — то, что он поддался собственной жадности и не вышел из игры раньше. И он знал, почему это сделал. Слишком хорошо знал. То была его скрытая сущность, его желание повторить подвиги из прошлого, той жизни, что он проживал под своим старым настоящем именем. На «Эспуаре» он едва не погиб, и это было столь разочаровывающее завершение игры, что он не мог себе простить подобное после прошлой жизни. Крепко сжав кулаки, Кайдзи отчаянно взглянул на Ичиджо, отчего даже у того черты смягчились в растерянности.
— Ты слышал о Хираи Гинджи?
— Кто о нем не слышал.
Хорошо. Хорошо. Значит, объяснять придется намного меньше. Сейчас Кайдзи ощущал себя нашкодившим школьником, только шалость была страшнейшей экономической махинацией в истории Японии, а сам он — аферистом, за голову которого пара членов правительства отдала бы огромные деньги, прекрасно помня то, что он устроил вместе с Гинджи на рынке акций.
— Мое настоящее имя — Морита Тецуо.
В ответ Ичиджо издал многозначительное «о». Их взгляды пересеклись на мгновение, и, склонив голову набок, он прищурил глаза и медленно покачал головой, явно обдумывая сказанное. Кайдзи не сомневался, что раз он слышал о Гинджи, то узнал и это имя. Выхватив из кармана пачку сигарет, он протянул ее Ичиджо, и вместе они закурили под далекий рокот автомобильной магистрали. Руки у него дрожали, и стоило сверху раздаться чужому голосу, как Кайдзи едва не выронил пачку сигарет.
— Морита, значит?
— Да.
— Морита... Морита Тецуо... То есть, ты хочешь сказать, что ты не «Ито Кайдзи»?
В ответ Кайдзи поежился и кивнул. На дворе стояло лето, но холод почему-то пробирал до костей. А может, то было ощущение приближающейся расплаты за все то, что он успел совершить за целых две жизни, полных чужих разбитых судеб.
— Морита Тецуо... Правая рука Хираи Гинджи...
— Ну хватит, пожалуйста, — взмолился он.
Ичиджо словно пробовал имя на вкус, повторяя его раз за разом.
— Я даже рад, на самом деле.
Это внезапное откровение заставило Кайдзи удивленно заморгать и захлопать глазами, и пока он совершал эти нетривиальные действия, Ичиджо ловко перемахнул через лавку и сел на нее с другой стороны, так и не удосужившись хоть раз взглянуть Кайдзи в глаза. Будто бы намеренно избегая. Ощущая чужое присутствие рядом, он замер, не зная, что услышит сейчас в ответ.
— Значит, я проиграл не какому-то отбросу, а настоящему демону, — раздался смешок. — Считай это комплиментом. На твоем месте я бы не так боялся прошлого. Все же, что тогда, что сейчас твоя репутация оставляет желать лучшего. В хорошем плане для тебя, конечно же, потому как тебя любой реп-игрок как огня боится. А раскроешь миру свое прошлое имя, так вообще будут молиться на тебя. Они всегда так делают, эти придурки. Владеют казино, но боятся настоящих игроков.
— Ты ведь тоже боялся, да? — севшим голосом спросил Кайдзи.
Он откинул голову назад, внимательно наблюдая за Ичиджо. Тот лишь хмыкнул в ответ и отвел взгляд в сторону.
— Редкие настоящие игроки не играют в пачинко. Я могу припомнить лишь одного до тебя. Да и глупо бояться того, на чем держиться твой бизнес. Если суметь обыграть опытного игрока, то заведению лишь лучше будет. Но это дела уже прошлые, не хочу даже к ним возвращаться. Так что не знаю, чего ты опасаешься.
— Казуи.
Кайдзи произнес это тихим уверенным голосом, но это не скрылось от ушей Ичиджо. Резко вскинув голову и бросив на него придирчивый взгляд, бывший менеджер выпустил сигарету изо рта и, крепко зажав ее в пальцах, резко ударил Кайдзи локтем в бок. Стоило тому согнуться от боли, как нечто точно так же крепко обвило его вокруг плеч, и когда Кайдзи резко поднял голову в страхе, то первым, что он увидел, были светлые глаза Ичиджо, смотревшие на него с иронией.
