давление

Это и вправду походит на драку – Му Цин пинается и зло скалится в ответ, когда Фэн Синь перехватывает его запястье одной рукой, а второй тянет за длинный хвост, вызывая недовольное шипение.

Все в Небесной столице знают, что бравые генералы Наньян и Сюаньчжэнь на дух друг друга не переносят, постоянно перекидываясь взаимными оскорблениями и затевая драки в любой, даже не совсем для этого подходящий, момент. Так что подобное поведение для них не в новинку, однако сегодня они не устраивают представление перед зазевавшимися от скуки небожителями, вместо этого круша богато обставленный дворец Фэн Синя.

Они катаются по полу, толкаясь и нанося всё новые удары, даже не думая останавливаться. До одного определённого момента. Му Цин переворачивается и седлает бёдра взмокшего и тяжело дышащего под ним бога войны, криво усмехаясь над самым его лицом.

– Что, растерял всю свою хвалёную мощь?

Фэн Синь предсказуемо ведётся и рычит сквозь зубы, мигом меняя их положения и оказываясь сверху. Он расставляет руки Му Цина по обе стороны от его головы и придавливает худые кисти своими большими ладонями. От подобного контраста его ведёт, но он сразу же спохватывается и глухо выдыхает, не собираясь проигрывать придуманную ими же игру. Очень глупую, к слову.

В многочисленных слоях одежды неудобно и жарко, и капелька пота стекает по его виску вниз к шее, теряясь за белоснежным воротом, ярко выделяющимся на его загорелой коже. Му Цин от такой картины сглатывает и слегка закатывает глаза, чтобы спрятать смущение, но порозовевшие скулы выдают его постыдные мысли. Фэн Синь усмехается и чуть склоняется к левому уху, опаляя то горячим дыханием.

– С моей мощью всё в порядке, сам скоро увидишь. А вот насчёт твоей пока сомневаюсь.

Му Цин почти неслышно охает, когда рука Фэн Синя, блуждающая по его облачённому в чёрное ханьфу телу, останавливается на низе живота, дразняще вырисовывая пальцами одной лишь ей известные узоры. Наньян специально не двигается дальше, знает же, что простого прикосновения к нужному месту будет достаточно, чтобы Му Цин застонал и самозабвенно раздвинул ноги.

Но ещё не время.

Это опасная игра, граничащая с сумасбродством, ведь только сумасшедшие будут получать удовольствие от болезненных тычков и ударов, перетекающих в дикое желание обладать другим человеком, доводя его до полного изнеможения. Фэн Синю нравится видеть Му Цина обессиленным и понимать, что именно он смог сломить непробиваемую броню высокомерного Сюаньчжэня. В который раз за несколько лет их тайных встреч под покровом ночи.

В зале дворца непривычно душно, и Фэн Синь стирает пот со лба тыльной стороной ладони, поднимая взгляд на плотно закрытые двери. Он уже выпроводил своих младших служащих, и его точно не должны потревожить до завтрашнего утра, но перестраховаться не помешает. Слухи в Небесной столице распространяются слишком быстро.

Му Цин молча следит за его действиями и терпеливо ждёт продолжения; он до странного тихий и будто бы чем-то взволнованный, но прочитать что-либо в глубоких чёрных глазах попросту невозможно. Фэн Синь теряется в догадках, пока наспех снимает с себя мешающую одежду и откидывает куда-то в сторону – некогда заботиться о порядке, когда под ним возбуждённый парень.

– Здесь слишком жарко, так что поторопись, если не хочешь свариться в своём наряде.

Его резвость передаётся Му Цину – он развязывает пояс верхнего одеяния, непослушными от клокочущего внутри желания пальцами сдёргивая рукава ханьфу и отбрасывая то за спину, туда, куда минутой ранее кинул свою одежду Фэн Синь.

