приглушённый свет от старых лампочек, вокруг которых собираются мотыльки, запах табака, негромкие голоса, смех и натянутые улыбки. каждый человек в баре пришёл сюда, чтобы, по его словам, расслабиться и отдохнуть от звуков выстрелов в ушах и трясущихся коленей. однако эти ощущения давно стали их неотъемлемой частью. они убеждают всех вокруг и самих себя, что всё в порядке, что пока часы для них продолжают идти, они способны веселиться и на какое-то время забывать о проблемах, о мире, в котором сейчас живут. словно завтра не будет никакого сражения, после которого ты уже никогда не увидишь половину лиц, находящихся здесь, что возможно ты сам больше сюда не вернёшься. но за этой улыбкой, что невозможно подстроить даже с маской алкоголя, скрывается лишь непрекращающиеся тревога и страх.
мы тоже были частью этого спектакля. я как можно более непринужденно рассказал Фрэнку какую-то "очень интересную" историю из детства. он время от времени поглядывал на меня, смеялся и иногда вставлял свои немного глупые шутки. но мы всё равно улыбались, будто нам действительно весело. будто изредка в голове не пролетала мысль, что это может быть наш последний вечер вместе. но, честно, пусть самую малость, разговоры всё же отвлекали от нежелательных мыслей.
закончив рассказ, я бросил взгляд на Боба. он гордо показывал Рэю и бармену, чьё имя я так и не запомнил, свою недавнюю находку – старую иностранную монету, когда-то валяющиеся на вражеской земле. уголок моих губ чуть приподнялся. я повернулся к Майки. он держал в руках помятое выгоревшие письмо.
– снова перечитываешь его? может всё же стоит хотя бы попробовать не думать о грустном? мне кажется, ты уже давно выучил каждую строчку наизусть. – пытаясь придать голосу бодрость, сказал я.
– да, в этом ты прав, – взохнул он, отрывая взгляд от письма, однако по-прежнему не смотря на меня. – но, знаешь, всё равно каждый прочитанный раз для меня словно первый. в каждом слове или случайно поставленной кляксе от чернил, я узнаю её монеру написания, подчерк и часто трясущиеся руки. словно сейчас она вовсе не находится за тысячи километров, словно за эти годы я не почти забыл как звучит её голос, – он снова опустил взгляд на пожелтевший лист и несколько секунд смотрел, но не на него, а словно куда-то сквозь, пустым и уставшим взглядом. – я просто боюсь, что это будет последнее письмо, которое смогу прочесть или, ещё хуже, последние письмо, что она сможет написать.
я всматривался в его потускневший взгляд, пытаясь найти ответы на волнующие меня вопросы. но, в итоге, не стал ничего отвечать. все близкие мне люди находятся здесь. да, меня, как и его, съедает неизвестность, но я имею возможность хотя бы последний раз посмотреть на тех, кто мне дорог, защитить их или, возможно, умереть вместе с ними.
***
морской воздух обдувает лицо, но это вовсе не приятно, даже не стоит сравнивать с ощущениями на курорте. из-за его холодных порывов ты как никогда хорошо осознаёшь всю реальность происходящего. а вода, медленно наполняющая ботинки, только учещает сердцебиение. тишина. никто не осмелится перебивать шум воды. и так, наверное, даже лучше.
течение времяни, в преддверии худшего, казалось, замедлилось. словно учительница, бегующая глазами по классу, выбирая того, кому придется отправиться к доске. только это страшнее. намного страшнее.
мне всё ещё не верится в реальность происходящего. несмотря на десятки боёв за плечами, я всё равно не привык. к таком невозможно привыкнуть. даже спустя несколько лет, всё это кажется лишь ужасным сном. будто вот-вот я услышу так нелюбимый мной звон будильник и проснусь тем полным мечт и планов на будущее мальчиком, который так любил рисовать, читать и иногда – возможно слишком долго – засиживаться в любимой кофейне через дорогу. однако ныне чаще всего будят меня лишь строгое "подъём", боли в спине и запах плесени. я больше никогда не проснусь тем мальчиком из прошлого. никто из нас.
я повернул голову в сторону Майки. он дрожит. ему страшно, нет, он в ужасе. я знаю, его состояние усугубляет вода на борту. бой ещё не начался, но он уже до боли в кистях сжимает оружие.
