Время перевалило уже за четыре ночи, а Джисон, как обычно, не мог заснуть. Было то жарко, то холодно, то вовсе затекала спина. Он уже час ворочался в своей постели, слушая, как сладко посапывает на соседней кровати в подушку Чонин. Тот лишь коснулся головой подушки и сразу же провалился в сон, снова не отключив проигрывающегося видео на телефоне. Джисону было даже немного завидно.
Страдать так бессонницей стало нормальным и привычным в их ритме жизни. Джисон, надо сказать, в этом был не одинок: Бан Чан страдал бессонницей в разы хуже. Заснуть где-то сидя под шум и гам? Это нормально. Заснуть ночью в тишине в удобной кровати? Невозможно. Если ему удавалось поспать хотя бы четыре-пять часов в сутки, это уже можно было считать большой удачей. Естественно, со временем случались и срывы — тогда Джисон мог спать по пятнадцать часов и даже не услышать, что его уже будили десять раз.
Устав от подобного, Джисон выпросил сначала у менеджера, а затем — у врача, рецепт снотворного, но после него всё равно оставался горький осадок. Облегчения такой сон не давал и на весь день оставалось послевкусие медикаментов на языке. Поэтому он предпочитал использовать таблетки лишь в крайних случаях.
Кроме бессонницы к минусам жизни можно было отнести и тот факт, что его кровать была непозволительно широкой для него одного. Хотелось забиться в угол и спрятаться. Привыкший к тому, что везде должно быть тесно, шумно и клубок из сплетённых рук и ног, Джисон чувствовал себя неуютно, когда оставался один на один с собой. В голову лезли паршивые мысли.
Пока он так мучился и отбивался от нерадостных картинок в голове, дверь в комнату бесшумно отворилась, и кто-то проскользнул в комнату. Джисон заметил это лишь тогда, когда тень приблизилась к его кровати. По силуэту в темноте было не определить, но он знал точно: только один человек мог сейчас быть здесь.
— Хани-хён, — от шёпота Ликса пробрало до глубины души.
Джисон честно ненавидел, когда Ликс звал его именно так. Это всегда означало только одно: Феликсу определённо что-то было нужно. Особенно ему нравилось в такие моменты произносить имя глубоким низким тоном, чтобы даже попытки к сопротивлению стали бесполезными. А Джисон и не пытался: он был рад весь мир положить у ног Ликса.
Потому что до боли в груди любил Феликса и ненавидел себя за мимолетную слабость от этого «Хани-хён».
Какой, к чёрту, он ему вообще хён, если они родились с разницей в один день, если не в пару часов? Почему это ласковое «Хани», если Феликс практически всегда обращается к нему по настоящему имени? Но вслух, естественно, ничего из этого он никогда скажет.
— Не можешь уснуть? — Джисон приподнялся на кровати и попытался ещё раз вглядеться в тёмный силуэт. Феликс что-то согласно пробормотал. — Залезай, не топчись, не иначе снова босиком.
Ликс тут же радостно забрался на кровать и залез под одеяло. И в самом деле босиком бегал по холодному полу: если бы все не спали, Джисон точно бы начал громко ругаться. Он хотел было немного для профилактики поворчать на ухо, сказать что-то ёмкое и на английском, но Феликс прижался спиной к груди Джисона.
Весь дух выбило сразу же. Джисону хотелось взвыть волком. Потому что стало сразу тепло и уютно. Потому что Феликс не просто лёг рядом, а перекинул руку Джисона поверх: мол, вот, хён, обнимай меня, мне нужно.
И Джисону нужно. Поэтому он обнимал. А чужая ладонь отогревала запястье.
После минутной борьбы самого с собой, он сдался. Джисон придвинулся ближе (хотя куда ближе?), и уткнулся носом в макушку Феликса. Эфемерное тепло стало разливаться от кончиков пальцев по всему телу. От Ликса приятно пахло: какой-то неопределённо-родной запах, смешанный с ароматом кондиционера для волос. Хотелось сжать мелкого в объятиях ещё сильнее, спрятать, ввести внутривенно, словно наркотик.