— Думаешь, он разозлится, что ты ему ничего не сказал?
— Потому что я врал ему о себе, — пробормотал он.
В ответ Ичиджо задумчиво хмыкнул.
— Ты слишком много думаешь, при том совсем не о том, о чем следовало бы, — беспечно заявил он, вырисовывая сигаретой рисунки в воздухе. — Смотри, твой бывший противник советует тебе как лучше, навостри ушки, повторять не буду. Твой дорогой приятель тоже не дурак, и хотя он малолетний имбецил, который воспринимает некоторые вещи слишком буквально, это не делает его полнейшим идиотом, как все те, кого ты развел еще под руководством Хираи. Уж не тебе ли, как такому же жулику, как и мне, это объяснять. Психология людей проста. И все будет хорошо, если ты сам придешь к Казуе и расскажешь ему все, что скрывал.
Это была хорошая мудрая мысль, и Кайдзи, поджав губы, сухо кивнул. Но он все равно не мог отделаться от того едкого противного ощущения страха, что все то, что он так тщательно выстраивал последний год, может рухнуть в любой момент. И хотя сейчас это было уже не важно, и хотя его слава, как и говорил Ичиджо, уже бежала впереди него, рисуя вокруг его персоны образ демона ничуть не лучше, чем тот, что мнили себе люди при воспоминаниях о Морите Тецуо, он все равно не мог справиться с таким простым и неприятным чувством страха и паники, как сейчас. Он так глупо считал какую-то малявку своим другом, и то, что его страшная прошлая жизнь могла разрушить приятное настоящее, ничуть его не радовало.
Когда хватка на плече исчезла, Кайдзи растеряно взглянул на поднявшегося на ноги Ичиджо, державшего в зубах уже успевшую потухнуть сигарету. Глядя на бывшего противника сверху вниз, он лишь с иронией вскинул бровь, после чего спросил:
— Я что тебе, личный психолог?
Но потом, задумавшись, добавил:
— Ну и чего же ты ждешь? Морита Тецуо сбежал от прошлого, но ты же не он. Тебя зовут Ито Кайдзи.
В ответ ему Кайдзи слабо улыбнулся.
На свое сообщение Кайдзи не ожидал ответа, но Казуя прислал короткое «хорошо».
Он ожидал его в назначенном месте — на парковке злополучной гостиницы — сидя на ограждении и дымя сигаретой. Одной из тех, что дал ему Гинджи, чей запах казался Кайдзи горько-сладким напоминанием об ушедшем времени, о том, когда он еще не играл злодея, каким стал сейчас. Издали помахав ему рукой, Кайдзи быстрым шагом направился прямиком к Казуе, мысленно уже обдумывая, что скажет и что сделает. Идей у него не было, но сейчас уже не было возможности сбежать вновь, сменить имя во второй раз и притвориться, что двадцать пять лет его жизни были настолько серыми и обычными, что он не помнил их толком. Пора было сдаваться, сдаваться Казуе, сдаваться Гинджи, просто признать, что он вернулся туда, куда пообещал никогда не возвращаться, потому как это вызывало у него противоречия в душе.
Опустившись рядом, Кайдзи не решился взглянуть в чужие глаза; он прекрасно понимал, что ничего хорошего ждать за свой побег и страшную нераскрытую вовремя тайну не стоит. Некоторые вещи не стоило оставлять в тени настолько долго, но он решил рискнуть. Иногда риск подводил его, и чем дольше Кайдзи думал о том, что все его самостоятельно принятые рискованные поступки, которым не предшествовало нечто страшное, провалились — что лотерея, что попытка защитить младших сыновей Камуй, что это. И лишь афера с картиной осталась единственным успешным дельцем на его памяти, тем, что он сотворил сам без чьей-либо помощи или пинка. Будто бы он был ведомым вечно, удачливым, но все же ведомым.
— Хираи-сан рассказал мне о тебе, — внезапно, прервал тишину Казуя.
Поджав губы, Кайдзи опустил голову ниже, явственно ощущая над шеей гильотину. Он не ждал ничего хорошего от этого разговора. Все равно что явиться на собственный расстрел. Но он явился, потому что должен был. Ичиджо был прав — Морита Тецуо вечно сбегал, но Ито Кайдзи так не делал. И шрамы на пальцах были ему вечным напоминанием об этом, тем, что сделали из него другого человека.
