Весь следующий день я провела пластом на диване. Я не заканчивала делать пары, не наводила порядок, я просто лежала в обнимку с бутылкой воды и Лисенком, который до последнего не понимал, что случилось со всегда чем-то занятой хозяйкой.

Похмелье, мой малыш.

Голова и так болела, а я ещё давила на мозги воспоминаниями о своих не самых лучших поступках. Я обдумывала каждое событие и слово, что были вчера, и пришла к самому неутешительному выводу, который только мог быть. Мне там понравилось. Нравилась атмосфера веселья, всеобщего пофигизма и алкогольного опьянения. Нравилось, но больше я не собираюсь попадать на такие вечеринки. Раньше чтобы я не только выпила, но и танцевать пошла можно было только во сне увидеть. И жаль, что вчера был не он.

Повезло, что все воскресенье меня не трогали ни учителя, ни Итан со своей компанией. Они будто испарились, и я бы действительно подумала, что мне все причудилось, но тяжёлая после алкоголя голова и гадкий привкус во рту явно показывали, что все было наяву.

Я ещё смогла заставить себя к вечеру подняться с дивана, и то лишь для того, чтобы достать новую бутылку воды и лечь обратно. К черту, поищу одежду завтра с утра. Какая разница когда её готовить, вечером или перед выходом? Все равно результат один и тот же. Вообще не понимаю зачем я каждый раз напрягаю себя перед сном, чтобы погладить свитер, если можно и без этого его носить.

И пары я могу спокойно сделать перед самим занятием. Задания всегда лёгкие, так что мне и пяти минут хватит, чтобы все закончить.

Только когда я уже погружалась в сон до меня дошло, что я впервые меняю свой распорядок дел на вечер. Я будто… бунтую против устоев своей жизни. Самолично.

И это не кажется мне хорошей идеей.

***

Хоть в понедельник я смогла почувствовать себя нормальным человеком. Правда ради этого пришлось проспать на добрые полчаса, из-за чего у меня почти не оставалось времени на сборы. Я быстро заскочила в душ, рефлективно помыла голову, и только выйдя поняла, что даже не успеваю её высушить, не то что заплести. Из —за длины волос на мою повседневную косу уходит минимум минут десять — пятнадцать, а я таким запасом совсем не распологаю. Выбор стоял между тем, чтобы накормить Лисенка и моими волосами. Я, не задумываясь, выбрала первое, потому что мой питомец намного важнее, чем прическа. Тем более вчера я почти спокойно чувствовала себя с распущенными волосами. В колледж я, конечно, так не пойду, но хвост сделать успею.

И вновь какие-то обновления моего дня. Вместо прилично выглядящей Мелиссы, всегда с заплетенными волосами, в идеально отглаженной одежде и выполненной домашней работой, из дома вывалилось непонятно что с конским хвостом на макушке, с непонятно какими учебниками в сумке и в джинсах, которые я надела второй раз за свою жизнь. Мои брюки были слишком мятыми и мне было стыдно надевать такие. Зарекнувшись, что теперь снова буду утюжить вещи с вечера, я все-таки натянула штаны, которые даже после вечеринки выглядели намного лучше.

Черт, я никогда так быстро не бежала.

В кабинет я буквально влетела за минуту до звонка. Я пулей дошла до своего места и наконец-то скинула сумку, которая всю дорогу казалась мне невероятным балластом.

Только отдышавшись я поняла, что на меня все пялятся. Конечно, не каждый день видишь, как отличница и тихоня, словно тайфун, врывается в класс, ещё и в таком виде. Хоть чувство стыда и начало зарождаться в груди, но оно было намного слабее, чем обычно. Я тут же припомнила ситуации с Итаном и Лией, и поняла, что косые взгляды одногруппников и шёпот за спиной это такая мелочь, по сравнению с животным страхом перед голубыми глазами.

Я так удивилась, что на меня не накатила волна стеснения, что пропустила приход преподавателя. Благо он не заметил этого, просто начав диктовать лекцию.

Я, как и обычно, помечала почти каждое слово лектора, да и в целом пыталась отвлечься от всяких навязчивых мыслей. Но, что самое удивительное, в скором времени мне это настолько надоело, что я достала блокнот и начала выводить на нем незамысловатые линии. Я делала все это совершенно неосознанно, будто так и нужно. Обычно я стараюсь держать под контролем каждую мысль, любое действие, но в последнее время я стала давать себе немного времени, чтобы «плыть по течению», как сейчас, например. Я и не заметила, что скоро линии начали собираться в буквы, те в слога, а они, в свою очередь, в целые предложения.

