Июнь
17 лет
Парень, собираясь на прогулку, рывком натянул чистую футболку и невольно замер, прислушиваясь к телефонному разговору матери. Из гостиной до него донесся обрывок приглушенной фразы, в которой проскользнуло его имя. Мать на некоторое время замолчала, выслушивая ответную реплику, и Эдик, воспользовавшись паузой, спешно надел джинсовые шорты.
Он бесшумно преодолел коридор и, невесомо опершись спиной о стену, остановился у проема распахнутой двери большой комнаты, где Ольга удобно сидела в мягком кресле, поджав ноги, и беседовала с кем-то из приятельниц.
— …я понимаю тебя, моя дорогая, ты держись, они по молодости все такие глупые, думают, что родители враги. Но у тебя…
Вновь пауза, и Эдик невольно напрягся.
— …да, но у тебя хоть свет в конце тоннеля виден, а тут… — мать горестно вздохнула. На скулах Эда отчетливо перекатились желваки.
— …ну да, сам ведь признался. Я тоже до последнего верить отказывалась. Ну не может мой сын…
Он скрипнул зубами, в отчаянной и бессильной злобе сжав кулаки.
— Ох, Наденька, ну, а что теперь попишешь? Видимо, нагрешила я где-то в жизни. Вот и достался мне неблагополучный…
— Вот как, — материализуясь в дверях, сквозь плотно стиснутые челюсти прошипел Эд.
— Ох! — испуганно воскликнула Ольга и выпрямилась, спустив ноги на пол. — Надя, я перезво…
— Да не стоит отвлекаться, — в полный голос произнес Эдуард и, развернувшись, направился в прихожую. — Буду поздно.
— Эдичка, погоди! — донесся до него взволнованный оклик, но тот, проигнорировав зов, спешно ретировался за дверь, совершенно не желая объясняться с матерью.
* * *
Белый Эксплорер маячил далеко впереди, у самого конца квартала. Яр припарковался под раскидистой сиренью, с которой уже облетели лепестки, и теперь та лишь топорщилась высохшими цветоножками. Парень невольно прибавил шаг, стремясь добраться к цели как можно скорее: он уже предвкушал, как изумит любовника перипетиями своей нелегкой судьбы.
Эдуард рывком открыл дверцу машины и плюхнулся на пассажирское сиденье. Он был так зол и расстроен, что не сразу заметил протянутую руку Ярослава. Спохватившись, пожал ладонь и проговорил полным фонтанирующей экспрессии голосом:
— Мать пиздец офигела! Я только что услышал, как она по телефону трепалась, обсуждала меня…
— И тебе привет, — спокойно промурлыкал Ярослав, щурясь от сверкнувшего сквозь облака солнца.
— Привет, — Эд смутился. Он немного помолчал, вновь настраивая себя на мысли о проблемах в семье, и заговорил, хмуро глядя в окно. — Не знает она, что такое неблагополучный сын… Думает, что я — исчадие ада. Может, урок ей тогда преподать? Раз все равно меня таким считает — буду соответствовать, чего там! Куплю завтра травку, накурюсь…
— Закрой рот, — грубо оборвал Ярослав поток излияний. — Хуеплёт малолетний. Тоже мне, проблемы!
— Ярик, она рассказывала совершенно постороннему человеку о том, как ей со мной не повезло! — Эдуард округлил глаза. Он считал очевидным то, что мать неправа, и его удивляло, что Яр эту уверенность не разделял.
— Ну, так и ты не миллион баксов, чтоб тебя все любили, — резонно заметил тот, покачивая головой.
Парни помолчали пару минут, думая каждый о своем.
— Нет, домой я больше не вернусь, ну на хуй, — наконец, обиженно выплюнул Эд и сполз по сидению ниже, скрещивая руки.
— Побираться пойдешь? — хмыкнул Яр, внимательно разглядывая насупленного парня. — Или на панель?
— К тебе жить перееду, — заявил Эдуард, воодушевляясь.
— На хер ты мне дома нужен, спиногрыз? — Ярослав весело расхохотался. — Нет, спасибо, столько счастья я не выдержу.
— Я работать буду, — Эдик смутился категорическому отказу, полагая, что Ярослав просто не планирует обеспечивать его финансово.