— Я, конечно, слышал о вас двоих. От папаши краем уха, но толком ничего не понимал — все же, вы промышляли до девяносто четвертого, если я верно понял, а мне тогда от силы двенадцать было. Кто бы мог подумать, что оборванец, которого так ненавидит отец, на деле же оказался одним из самых темных пятен в истории девяностых.
— Извини, что не рассказал раньше.
Он крепко сжал кулаки, не зная, что сейчас делать. Посмотреть в глаза Казуе? Но тот воспримет это как неловкую попытку вновь наладить контакт после такой грязной громкой лжи. Остаться в таком же положении? Но не будет ли воспринято это как нежеланием признавать все то, что осталось в прошлом, словно бы Кайдзи вновь и вновь продолжал абстрагироваться от образа Мориты Тецуо, ушедшего в историю. Темную, как и сказал Казуя.
— Ты и не собирался, верно?
Но в конце концов он не сумел и поднял взгляд.
Смотря куда-то вдаль, Казуя, даже без своих глупых темных очков, выглядел мрачно, но абсолютно спокойно. Не так, как в тот момент, когда вершились судьбы азиатской троицы при их знакомстве далекой зимней ночью. Кайдзи ждал, что он будет зол, что будет кричать на него и обвинять во всех ложных словах о простой тихой жизни до игры, той, что была на бумагах, ведь на деле оказалось вовсе не так, и он очутился не простым проходимцем, а тенью самого Хираи Гинджи. Мало кто удосуживался привлечь его внимание. Морита Тецуо был настоящим демоном.
Им же был и Кайдзи.
Задохнувшись, он резко отвел взгляд в сторону и неловко выдохнул. Любое неверное слово сейчас могло стать решающим ударом по той хрупкой нити их «дружбы», стоило подбирать слова осторожней. Но что тогда, в гостевом доме Камуй, что сейчас, Кайдзи так не умел.
— Нет, Казуя, я... Я не хотел, но... Понимаешь...
Он схватился за волосы и низко опустил голову.
— Я точно такой же злодей. Как и ты. Как и Гин-сан. И я не хотел говорить тебе обо всем этом, потому что... Я...
Казуя смотрел на него краем глаза, неотрывно, но отрешенно.
— Ты же помнишь нашу первую встречу. Ты знал, что я просто удачливый отброс, которому удалось одолеть этот глупый пачинко-автомат и натворить еще дел в прошлом, вроде выигрыша у Тонегавы. Но ты не считал меня кем-то другим, а потому, когда мы с тобой сыграли, и когда произошло это, — Кайдзи знал, что Казуя не любил упоминания финала их игры, — ты доверился мне. Потому что для тебя я был простым человеком, простым отбросом, который покопался у тебя в душе и вывернул ее наизнанку, оставаясь при этом человеком без амбиций и целей. Но представь, если бы ты знал, кем я был в прошлом.
Тяжело вздохнув, он уткнулся носом в ладони. Это было невыносимо — говорить о тех вещах, которые так не хотелось вспоминать. Что он сейчас скажет? Разве прошлое имело значение для Казуи? Ведь Морита Тецуо тоже был простым отбросом в самом начале своего пути. Или же кровавый шлейф, тянущийся за ним начиная с инцидента с маньяком все же дал бы о себе знать?
— Вторая рука Хираи Гинджи. Человека, который планирует захватить весь рынок в свои руки. Ты бы наверняка подумал, что я постараюсь тебя убить, ведь твоя смерть — это такой удар по твоему папаше, а значит, и по конгломерату. Ты бы ни за что мне не доверился. И я бы не сумел убедить тебя вцепиться в кресло дольше, чтобы успеть спасти. Ты бы даже не помог мне деньгами, потому что Морита Тецуо для всех вас был бы богатейшим человеком. Но, как я сказал, я не Морита Тецуо. Больше. Я Ито Кайдзи. Нормальный человек. По крайней мере, я должен был быть им в твоих глазах. Потому что ты поверил бы такому человеку. Потому что мне самому было бы легче доверять себе, зная, что я не человек с темным прошлом, а лишь пустышка. Хотя прошлое все равно давало о себе знать.
