Лампочка выключается, как и все электроснабжение подъезда.
— Эмма, глянь в окно, на улице и у соседей электричество есть?
— Не.
Спустя некоторое время по комнате уже разливается приглушенный свет найденного ночника, где вокруг лампочки вставлена бумага с вырезанными фигурами, и вот, уже на обоях едва различим странный рисунок в полоску, так как все внимание завлекают звезды, плавно перемещающиеся против часовой стрелки.
Атмосфера более чем уютная: мягкий ковер с длинным ворсом, на котором так и хочется немного полежать; книги, прикрытые толстовкой, дабы никто не подсматривал, а в воздухе витают имена авторов, произносимые тремя голосами поочередно:
— Лавкрафт.
— Толстой.
— Йонк.
Раз в десятый кремень дает искру от одного быстрого движения, а открывшийся клапан выпускает газ.
Вспышка.
Никогда не задумывались, насколько это слово многогранно?
— Хватит дымить в квартире! — выражает неистовое возмущение рыжая, показательно морща нос, — И без того уже задохнуться можно. Я сюда притащу десяток растений, пусть медленно убивают тебя ночью, как ты нас, — гордость в самом чистом виде обволакивает ее со всех сторон, ведь знания, полученные лет дцать назад, наконец-то пригодились, пусть и не в совсем правильный момент.
— Моя разница, какая тебе квартира, — а сам сидит, уголком рта ухмыляется загадочно, наблюдает за перегрузом системы Эммы, которая явно на пару секунд впала в раздумья над намеренным коверканьем и выпала из реальности, — Пойдем покурим в подъезде, — тычет Нормана локтем в бок, зазывая портить нервы соседям.
Лестничная клетка ничем не отличается от клетки по факту. Рей размещается на ступеньках, под нос ворча и подмечая, что минут через пять задница может немного промерзнуть, а Норман, спускаясь дальше, останавливается возле окна, на несколько секунд вглядываясь в очертания деревьев по ту сторону стекла и после оборачиваясь, чтобы встать лицом к другу.
Молчание никогда не было между ними неловким: каждый мог спокойно плавать в реках собственных мыслей, а когда цеплялся за что-то действительно ценное — озвучить для возможного начала словесной баталии. Только вот разговоры за погоду не совсем сейчас хотелось пускать в ход, а это единственное, что пока пришло в голову белому.
Проводит ладонью по подоконнику, изучая его на предмет чистоты. Стряхивает по итогу шелуху от семечек, с некоторым отвращением вытирая руку об штаны; немного подтягивается и усаживается на только очищенное место.
Пальцами Норман прощупывает краску, что облупливается трещинами. Отковыривает. Пытается успокоиться, но совсем немного тщетно, на что друг, сидящий напротив, начинает обращать внимание и наблюдать немного из-под тишка, забывая про сигарету.
Если обращать взгляд левее — там сидит на ступеньках Рей, выкуривший уже примерно половину сигареты и смотрящий в никуда, периодически проверяющий время на наручных часах всего-лишь из-за привычки. Правее — темный пролет.
Темный пролет, ведущий на следующую лестничную клетку. Обволакивающий и поглощающий ее, не дающий увидеть, что конкретно находится в том месте, пусть и по памяти описать вполне реально. Однако в подобном мраке блондин уверен, что замечает небольшое движение и несколько раз моргает, дабы опровергнуть происходящее. Слух навострился, в надежде осознать действо этажом ниже, а воображение уже рисует ужасную картину чего-то бесформенного и передвигающегося почти перекатами, но медленными и неуклюжими. Пытающееся медленно подобраться к своей жертве, чтобы в дальнейшем поглотить и даже ни капли не пожалеть о содеянном. Слизь с него, наверное, стекает вниз мелкими каплями, а сама является такого же черного цвета, как и окружающая слепящая темнота, чертовы чудеса маскировки.
Пальцами Норман прощупывает краску подоконника, что облупливается трещинами. Отковыривает. Пытается успокоиться, но совсем немного тщетно, на что Рей начинает обращать внимание и наблюдать немного из-под тишка, забывая про сигарету. Пытается завести тему для разговора, но идея накрывается медным тазом, так как Норман практически не концентрируется на друге, сердцебиение ускоряется, нервы звенят как сосульки в начале марта, разлетаясь на тысячи и миллионы осколков, когда дети охотно начинают сбивать их оставшимися грязными снежками.
Рей на мгновение забыл про все, утопая в появившейся ситуации, более похожей на проблему. Утопая так, будто камень, что привязан к шее, тянет его на дно водоема: безустанно и с каждой секундой все глубже. Внутри него явно идёт обратный отсчёт времени, в мозг отбивающий каждый «тик» и «так». Кровь активно пульсирует внутри, вызывая легкую тахикардию волнения, а белобрысому не становится лучше и пробивает дрожью более чем заметно.
Про сигарету Рей запамятовал, отвлёкся на более важные вещи, потому воздух принял сие действо на себя, потихоньку скуривая ее, сжигая бумагу и табак до самого их основания, пока пальцы не обожгло, пусть и не внезапно, пусть и постепенно прогревая, но в итоге все равно болезненно, отчего мужчина немного дернулся и зашипел, словно масло на сковороде, быстро затушив остаток о перила.
— Норман, пойдём домой, — голос уверенный, но достаточно тихий, выкованный из стали на самой лучшей наковальне. Говорят, что люди, которых охватывает слабость, всегда тянутся к сильным.
И ведь не лгут.
Блондин почти подрывается, придерживая свой ход более медленным, чем хотелось бы, чувствуя всю напряженность спиной и затылком, будто вот сейчас, ещё немного и его схватят огромными лапами, утаскивая вниз по лестнице. А сам ещё немного и будет дышать Рею в затылок, ведь ноги несут как можно быстрее в безопасное место.
— И что так долго? — возмущается. Возмущается Эмма, которая десять раз пожалела, что выгнала с дымом на лестничную клетку, но никогда и ни за что не признает подобного. Кстати, она успела найти толстые и высокие свечи, из-за чего в кухне стало светлее в несколько раз, а белого начало отпускать, даже глаза заблестели где-то в далёкой глубине синевы, — Норман, чего запыхаешься?
Тихий, но рваный и медленный выдох, словно блондин успокаивает себя. На самом деле это точно, но рыжая не совсем понимает происходящее, что к лучшему.
Дрожь в руках унимается, а на лице неуверенно растягивается стандартная улыбка:
— Все в порядке.