Точно еще неизвестно (английские ученые просто не поспели вывести формулу), пропорционально ли количество современных арт-галерей к количеству художников или же это количество художников прямо пропорционально арт-галереям.
Впрочем, все это не важно, что к чему бы не было пропорционально, факт оставался фактом и все новые и новые галереи открывали в заброшенных и отдаленных местах городов. Едва ли атмосферы ради — пытаясь повысить районов престиж. Не стал исключением и этот город, выросла на отшибе и там галерея, прекрасная дева на месте музея старинного хлама: станков и колес.
Выставлялись там не сказать мастера, но, впрочем, кисть держать умели, касались кистью холста, по видимости даже цвета различали — такие дела в современности нашей, художником в авангардизме может быть каждый.
И вот в один ненастный день случилась история повести сией.
Один юноша мрачный спрыгнул с маршрутки. Будучи диво каким интеллектом, посетить новую выставку для него чести дело. Не только потому что любил он искусство, тут дело в другом… Не будем мы сплетничать, пока умолчим.
Народу по залах удивительно мало, но время к обеду и в будень — оно и не странно. Наш юноша мрачный глазами стреляя, цепляется в образ и вмиг отпускает. «Сердцу тут милого ничего не встречается» — хотелось уж думать и вот перед ним средь зала пустого является Он. В одеждах неоновых, смело шагая, двигался он путем пропечатанным, не нарушая порядок свыше указанный.
«Мил, пригож, глаза голубые, — мыслится юноше. — А маме точно понравится, что с буклетом сверяется. Сверяется — читать, знай, умеет. Пришел в галерею — может даже мыслить могёт». — И ведет взором острым и цепким его еще два зала, пока тот не остановился и очами морскими не уставился в даль.
Шажочков тихоньких пятнадцать или тридцать, как черная кошка следя за добычей, юноша сделал и, пытаясь ненанавязчиво вклиниться, немое пялянье в полотно он прервал:
— Как глубоко. Автор ведь гений! Вы видите?
— Скверная картина, — вздыхает.
— О нет! Вы вглядитесь. Необьятная история человечества и вся она здесь.
— Картина — дерьмо.
Мрачный юношеский лик стал опечален. Полубог, Апполон в неонах, вдруг пал и глаза его голубые больше не врезались в душу.
— Объяснитесь, друг мой, — сказал довольно резко.
— Я не друг вам, мон шер, я просто прохожий. Зовите Наруто меня, коли так вам угодно.
— Запомню. Я Саске. Знакомству я рад?
— Я тоже, насколько это возможно. Но картина скверна — вторить я буду. Право, мило то, что вы увидеть успели, но эта мазня глаз ваших внимание заслужить еще должна.
— Скромный «У» в углу картины едва ли захотел бы это слышать.
— За художника не беспокойтесь. Его бумага уже стерпела, его черед терпеть и слушать.
— Видать, вы правы, побежден я, — не хотел говорить юноша мрачный по имени Саске, но сказал. Удивился, смолк и даже мысли в мозгу перестали вертеться. Что дальше — не знал он, знал, что было раньше. С ранних лет впечатлительным был он, мучался истомою сладкою, горькой от этих, знаете, ноток хриплых таящихся в голосах мужских глубоких. Их он слушать привык не ушами, для них у него нашелся орган гораздо получше.
Словно почувствовав Саске стесненье, Наруто спросил:
— Вам плохо? Вы так побелели.
— Хорошо мне, прекрасно. Говорите еще. Хочу я услышать с ваших уст горячо все об этой картине.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Ваше виденье… — тут остановился наш Саске, подумал о том, что он нес. Да нет, все в порядке.В руках он нес куртку, нести можно дальше. — В общем, не суть. Говорите! Чтобы добраться до истины готов копать я вглубь.
И Наруто сказал. Очень много и мало. О цветах и о красках, о манере и стиле — по крайней мере, так догадывался Саске.
Что Наруто там наговорить успел, разузнать достоверно уже не получится, мозг Саске в отключке, а сам он способен лишь слышать и видеть поверхносно, только ноты. Без тайного смысла, умильно и… пошло.
На широких полотнах перед ним лежали не краски — покрывала. Горизонтальная плоскость картины манила. Волнами линии все двигались в центре, и когда прекратили, Саске все внять не мог что же происходит.
— Так как вам трактовка? — После паузы молвил голос неловко.
— Нет слова. Браво. От вас я без ума. Может, как нибудь еще сойдемся у какого полотна?
— Возможно, вполне, — выдыхал поочередно Наруто. — Жаль, вы, верно, здесь уже все просмотрели?
«Не жаль», — почти вскрикнул наш Саске. В момент сокровенный хотел он даже соврать. Посмотрел он действительно все, но готов был обойти все здесь еще раз пять, но слышать и слышать те нотки хриплые в голосе мужчины молодом.
Но Наруто шел напролом. Ни слова не дал сказать прежде, и будто не думая, будто идея пришла в сие лишь мгновенье, молвил:
— Ну, раз такое дело, поехали ко мне.
— Вы пишете картины?
— Еще как. Десятки, сотни, нам хватит. Верьте.
Второго приглашения Саске ждать не собирался, он по-традиции окинул взором хладным, секунду выждал, и чтоб момент не упустить, в оживленный ранее разговор ронил:
— Едемте скорее.
— Нам растворитель к краскам будет нужен?
— Всенепременно, — бросил юноша уже не хмурый.
Как оказалось, Аполлон в неонах не только сведущ был делах картин внутриброшурочного расположенья, не только он читать умел, умел и думать, и излагать. Считать умел он тоже явно, один с другим сложил довольно складно. А как с кистями он работал по растворителю судить уж можно будет.
Но мы судить не будем, мы — не судьи в виртуозных этих играх. Сердцу милого героя пора оставить нам уже, как-никак работы рейтинг — ПэЖэ.