За пару мгновений он оказывается полностью раздет, его кожа в свете луны выглядит неестественно бледной, как у мертвеца, а волосы отливают серебром. Фэн Синь знает, что видение обманчиво, потому что Му Цин бессмертен и ему ещё жить и жить. В конце концов, он – один из сильнейших богов войны в Небесном пантеоне.

Под сводом дворца в ночной тиши не слышно никаких звуков, кроме их тяжёлого дыхания, и Фэн Синь осторожно протягивает руку к чужому лицу, сам не осознавая своих действий. Сизые волосы Му Цина красиво рассыпаются по полу, когда он снимает заколку, высвобождая туго собранные на макушке пряди.

Сюаньчжэнь удивлённо выдыхает, не отводя взгляда от своего излюбленного украшения в загорелой ладони. Они ни разу до этого не делали подобного, избегая излишних проявлений привязанности и ограничиваясь лишь удовлетворением своих низменных потребностей.

Но сегодня всё ощущается и осмысливается иначе. Нет, должно быть, они всё-таки сошли с ума, раз позволили себе даже задуматься об этом.

Фэн Синь входит без предупреждения – как и всегда, впрочем, – резко, выбивая из Му Цина первый стон, который тот гасит, прикусывая губу. Они уже давно усвоили правила игры, и Наньян знает, что если Сюаньчжэнь вдруг заявился в его дворец, то это означает только одно – он заранее подготовился к желанной встрече, проведя все необходимые процедуры в своих покоях. Поэтому он никогда особо не заботился о том, примет ли его полностью чужое тело; раз уж Му Цин растянул себя сам, то всё остаётся на его совести (если она у него, конечно, вообще есть).

– Не такой уж и «огромный член», между прочим, – наигранно-недовольно бормочет Му Цин, и неуверенность в его голосе смешивается с ожиданием. Фэн Синь от его слов загорается, как спичка, и сильнее толкается в узкий проход.

В противовес своим довольно грубым движениям, заставляющим содрогаться и стонать бога войны под ним, Фэн Синь чуть склоняет голову и накрывает губы Му Цина своими, прижимаясь к ним в целомудренном поцелуе. Они ни разу до этого не целовались, считая подобное непозволительным и ненужным; спать друг с другом можно и без чувств, это всем известно, но поцелуи – уже совсем другое дело, проявление какой-никакой заботы, тем более в таком невинном варианте.

Му Цин распахивает глаза и несколько секунд тупо смотрит перед собой, натыкаясь на заинтересованный взгляд напротив, словно бы спрашивающий, можно ли продолжить начатое. Вернее, имеет ли он право продолжать, ибо в противном случае он незамедлительно остановится, если его только попросят. Му Цин опускает веки, прячась от смущающего вопроса в чужих глазах, и приоткрывает рот. Этого хватает, чтобы Фэн Синь углубил поцелуй, неумело покусывая губы и сталкиваясь с влажным языком, сплетающимся с его собственным.

Если подумать, то у них обоих за сотни лет никого и не было, кроме друг друга; Фэн Синь уже давно позабыл, каково это – целовать и обнимать кого-то, его крохотного опыта отношений с женщиной явно не хватило, и столетия воздержания сыграли в данном случае не последнюю роль.

Однако это не шло ни в какое сравнение с положением Му Цина – выбрав тот же путь самосовершенствования, что и Его Высочество, о котором они так удобно вспоминали во время ссор и драк, он вообще ни к кому не прикасался, дабы не очернить ненароком свой светлый лик. Связь с женщиной лишила бы его части духовной силы, которую он столько лет наращивал, так что все небесные чиновники давно привыкли к вечно холодному и неприступному Сюаньчжэню, отрицающему близкие знакомства и отношения.

Но Му Цин позволял прикасаться к себе единственному человеку, с которым прошёл через трудности и лишения земной жизни, много после разделяя судьбу небожителя.

