Министры

— Как по мне, так совершенно очевидно, что новым президентом должен стать…

Говорить нужно быстро и уверенно, чтобы он не заметил, как бегают глаза. Дышать глубоко, через нос, и не напрягать спину, чтобы казалось, что всё как обычно.

Жилин улыбается уголками рта.

 — Ты!

Стрельников вроде бы удивляется. Странно-то как. Как будто сам об этом не думал. А может, и правда не думал. Интересный он человек, Стрельников этот. Но хороший, конечно, очень хороший.

 — Ну, а что ты так реагируешь-то сразу, что ты боишься-то?

Сердце в груди колотится как бешеное. Мысль страшная, непривычная — уже хотя бы потому, что так импульсивно он не действовал уже давно. А это ещё и опасно… Ну, не то чтобы очень, у него всё-таки пистолет есть… Но не совсем законно, это уж точно. Хотя, что такое закон? Если ты со властью, закон тебе не нужен.

Тем более, если цели благие.

Немного лести. Хоть он и правда думает, что президент из Григория Константиновича получится хороший, всё равно остаётся ощущение, что всё это как-то не взаправду. Нечестно. Но о морали размышлять не время, он сидит здесь прямо сейчас, и прямо сейчас ему надо что-то говорить. И он говорит. Чистую правду, которая почему-то ощущается как враньё. Он же не подхалим какой-то, он честный милиционер… Ну, ладно, почти честный. Но когда Стрельников краснеет и улыбается, он чувствует себя как минимум предателем родины.

А времени на это совсем нет.

 — Так и быть. Буду президентом.

Стрельников доволен, как ребёнок, а его банда уже начинает аплодировать. Он ведь и правда будет хорошим президентом. Сам Жилин на эту роль бы точно не подошёл… У него и тут дел много, нечего ему больше делать, только дела решать какие-то. Зато Стрельников справится, молодцом будет.

Действительно, а что это он? Совесть уже сожрала всего, а он ведь только добро и делает. Но одно доброе дело сделать ещё только предстоит.

Он порывисто наклоняется вперёд, когда Стрельников протягивает руку, пожимает её и говорит, пока ещё не стихли аплодисменты:

 — Григорий Константинович, могу я попросить об одолжении?

***

После этого он раскланялся так быстро, как только смог. Просьба бессмысленная, очень глупая, а для государства ещё и невыгодная ужасно, и выполнять её Стрельников был совсем не обязан… И всё-таки он согласился. Что угодно для Жилина — человека, заслужившего доверия.

Он даже не спросил, зачем Жилину это надо, а ведь мог бы. Хороший он человек, этот Стрельников.

Если бы он спросил, Жилин сказал бы правду: это дело… личного характера.

Но он не спрашивает. И Жилин, наскоро попрощавшись, выскакивает за дверь.

Садится в машину. Руки на руль, ботинок — на педаль газа. Вдавливает её в пол и срывается с места так, что на асфальте остаются следы. Даже если какие-то правила и будут нарушены, самому себе штраф он не выпишет.

В этот раз он его выманит.

Чем ближе к лесу, тем сложнее становится удержать руль. Ладони потеют, в голове роятся самые разные мысли. Давление скачет почти наверняка… Стареет он, что ли… А за окнами машины сгущается вязкая темнота. Друг на друга наползают тучи. Собирается дождь.

А ведь ещё полчаса назад на небе и облачка не было.

Машина тормозит на обочине, и Жилин выскакивает из неё, оббегает вокруг и достаёт из багажника фонарик, которым точно не воспользуется. Он знает дорогу лучше, чем путь от собственной квартиры до милицейского участка.

Идёт широкими шагами, перескакивает кочки и коряги, не тратя время на то, чтобы их обходить. Пахнет хвоей и влажной землёй. Сердце стучит как будто в голове: и это точно не от быстрой ходьбы.

Что-то ему мешает. Это не удивительно, он этого ждал. Так и должно быть, если кто-то вламывается в лес, когда лес этого не хочет. Или кто-то другой, кто в этом лесу живёт и по идее должен бы хотеть, чтобы Жилин пришёл.

От этой мысли Жилин болезненно морщится. Ну зачем, зачем он опять об этом думает… Но не думать не может. Мысли впиваются в кожу на спине, шее и затылке.

Почему он не хочет его видеть?

Ноги начинают липнуть к земле, хотя до болот он ещё не добрался, а сама земля сухая и ни к чему липнуть не должна. Жилин не обращает на это внимание. У него нет времени, категорически нет времени на это ребячество.

 — Пусти меня уже, бешеный, — на ходу бормочет он.

Земля перестаёт сопротивляться так буйно. А может, ему это кажется.

У него хорошие новости, просто прекрасные. Он должен их донести.

Жилин срывается на бег.

***

До болот он добирается уже затемно, хотя должно быть ещё светло. Фонарик так и не включает: он не нужен. Тучи мрачно наблюдают за ним с верхушек елей.

Жилин, изрядно запыхавшийся от долгого бега — раньше он мог добежать и за пятнадцать минут, и даже за десять, но сейчас дорога заняла почти час, — упирается руками в колени и пытается отдышаться.

 — Игорь! — кричит он на мутную зелёную поверхность. — Выходи уже!

Болото не шевелится.

Жилин выжидает несколько минут: какие-то представления о приличии у него ведь всё-таки имеются, да? Но когда ответ так и не поступает, он слегка шевелит тину носком ботинка.

 — Игорь, ну вылезай уже… Ну ты чего, Игорь? Это ты за то, что я тебя бешеным назвал, так дуешься? Так это ж ты сам и придумал, Игорёш, ты что.