— Вот когда начнешь — тогда и поговорим, — любовник был несокрушим. Приоткрыв окно автомобиля, он с наслаждением вдохнул воздух свежего летнего вечера после очередного дождя. — А пока на шее у мамки повиси, как медаль. Да ей же памятник поставить нужно, что терпит…
— Ты вот защищаешь ее, — зло процедил Эд, сверкая глазами, — а она гонит на тебя с три короба, даже не зная, какой ты!
— Мне от этого ни жарко, ни холодно, — философски заметил Ярослав, пожимая плечами, — главное, пусть и дальше не знает — кто я, и какой.
— Отсыпь мне своего здорового пофигизма, — огрызнулся Эдуард, все больше оскорбляясь всеобщему непониманию.
— Эдс, вот что бы ты чувствовал, если бы точно знал, что завтра начнется ядерная война? — невозмутимо проговорил Яр, глядя сквозь лобовое стекло куда-то вдаль.
— Обосрался бы от страха, — раздраженно буркнул Эд.
— А кроме? — Ярослав проигнорировал сарказм. — Думаю, тебе было бы очень страшно за свою жизнь. Нестерпимо больно за разрушенные планы, обидно, что все стремления и мечты накроются пиздой…
— Ярик, к чему сейчас разговоры про войну? — Эдуард психовал уже в открытую.
— А к тому! — прикрикнул Яр, переводя на того взгляд. — Для матери новость о твоей ориентации — как ядерная война. Весь ее мир рухнул, все надежды на светлое будущее. Ну, это если она, конечно, не мечтала о дочке, которая приведет в дом мужа…
Он хмыкнул. Эдик молча ждал продолжения.
— Ты обязан ее понять, из вас двоих мужик — ты. Именно ты должен быть терпеливым и снисходительным, — Ярослав уже не улыбался, а говорил серьезно.
— Не знаю… — Эдуард заметно притих.
— Сидишь тут, ноешь, сопли на кулак мотаешь, на жизнь жалуешься, — неприязненно протянул Яр, отвернувшись. — Сам же на полном обеспечении у мамки, одет, обут, в институт пристроен, крыша над головой имеется. Полная свобода, регулярные свидания — и слова тебе никто не говорит. Но нет, блять, разговор он подслушал и раскис, пиздюк мелкий!
— Прекрати меня так называть! — оскорбленно крикнул Эдик, выпрямляясь.
— Как заслужил, так и называю! — рявкнул Ярослав, отвешивая ему легкий подзатыльник. — Драмы ему, блять, в жизни не хватает! Смотри, накликаешь…
Ярик нервно побарабанил пальцами по рулю, глядя куда-то вдаль. Эдуард отчаянно хотел реабилитироваться, но понятия не имел, как.
— Я не первый год в гей-тусовке… — проговорил Яр уже спокойнее. — И не раз видел молодых парнишек, которых родители выгоняли из дому. Оставляли без поддержки. Без средств к существованию. Проклинали. Лечили. Изолировали. Изгоняли бесов. В общем, издевались, кто во что горазд. И поэтому твои обиды на их фоне выглядят для меня как раздутый мыльный пузырь.
Эду стало чудовищно стыдно. Он вдруг понял, что ведет себя как истеричная малолетка, осознал, как низко рухнул в глазах любимого парня, но он не мог подобрать слов, чтобы все исправить.
— Ярик, я погорячился, — тихо пробормотал Эдик. — Ты…
— Значит, так, — Ярослав шумно втянул воздух носом и хлопнул по колену, выныривая из своих мыслей. — Встреча на сегодня окончена. Вали домой и мирись с мамкой.
— Что? — Эдуард выпрямился как струна, опешил, не веря своим ушам. — Яр, я помирюсь! Вечером же, обещаю! Я все понял!
— Нихуя ты не понял, — Ярослав выразительно приподнял бровь, наклонился и открыл дверь со стороны пассажира, а затем отстегнул ремень безопасности. — Вали, я сказал.
Эдуард выпрыгнул из машины, от души захлопнул дверь и быстро зашагал обратно к дому.
Он не имел намерения возвращаться сразу же. Во-первых, парню требовалось остыть. Теперь уже не только после ссоры с матерью, но и с любовником. А во-вторых, он совершенно не собирался признаваться матери в сорванном свидании.
Незачем ей знать, что творится в его личной жизни.