Дыхание срывается, пока руки с силой отстраняют от себя подтянутое крепкое тело. Выше, быстрее. Каждый шаг отдаётся в голове своим особенным ритмом, в такт музыке. Они ещё даже не репетировали в воде, а уже сейчас Чонгук полностью сосредоточен на тонкой талии хёна, своих руках и музыке. Не сбиться, рассчитать скорость и время подъёма. И не уронить. Как уже случалось во время самых первых тренировок. Как правило - под конец, когда собственное тело наливалось свинцовой тяжестью, и Чонгук уже не в состоянии был приложить вовремя нужное усилие для подъёма.
Чимин тогда обычно негромко смеялся и успокаивал, говоря, что всё в порядке, сам беспокоился о младшем. Но тот знал, что Чимин устал не меньше, что его мышцы ноют ничуть не меньше. Видел не сходящие синяки и ссадины от ушибов. Виновато и с нежностью поглаживая и целуя те, которые хён набил по вине младшего. Делая это, разумеется, в те моменты, когда они оставались одни.
Оба знали, насколько придётся непросто, но согласились на это. Ради тех нескольких секунд на сцене, в которые они буквально сольются в их собственном затмении солнца и луны.
Они заканчивали позже всех остальных мемберов и подтанцовки, покидая репетиционную комнату, а затем площадку последними. По давней негласной договорённости уезжая в квартиру Чонгука, куда отвозил их терпеливо дожидавшийся автомобиль компании.
После этого сил обычно хватало уже только на то, чтобы принять душ, переодеться и лечь спать, перед сном негромко обсудив результаты работы. И обещая друг другу, что будет проще и легче.
Как обычно всегда бывало, когда движения доводились до автоматизма, сливаясь с музыкой. А до этого - сбитые ноги и локти, не отпускающее напряжение и споры, кому и как выполнить лучше тот или иной элемент.
Разве что после самих выступлений Чонгук мог немного отпустить себя. Хотя кое-что оставалось неизменным. Руки рефлекторно тянулись к Чимину, притягивая к себе. И даже выступление с “Чёрным лебедем” не в силах утолить эту потребность. Желание чувствовать возле себя такое обманчиво хрупкое тело.
Чимин захлопывает дверь их квартиры (при всём желании Чонгук не смог бы вспомнить, когда именно это произошло, настолько незаметно и естественно Чимин вписался в его ежедневный и привычный быт), оказывается в кольце знакомых рук и не сдерживает улыбки.
– Не надержался ещё?
Чонгук мотает головой, а Чимин лёгким излюбленным кошачьим движением оказывается на нём, обвивая шею руками и мгновенно с готовностью поддержанный под бёдра.
Чонгуку порой весьма неловко бормотать всякие смущающие вещи в ответ. Хотя на деле хочется носить Чимина на руках до конца жизни. Чонгук прекрасно знает, как Чимину нравятся эти романтические глупости. Чимину нравится быть в центре внимания, получать заслуженные комплименты и похвалу своей тяжёлой и упорной работе. Чимин один из сильнейших духом и телом людей, каких только знает Чонгук, но это совсем не мешает буквально утопать в нежности и чувстве собственной значимости, когда Пак позволяет заботиться о себе.
А ещё он нормальный взрослый человек, которому хочется любить и быть любимым, несмотря на все неминуемые запреты и ограничения, которыми ограничила их всё та же работа.
И Чонгук готов дать ему всё это. Готов отдать всего себя без остатка.
Никто из них не загадывает ничего далеко наперёд. Но Чонгук знает, что ни за что не отпустит хёна, что будет тянуться ним, пока может. Пробиваться, как в “Чёрном лебеде”, чтобы вновь ощутить в своих руках привычную тяжесть тела старшего. Любимого и исследованного до последней родинки.
Но и после них останется всё то, во что они вместе вложили душу. Улыбки. Взгляды. Прикосновения. Единение в музыке и танце. Запечатлённое в фото и на видео. То, что никакому времени не изменить и не погрести под собой, пока неугасимо звучит их собственная лебединая песнь.