мне тоже страшно. не только за себя. поэтому я беру его за руку, он еле заметно сжимает её в ответ. может самую малость, но, мне кажется, ему стало легче. совсем как в детстве, когда мы вместе боялись монстров под кроватью. теперь же монстры больше не прячутся.
но только вода перестала чувствоваться под ногами, минуты восстановили свой привычный ход. хотя сейчас они уже не имели никакого значения. всё стало ощущаться иначе. словно я не могу видеть полной картины происходящего, лишь её части. я слышал выстрелы, крики, шорох песка под ногами, но действитвлвал интуитивно. а перед глазами лишь пятна: зелёные, серые, красные, красные, красные. это нельзя передать словами, только почувствовать.
но лишь на одинокое мгновение я смог чётко увидеть стоящую передо мной картину. и его хватило, чтобы я смог кое-что разлядеть среди пятен, и узнать из сотни голосов один – голос из детства. Майки. мой маленький брат, что так любил сказки, малиновые леденцы и моё тихое пение перед сном. казалось, ничего вокруг не осталось: ни Фрэнка, до боли сжимающего плечи, ни Рэя, что так отчаянно возился с бинтами, борясь за жизнь друга, ни пуль, ни союзников, ни противников – только он. я кричал, но не слышал голоса. перед глазами плыло. всё в тумане, в котором я отчаянно пытаюсь разглядеть его силуэт.
сколько времени прошло? я не осознавал происходящего. однако в один момент посреди крика, смещенного со слезами и ещё чем-то, я наконец смог расслышать что-то кроме пуль: тихие шёпоты, всхлипы, шум воды. выстрелы прекратились. тело подченилось и я вырвался из ослабших рук. я стал бездумно ходить по полю, всматриваясь в бледные лица, ослетпленные бордовым светом, боясь увидеть то самое, что знаю наизусть. я не мог кричать, но продолжал звать его.
– Джи, – его негромкий голос отразился эхом в моей голове. нечто сковало меня буквально на секунду.
я повернул голову и наши взгляды встретились. это он. он здесь. с ним всё хорошо.
— Майки, господи, ты так напугал нас! – пробираясь через обмягшие тела, я побежал к нему, не думая ни о чем. – я так рад, что ты в порядке! у тебя ничего не болит? Рэй хорошо тебя забинтовал? – тараторил я, не зная куда деть свои эмоции.
он потупил взгляд в землю, уголки его губ опустились, а брови сдвинулись к переносице.
– оглянись, Джерард, ты всё ещё не понял? – чуть-ли не шёпотом сказал он.
его слова словно разрушили некую иллюзию, пораждённую страхом. и первое что я услышал – крик. голос, кому он принадлежал, был до боли знаком, но никогда ранее не звучал так. что-то тёплое стикало от виска по моей щеке.
я медленно оборачиваюсь, внушая себе, что ничего не понимаю, и мои догадки просто невозможны.
Фрэнки. он обхватил руками тело с моим лицом, в моей одежде и крепко прижал к своей груди, игнорируя Рэя, у которого самого бегут ручьи из глаз, и его попытки что-то сказать или сделать. я прекрасно понимаю, что произошло, но отказываюсь верить в это. я хочу подбежать к ним и сказать: "да вот же я! со мной всё хорошо, смотрите! я нашёл Майки, он тоже в порядке!" а потом всем вместе вернуться на базу, чтобы снова говорить о чепухе и немного фальшиво улыбаться. но улыбаться всем вместе. однако я стою на месте.
– простите, – всё что я смог выдовить, сглатывая противный ком в горле. – простите, – слова были настолько тихими, что даже при возможности, люди, наблюдающие за тем как глаза, наполненные болью, покидает жизнь, не расслышали бы мой голос. но сейчас это уже не важно. они больше никогда его не услышат.
я не хочу прощаться, но нам придется уйти. и мы уходим, оставляя всех, кем дорожили, на растерзание жгучей реальности. война не бывает без жертв. в ней нет победителей. но я верю, что, ступая по головам мёртвых товарищей, они вернуться к тем дням, когда были способены искренне улыбаться, смотря на восходящее солнце. когда оно действительно грело. они смогут собрать из руин мир, в котором были по-настоящему счастливы. и они тоже будут счастливы в нём. но теперь уже без нас.