Кайдзи вяло улыбнулся.
— Нормальный человек никогда бы не простил тебя, потому что ты убийца. И за такое не прощают. Но я — такой же. Тоже злодей. Под именем Мориты успел разрушить несколько жизней, из-за моей халатности погибло несколько человек. Тогда я ушел, сбежал — сменил имя, вернулся к старому образу жизни, даже к девчонке одной подмазался и оформил фальшивые документы, что я, дескать, ее брат. Меня приняли к ней в семью, но родственники мы лишь на бумагах. Я старался не беспокоить их и играть роль правильного сына и брата, а потому когда Эндо предложил переложить долг на них, отказался. Потому что они мне не родня, и я не имею права так поступать. Но, в любом случае, я делал все, чтобы перестать быть Моритой Тецуо, который допустил гибель двух невинных людей. Для себя.
Ответа от Казуи не было слышно. Он все еще смотрел на него, немо, лишь щуря глаза.
— Но потом Фурухата подставил меня, и вот я очутился здесь. Играю ту же роль. Опять рушу чужие жизни, опять убиваю невинных — как тогда, на балках. Знаешь, я...
Замявшись, Кайдзи тряхнул головой.
— ... я чувствую себя превосходно, когда побеждаю. Дурманящее чувство, ты и сам знаешь. Особенно если твой противник какой-нибудь мудила, вроде тебя, только не обижайся. Но потом я думаю об этих людях. О таких же злодеях, как и я. Вспоминаю Тонегаву, Мураоку, Хедо. Даже Фуная, этого придурка. А потом думаю об этом засранце Ичиджо, и знаешь что? Это не хорошая победа. Я был жутко рад, я выжил, я на свободе, но за это я порушил жизнь парня, который вроде как и не атаковал меня первым. В отличие от. Сейчас, конечно, все хорошо, но прошлое не изменить, ситуация имела место быть. А потом, после всего этого, я... думаю о тебе. И о Синии — ты наверняка его знаешь, одного поля ягоды.
Затянувшись, Кайдзи вздохнул.
— Думаю, моя жизнь ходит кругами. Раз за разом. Я рушу чьи-то жизни и бегу от своего прошлого. Вновь играю с такими людьми как ты или Синия, которые не ценят деньги, которые привыкли к защите сверху. Знаешь, тебе еще повезло — Синия после проигрыша совсем отчаялся и проиграл потом еще больше, стараясь вернуть отцовские деньги. Но он был один, он не мог никому верить, и я хорошо запомнил его взгляд. Блуждающий... И когда ситуация повторилась, я подумал, что не дам развиться ей по тому же пути. Хотя началось все похоже, слишком даже.
Последняя фраза прозвучала так избито, но он ничего не смог выдавить из себя более:
— Извини, что не рассказал раньше. Не хотел говорить обо всем этом. Тяжело это.
Он замолчал. Наплел лишнего, наговорил совсем не о том, но на этом силы и кончились. Можно было еще попросить прощения, чтоб уж наверняка, но что-то подсказывало Кайдзи, что это будет лишь пустой тратой времени. Доверие строилось на взаимной правде, он знал о Казуе слишком много для простого проходимца — фактически, тот доверил ему достаточно страшные и неприятные секреты своей жизни, а сам Кайдзи так и не сумел признаться в самом важном, том, что делало существование его персоны реальным. И чем дольше он думал об этом, тем больше ему казалось, как удача Мориты Тецуо душит его.
Но Морита Тецуо должен был быть мертв. Сейчас был жив лишь он, Ито Кайдзи.
— Очень много болтаешь.
Наконец, тишина была прервана.
Медленно подняв взгляд на Казую, Кайдзи широко распахнул глаза, узрев, что тот смотрит прямо на него с ехидной усмешкой на устах. Слишком неправильной для человека, который должен был ненавидеть его за обман и сокрытие важных фактов. Поднявшись, Казуя сделал несколько шагов вперед и замер прямо под светом фонаря, после чего медленно развернулся, чтобы вновь столкнуться взглядами с Кайдзи. Он продолжал сидеть на ограждении, не в силах двинуться с места или сказать хоть что-либо в ответ.