Позволяет и сегодня – Фэн Синь скользит руками по его бокам и животу, останавливается на секунду на рёбрах и двигается дальше к груди. Толчки становятся медленнее, когда он снова целует припухшие губы, такие податливые и мягкие; он чувствует кожей чужое сердцебиение, бешеное и наверняка грозящее пробить грудную клетку, и с изумлением обнаруживает, что у самого сердце сбилось с привычного ритма. Это странно, необычно, но почему-то кажется настолько правильным, что он попросту решает не обращать внимания, сосредоточившись целиком на своих ощущениях.

Вколачивать Му Цина в кровать оказывается куда приятнее, чем в дороги Небесной столицы. Хотя бы потому, что он не язвит, не дёргается и не бьёт в ответ, а послушно подставляется под ласки и с жадностью тянется за ещё одним поцелуем, устраивая руки на плечах Фэн Синя, позже сцепляя их в замок.

Его хватает ненадолго – через пару особенно глубоких толчков Му Цин изливается себе на живот, выгибая спину и открывая доступ к порозовевшей шее, на которой тут же оставляют влажные следы, холодящие кожу.

Му Цин под ним дрожит и сжимается сильнее, и Фэн Синь кончает в него с протяжным стоном, заглушая свой голос, зарывшись лицом в чужую грудь. Он выходит из подрагивающего тела и молчит, уставившись в одну точку расфокусированным взглядом. Когда он возвращается к реальности, то чувствует лёгкое прикосновение к своим волосам и боится шелохнуться, чтобы не спугнуть столь редкий момент.

Му Цин со вздохом убирает руку и отворачивается, стоит лишь Фэн Синю поднять голову и посмотреть на него. Ну вот, отпугнул.

– Ты меня трогал, – зачарованно произносит генерал Наньян. – Причём добровольно и без давления с моей стороны.

– Я не хотел, – несмело выдаёт Му Цин. – Это вышло случайно и больше никогда не повторится.

Фэн Синь подтягивается к нему и осторожно кладёт ладонь на худую спину, ощущая под пальцами жар. Сюаньчжэнь вновь не отталкивает его, позволяя вдоволь насладиться своей бархатной кожей. Это завораживает; Фэн Синь бы покривил душой, если бы сказал, что смазливый бог войны, равный ему в бою, ничего в нём не вызывает.

Он уверен – теперь уже точно, – что Му Цина ему хочется оберегать, пусть тот и оброс шипами и воздвиг невидимую стену между ними. А ещё он красивый, до невозможного прекрасный, от одного его вида всё внутри замирает – и не только от желания разукрасить нахальное лицо. Нет. Теперь уже точно нет.

– А если я хочу, чтобы это повторилось? – выдыхает Фэн Синь ему в шею, следом целуя за ухом. – Мне нравится, чёрт возьми, как мне нравится, когда ты трогаешь меня.

– Правда? – удивлённо спрашивает Му Цин, поворачиваясь к нему всем телом. – Ты хочешь, чтобы я касался тебя вот так? – уточняет он, прикладывая ладонь к чужой щеке и двигаясь вниз, задерживаясь на рельефных мышцах живота.

Фэн Синь крупнее него, и по сравнению с тонкой, почти прозрачной кожей Му Цина с паутинками просвечивающих вен и капилляров, он выглядит истинным богом войны среди них двоих, внушая должные страх и уважение к себе младшим небожителям. Подобный контраст их тел немного забавляет его, и Му Цин хмыкает, находя чужую руку и чуть сжимая в своей.

– И так тебе тоже нравится? – хитро щурится он, впрочем, заранее уже зная ответ.

– Больше всего.

Фэн Синь придвигается ближе и целует его, переплетая их пальцы и теснее прижимаясь к желанному телу, крепко обнимая руками и ногами. Му Цин давит смешок и обнимает тоже, поглаживая широкую спину. Где-то между вдохами и стонами (и своими, и чужими), он краем уха улавливает всего два слова, от которых кружит голову и что-то отдаётся теплом внутри.

– Люблю тебя.

Невысказанное «И я тебя» тонет в бесконечном мраке ночи.