Слабая

— Твоя сестра слишком привязчивая, — матушка устало потирает виски и разваливается в кресле, — она мечтательная. Наивная. Проще говоря, слабая.

Маленькая Дризелла прикусывает щеку и отводит взгляд. Слышать подобное об Анастасии не то чтобы невыносимо, в конце-концов это правда. Просто… Просто Дризелле тяжело. Горькие и холодные слова матери бьют по тому, чего быть не должно, в соседней комнате "слабая" сестра плачет о смерти отца. Анастасия не может скрывать своих эмоций. Когда ей больно, она плачет и зовет на помощь. И Дризеллу разрывает от желания крикнуть в лицо матери что это все ложь, затем бегом умчаться в соседнюю комнату к сестре. Обнять, утешить, сказать что все станет лучше, даже если ни одна из них в это не верит. Не ради нее, ради себя. Чтобы изъян, называемый совестью, дал наконец Дризелле вздохнуть спокойно.

Дризелла делает спокойное, правильное, как говорит матушка, выражение лица и смиренно поднимает глаза. Холодный взгляд леди Тремейн заменяет собой образ разбитой Анастасии в сознании. Почти.

— Ты же, Дризелла, совсем другая. К счастью, хоть ты понимаешь на каком свете живешь, — матушка говорит это без тени улыбки. Дризелле не часто приходится слышать в свой адрес комплименты, особенно от матери, вот только совсем от них не тепло. — Ты должна следить за своей сестрой. Оберегать ее от ошибок и глупостей.

Леди Тремейн бросает презрительный взгляд в коридор. Дризелла только сейчас понимает, что не слышит Анастасию. И от этого только хуже.

— Ты должна быть сильной, Дризелла.

Тень скорби по умершему герцогу Тремейну давила на Дризеллу, ей было нечем дышать под давлением авторитета матери. Она потеряла отца, и теперь Анастасия наверняка считает ее бесчуственным монстром. А она всего лишь ребенок!

— Да, матушка, — сдержанно отвечает Дризелла.

Даже дети могут осознать насколько несправедливым и жестоким может быть мир. Даже такой небольшой, как поместье Тремейн.

Позже вечером, Анастасия снова будет плакать. Когда она проснется, она увидит под дверью блюдце с шоколадом, непонятно откуда взявшееся. На завтраке Дризелла скажет ей прекратить разводить сопли, а матушка велит замолчать им обеим.

И никогда Анастасия не узнает, сколько ударов розгой получила Дризелла за то, что принесла блюдце ночью. Потому что Дризелла сильная. А сильные не плачут.

***

Кто-то сказал бы, что дворец сияет величием и великолепием. Напудренные благородные дамы грациозно кружатся в вальсе со своими галантными кавалерами под Баха. Цветы из дальних стран благоухают и кажутся еще прекраснее под игривым светом бесчисленных свечей, пробивающимся сквозь искустно сделанный хрусталь люстр. Богатство и роскошь, единственные вещи которые матушка действительно уважает и ценит, кричат сквозь каждый гобелен. И это все для них, для Тремейн, а не для оборванки Золушки, сдохшей где-то у черта на рогах. Почему тогда вместо празднования триумфа Дризелле хочется махнуть на все рукой и уйти?

— А сейчас, их Высочества станцуют свой первый вальс!

Анастасия сияет солнцем и цветет в объятьях принца Чарминга. Светлячки в карих глазах весело мерцают так, что даже самоцветы в украшениях новоиспеченной принцессы кажутся мутными стекляшками. Принцесса слегка хихикает, когда принц кладет руку ей на талию. Искренне, звонко и счастливо. И это бьет по больному сильнее любого Баха.

Молодожены целуются и все ликуют. Леди Тремейн лишь ухмыляется и изящно приподнимает бровь.

Анастасия счастлива. Матушка довольна.

Дризелле же остается только травить дорогим вином то, что должно было быть мертво.

Когда принц подходит к ней и о чем-то вежливо говорит, ей хочется разбить голыми руками его смазливую рожу. Разумеется, она лишь улыбнется ему, кивнет, и они обменяются любезностями. А затем Его Высочество принц Выблядок пойдет трахать Анастасию.

Дризелла сильная и ей плевать.


***

— Дриз? Ты тут?

Дризелла убирает уже черт знает какую по счету бутылку вина и пытается разглядеть при тусклом лунном свете Анастасию.

— В-ваше Выс-вы… — Дризелла почти падает в фонтан но Анастасия ее хватает за локоть.

— Дризелла! Какого черта?! Ох… Прости, просто…

Они садятся на край фонтана и, черт побери, Дризелла понятия не имеет что делать и говорить. Выглядит она как собака побитая. “Вот тебе и поздравила сестру со свадьбой, твою ж мать”.

Когда облака улетают и луна освещает лицо Анастасии, та выглядит немногим лучше. Она не заплаканная, как то часто бывало в детстве, но по одному ее взгляду Дризелла могла сказать одно: ей одиноко и плохо. Явно дело рук принца Выблядка.

И где, где же их "долго и счастливо"?

— Он все равно любит Золушку, а не меня.

От этих слов у Дризеллы вскипает кровь, но Анастасия накрывает своей ладонью сжатый до белых костяшек кулак и грустно улыбается.

— Но зато… Мы есть друг у друга, да?

Анастасия достает из кармана ночной рубашки сверток и протягивает его Дризелле, и та со второй попытки забирает его дрожащими руками.

— Анастасия, мне жаль…

Дризелла не успевает ответить. Анастасия целует ее в красную от вина щеку. Легко и быстро.

— Не стоит. Правда. Пока мы есть друг у друга, все будет хорошо. Уж ты-то в обиду меня не дашь, да?

С этими словами Анастасия уходит.

Дризелла разворачивает сверток. Это шоколад.

Слезы бегут по щекам, а воздух нагревается в горле, как в печке. Похоже, даже вино из королевского погреба не может вытравить в Дризелле эту чушь, уязвимость, которую люди зовут любовью. Матушка говорила, что Анастасия слабая, беспомощная. Нуждающаяся в защите.

А в итоге слабой и беспомощной оказалась лишь Дризелла.