— С таким прошлым я бы и сам не захотел никому ничего рассказывать, — помолчав, Казуя добавил, — Так что можешь не бояться. Хотя, если бы не Хираи-сан, я бы еще усомнился, но старый лис очень уж убедительно рассказал о том, как тяжело тебе далась резня в доме Камуй.
Страшное воспоминание о глупо утраченных жизнях. На руках Кайдзи было слишком много чужой крови, едва ли не больше, чем на руках Казуи. Он был прав — они оба были злодеями, но Кайдзи был хуже. Морита был хуже. Они оба были словно две змеи, что, сплетясь, создавали вместе единый образ демона с божественной удачей, которая губила всех вокруг, сохраняя ему самому жизнь. И как бы он не желал становиться злодеем, как бы не убеждал себя, что был вовсе не таким, а все содеянное было случайностью, это было ложью.
Морита Тецуо был злодеем.
Ито Кайдзи был злодеем.
О скольких же вещах он сожалел...
Ему до сих пор виделись образы младших сыновей Камуй, тех, что он не сумел спасти от глупой смерти из-за чужой жадности и нежелания признавать новые порядки в мире. Всякий раз, когда он пытался кого-то спасти, все шло черти как — и верно же сказал ему тогда Хедо. Человек может спасти себя лишь сам. Какая злая ирония, что эти же слова ему пришлось озвучить и сыну старика, которого он, в итоге, и спас. И, может, в тот момент, когда Казуя протягивал ему пульт, перед собой Кайдзи видел вовсе не его. Он видел четвертого сына Камуй, того, что совершил злодеяние. Но все еще имел шанс спастись.
— Я говорил тебе о доверии, а сам наврал, — пробормотал Кайдзи, сверля взглядом пол.
Даже чужой смешок не заставил его вновь поднять головы.
— Ну, грубо говоря ты не врал. Ты просто не договорил. И хватит, прекращай, — Казуя издал возмущенный вздох. — Это моя роль не верить всем подряд и убеждать себя в том, что, как же так и так далее, да и я уже признал, что не злюсь. Ну, ты хотя бы сейчас рассказал это. У всех есть скелеты в шкафу, что поделать.
— Значит, мы все еще друзья?
Так странно было спрашивать об этом. Были ли они друзьями? Считал ли их таковыми Казуя? После всего того, что произошло, Кайдзи почему-то до сих пор сомневался в этом. И пусть его смущало и злило то, что единственным человеком, что полностью доверился ему и не предал впоследствии, став кем-то больше, чем просто знакомым, стал ребенок, он все равно старался держаться за эту тонкую ниточку, связывающую его с нормальной жизнью. У Мориты Тецуо не было друзей — ему было не до них. Он делал деньги. А друзья Ито Кайдзи умирали, потому что прошлое усердно преследовало его своей тенью.
Когда молчание затянулось, Кайдзи медленно в ужасе поднял взгляд на Казую лишь для того, чтобы столкнуться с его — недоуменным и полного возмущения. Тот явно не был доволен вопросом, и стоило Кайдзи смутиться, как он бросил:
— Господи, какое же ты кретин. Конечно же это так. Ты сам мне говорил, что надо отучиваться от старых привычек. Встречаться с прошлым лицом к лицу... Не помню, какой пафосной чуши ты мне еще наплел, но вот.
— «Прошлое должно оставаться в прошлом», — пробормотал Кайдзи.
Он хорошо помнил эти слова. Именно их сказал ему когда-то Ичиджо в начале их игры, и он же сам использовал их в качестве мольбы в обратную сторону в самом-самом конце их противостояния. Прошлое надо было встречать с гордо поднятой головой, принимать и отпускать, понимая, каким человеком ты стал. И как Казуя принял то, что не всегда его власть была абсолютной, не всегда удача сопутствовала ему, не все люди были грязными лживыми тварями — и коей не была его родная мать, что пришлось признать ему, так и Кайдзи надо было...
Нет. Морите. Морита Тецуо должен был встретить Хираи Гинджи.
И, может, это станет отправной точкой в совершенно новой истории, где больше не будет страха утраченного времени.
Поджав губы, Кайдзи мрачно взглянул на Казую. Пора было сделать маленький шажок для себя, и огромный — для своего будущего.
— Я хочу поговорить с Гин-саном.