Яростные льдисто-голубые глаза всегда смотрят со злобой. Они будто холодное синее пламя, которое сожжет все вокруг, стоит дать ему разбушеваться. Но в этом пламени есть что-то притягательное. То, что заставляет тянуться к нему все больше и больше, подобно Икару, что сгорел от жара своего любимого солнца. Ведь он терпел любые муки, лишь бы быть рядом. Так и голубое пламя ранит, но…

На последней строчке я ошарашенно захлопываю блокнот, и вновь ловлю взгляды одногруппников, но я была так удивлена, что совсем не обращала на это внимание. Вот теперь и сердце заколотилось, как бешеное, и лицо покраснело, но чувства стыда я все равно не испытывала. Это было нечто иное.

Может мне уже умирать пора?

Но все же воспитание взяло верх и я извинилась перед группой, уткнувшись в тетрадь. Если бы такая ситуация произошла со мной хотя бы неделю назад, то я бы не пережила такого стыда. Больше десятка пар глаз пялятся, обсуждают, перешептываются… Такое дико накаляет. Вау. Больше не пугает, а именно раздражает. Почему им не может быть также все равно, как и тем людям на вечеринке? Черт, и снова я мысленно возвращаюсь к ней.

Кажется я слишком часто стала употреблять «Черт».

За раздумьями пролетела пара, а я все никак не могла перестать думать. Это ещё одна моя плохая привычка — если что-то случается, то я очень много думаю и анализирую. Вот в ночь вечеринки…

— Хватит! — озлобленно прошипела я, в который раз привлекая к себе внимание.

Я не могу перестать вспоминать тот вечер. Те ощущения, когда ты понимаешь, что свободен не сравнятся ни с чем. Я пытаюсь не зацикливаться на этом, но получается из рук вон плохо.

— Эй, Коллинз, — окликнул меня грубый бас.

Эд.

По обыкновению я сейчас должна вжаться в стул. Бояться его. Но…

Мне не хочется. Он не настолько страшен, чтобы я растрачивала свои силы на это отродье. Я знаю людей намного хуже и мне делали в тысячу раз больнее морально и физически. Почему меня должен напугать какой-то необразованный бугай, который и несколько слов еле связывает в цельное предложение?

— Если в этот раз тоже без заданий, то пеняй на себя, — продолжал угрожать одногруппник, возвышаясь надо мной словно лезвие на плахе, да и чувствовала я себя также, как человек, которому с минуты на минуту отрубят голову. — Язык в задницу запихала? Тетради гони!

— Нет, — твёрдо выдала я и сама обалдела от такого звучания своего голоса. Он звучал не комариным писком, а вполне уверенным, будто так и надо.

Вау!

— Что ты там сказала? — вместе со мной удивился парень. Кинув на Эда взгляд, я поняла, что сейчас он максимально зол. Лицо покраснело, вены на шее вздулись, а из носа будто вот-вот повалит дым. — Ну-ка, повтори!

— Нет.

Я видела, что с другого конца кабинета поднялся Чарли, чтобы в который раз помочь мне, но видимо не сегодня. Задира сверлил меня озверевшим взглядом, а я совершенно не обращала на него внимание. Я просто достала блокнот и начала вновь выводить непонятные линии, пока позади, возможно, стоит моя смерть. Скорее всего он уже воспроизводит в голове как будет убивать меня медленно и мучительно, но мне как-то плевать. Я вспоминаю такие же злые голубые глаза, растрепанные чёрные волосы, и пальцы, что сжимали мою кожу до синяков.

Теперь мне не страшен никто, кроме Итана.

— Да пошла ты, — фыркнул Эд, начиная ретироваться.

Всё было так просто? Я столько времени терпела неуважение к себе только потому что не могла сказать банальное «Нет»?!

Да эти люди просто привыкли кататься на моей безотказности и страхах. Им совершенно плевать, что я чувствую в этот момент и как вообще ощущаю всю ситуацию.

А если им плевать, то почему и мне не должно быть все равно?

И вновь одна и та же мысль.

Может мне попробовать вести себя как они?