Нет ответа. Жилин вздыхает.

 — Игорь, у меня новости, слышишь? Надо поговорить. Очень.

На поверхность поднимается одинокий пузырёк воздуха. Задерживается на секунду, потом лопается. Крошки-брызги летят в заросли камыша.

Прямо как Игорь. Вот он есть — секунда! — и уже нет. Одни брызги.

 — Всплыви, пожалуйста. Хоть немножко.

Он ждёт ещё. Потом ещё. И ещё. И наконец на поверхность выглядывает краешек оранжевой строительной каски, и сердце Жилина делает кульбит на месте.

 — Игорь! Не прошло и года, голубчик, не прошло и года… Ну, чего застрял там? Вылезай давай. Вылезай, говорю тебе. Тут не холодно.

Насчёт холода Жилин врёт: холодно, да ещё как. К тучам прибавляется ветер, такой противный, осенний… Но он точно знает, что в болоте ещё холоднее. Уж кому-кому, а Игорю холод не страшен.

А вот Жилину страшен. Только не этот, с ветром, а тот из болота. От Игоря.

Игорь не двигается с места. Теперь под каской проглядываются его глаза: тёмные, сами как маленькие болота. Мокрые волосы облепили лицо. Нос и рот под водой. Жилин давно прекратил попытки понять, как Игорь дышит.

 — Ну ладно… Пусть хотя бы так… — тянет Жилин. Игорь смотрит на него, не моргая.

Жилин вздыхает. А потом улыбается и присаживается в траву на корточки.

Трава мокрая. Земля под ней почти жидкая, вязкая и водянистая. Ещё не болото, но уже почти. Ближе подобраться уже просто нельзя.

Жилин достаёт из внутреннего кармана формы небольшую папку и почти любовно её гладит.

 — Вот это видишь, Игорь? Это, Игорёш, документы. Нам с тобой. Мы теперь большие люди, Игорь. Ты и я.

Игорь не выглядит заинтересованным, да и трудно рассуждать о заинтересованности человека с лягушачьей икрой за ухом. Но Жилин готов поклясться, что он — пусть даже и только на пару сантиметров — больше высунулся из воды.

Он торопливо достаёт один из документов и разворачивает его так, чтобы Игорь видел печать.

 — «Властью, данной действующему президенту законом, — пробегает по строчкам Жилин, — Игорь Натальевич Катамаранов назначается министром строительства и скипидарных дел». Ну? Каков?

Игорь молчит.

Жилин прокашливается и продолжает.

 — Прям для тебя работа, Игорёш, ты ж с детства мечтал в эти пойти, в министры. И министерство-то какое, как будто для тебя делали! Теперь уж наверное ты сразу вылезешь из болота своего…

Игорь не шевелится. Жилин нервно поправляет рукав рубашки под пиджаком, потом одёргивает воротник. Ему нечем дышать. Ну что ж он с ним делает, ну зачем опять…

 — Игорь, ну-ка прекращай это, хватит меня уже морозить…

Оранжевая каска ещё немного опускается в зелёную трясину. Холодные невидимые пальцы перестают сжимать Жилину горло. Он снова прокашливается.

 — Вот, так-то лучше… Ты сюда лучше смотри, — он тычет пальцем в другую бумажку. — Смотри-смотри. Я теперь тоже министр, видел? Будем с тобой теперь вместе министерничать, дела всякие решать… В городе, а не в болоте этом твоём. За столами, совсем по-человечески… Ну, что скажешь?

И тут Игорь улыбается. У него по щеке расплывается пятно тины, он почти полностью показывает лицо…

Жилину кажется, что это хороший знак.

 — Наконец-то, мой хороший! — Он вскакивает на ноги и протягивает Игорю руку. — Хватайся и пошли, пошли, буду тебе кабинет наш показывать.

Но Игорь его руку не принимает. Он улыбается шире своей жутковатой зубастой улыбкой и начинает уходить под воду.

 — Нет-нет-нет-нет-нет… — стонет Жилин. — Ну куда ты опять…

А Игоря уже не видно.

Поверхность болота такая же мутная, как и раньше. На ней валяются прилипшие веточки, травинки и мёртвые насекомые. А оранжевая строительная каска скрылась куда-то на дно, и выманить её обратно… Это всё равно, что пытаться добросить камень до Луны.

Жилин в сердцах пинает какую-то кочку — она чавкает у него под ботинком — и кричит:

 — Вылезай оттуда, Игорь, кому говорю!

Но он, конечно, не вылезает. Остаётся там со своими жабами, корягами или что там ещё есть. Бросает его одного. Опять.

Жилин со злости бросает в болото фонарик, а потом садится прямо на землю, глядя, как он проваливается всё глубже. Хорош министр, сидит у болота в грязных штанах… С бесполезными бумажками, зажатыми в кулаке.

 — Как же мне тебя оттуда… — бормочет он.

Столько всего уже пробовал, а он всё никак. А раньше-то как хорошо было, никаких болот, и Игорь всегда рядом был. Теперь всё по-другому.

Жилин ещё долго сидит у болота, смотрит на проваливающийся фонарик и тучи мошкары. Игорь тут король, даже представить нельзя, что он здесь чувствует. Наверное, силу.

Зачем ему какие-то дела на поверхности, если у него есть это? Министерства там всякие, бумажки с печатями… Жилин ему зачем?

Жилин смотрит на поверхность болота и тихо говорит:

 — Я же скучаю, Игорь.

А потом встаёт и уходит. Лес теперь его не задерживает.

Он уже не уверен, что Игорь его слышит.