Примечание
ниче хорошего не вышло на обед как всегда легкий ангст
(не бечено/спойлеры)
дилюк тяжело отрывается от бумаг, бросая быстрый взгляд на небо за окном – синее такое и до раздражающего звездное, только звезды он уставшими глазами видит весьма смутно, они разбавляют синеву осеннего неба только тусклыми бликами, и это напоминает о кое-ком.
возможно, пора выдвигаться, но перед глазами предательским видом стоит их с кейей образ - молодых, беззаботных и влюбленных, и дилюк устало кладет голову на собственную руку, продолжая вглядываться в ночь.
у кейи острые колени и сам он гораздо тоньше чем дилюк, кейя изящный клинок, легко режущий кожу, плоть и, если понадобится, кости – у него такой талант, делать то, что он по определению сделать не может.
вспоминая его, с игривой улыбкой, за которой прячется бритвенный оскал, дилюк понимает, что кейя не изменился - он всегда был таким, дилюк полюбил его таким и таким же возненавидел.
(от этого веет какой-то безысходностью)
кейя хорошо знает, когда нужно быть искренним, и еще лучше знает, когда должен солгать.
(до странного больно осознавать тот факт, что ему, дилюку, он сказал правду тогда, когда совершенно не должен был)
кейя проводит рукой по разгоряченному обнаженному плечу дилюка, и от этого прикосновения веет холодом. у кейи еще нет глаза бога, но его острый ум и до хрупкого прочное сердце будто сделаны изо льда. дилюк улыбается ему тепло и мило бодается лбом в плечо за несколько дней до совершеннолетия, дилюк считает себя беспросветно тупым и облажавшимся через несколько дней после.
(дилюк лелеет остатки своей гордости и не может ничего исправить, потому что он даже не виноват)
сердце кейи не выдерживает и разбивается в ту ночь, а потом сковывается льдом, чтобы продолжать существовать, и сам он становится ходячей карикатурой на поющую принцессу, которая просит наконец отпустить все это, но кейя может отпустить лишь непроработанную зависть, правда от этого не сильно легче.
(пока внутри дилюка огонь обожания превращается во что-то темное и опасное, только никакого отношения к глазу бога он не имеет)
внутри дилюка только тривиальные эмоции, и он не знает как с этим справиться.
кейя целует его в живот, кейя признается, что носит с собой нож, чтобы убить его.
кейя говорит, что никогда не лгал ему, кейя пытается свести его с ума.
(удачно)
сколько он не видел его? три года? хранил и сам переживал свои обиды, глупые мысли и догадки о том, как он живет, о чем думает, как к нему, кейе, относиться, и все это заканчивается непроизвольным сжиманием руки в кулак и усмешкой о том, какие все эти мысли глупые.
кейя может сколько угодно думать о душевности и сути их отношений, о умении прощать и какой-то неведомой добродетели, но когда он видит дилюка спустя три года в голове становится пусто, кроме единственной мысли о том, какой же дилюк красивый. и мысль о его наружности, в которой нет ничего сложного и нравственного, почему-то кажется такой чистой и правильной, потому что закрывает собой весь сборник обид и мыслей, вопросов, которые копились без возможности быть отвеченными. закрывает недолго, они прорываются через секунду, и восхищенная мысль о том, какой дилюк красивый становится злой.
а дилюк только понимает, что, смотря на кейю, он чувствует всепоглощающее ничего. раздражение, ненависть, предательская скука и тоска вернутся со временем, когда кейя улыбнется и начнет язвить, а сейчас он только сидит в углу, неуловимо сжавшись и дилюку становится безумно жалко, что все вышло именно так.
где-то за горизонтом, за спиной, звездой светится счастливая жизнь, и, наблюдая за ней через плечо, дилюк понимает, что родился не в самое удачное для мира время.
(понимает, что никакого удачного времени не существует)
на восемнадцатилетние дилюка, после смерти отца, кейя говорит, что любит его.
и уходит.
дилюк с силой проводит рукой по лицу, сгоняя налет воспоминаний и чего-то болезненного, не понимая, почему так плохо сегодня, а потом вспоминает о том, что сегодня, кажется, тридцатое ноября.
и все встает на свои места.