Феликс что-то сонно пробормотал и развернулся в объятьях. Его нос уткнулся куда-то в грудь, где так больно билось сердце Джисона.
— Спокойной ночи, — прошептал Джисон, крепче обнимая.
На душе стало спокойно, и он наконец-то тоже смог заснуть.
***
Однако вставать пришлось Джисону где-то буквально спустя часа четыре, если не меньше. Трель будильника противно играла рядом с ухом. Хотелось схватить телефон и кинуть в стену, чтобы не мешал. Но тут же в голову ворвалась мысль, что он спит не один — это подтверждалось ощущениями чужой руки на поясе. Джисон поспешно выключил будильник и обернулся.
Феликс спокойно себе спал дальше.
Вставать не хотелось абсолютно. Хотелось перевернуться, снова сгрести в охапку Ликса и продолжать сопеть, но они с Чанбином договорились поработать над лирикой к новым песням до того, как им придётся выезжать по расписанию. Поспит он как-нибудь в следующий раз.
Джисон осторожно выпутался из плена одеяла и чужих рук, слез с кровати и снова кинул внимательный взгляд на Ликса, пытаясь понять, проснулся ли тот.
Ликс, видимо почувствовавший пропажу тёплого и мягкого тела, недовольно заворочался и переполз туда, где минуту назад лежал Джисон. Младший недовольно ворочал себе под нос, пока Джисон не рискнул погладить его по встопорщенным жёстким волосам. Стоило почувствовать знакомое прикосновение, как Феликс облегчённо вздохнул, зарылся носом в одеяло и продолжил спать.
Джисону хотелось картинно упасть на пол и разреветься от ёкнувшего некстати сердца. Поэтому он поспешил в ванную, чтобы немного остудиться и привести мысли в порядок. Ему предстояло разбудить Чанбина, который утром вставал ещё неохотнее.
Все мысли крутились вокруг Феликса и того, как мило он просыпается и хлопает глазами, словно пытается сообразить, в какую страну попал на этот раз. Джисон простонал и принялся яростно чистить зубы. С каждым днём ему становилось всё труднее взять свои рвущиеся чувства под контроль: он так и не привык скрывать их. Лучше один раз покричать на улице, чем сгорать месяцами в огне бушующих эмоций.
Из ванной он прямиком прокрался в соседнюю комнату, чтобы разбудить Чанбина. Тот отбивался, когда его тормошили, и никак не реагировал. Можно было, конечно, с ходу что-то прокричать или спеть, но тогда просыпались абсолютно все. Как итог: Джисону потребовалось страдать целых десять минут, чтобы Чанбин вполне осознанно посмотрел на него и сообразил, что надо подниматься.
Чанбин сел на кровати, всё ещё осоловело глядя вокруг. Взглядом зацепился за пустующую кровать Феликса.
— Снова у тебя? — голос Чанбина был хриплым ото сна. — Пусть он свои вещи переносит к тебе, всё равно в этой комнате почти не бывает.
— Ой, молчал бы. Вдруг он уходит потому, что ты храпишь и не даёшь ему выспаться? — пробормотал Джисон, отчаянно надеясь, что не краснеет. — Умывайся и пошли, я буду ждать в зале с завтраком. Не придёшь — разбужу всех и скажу, что ты виноват.
***
Джисон всегда полагал, что это была судьба. Они родились друг за другом в разных частях этой планеты, чтобы сойтись в одной точке. И он всегда гордился тем, что может болтать с Феликсом на английском языке не испытывая трудностей.
Наверное, судьбой можно было считать и то, что этим утром Ликс вытащил шестой номер и утащил его, Джисона, вытащившего седьмой, к окну машины. Младший отодвинул Джисона к окну, а сам подлез под бок. Что-то недовольно пробормотав и поёжившись от утренней прохлады, Феликс уронил голову на плечо Джисону и обвил руками за пояс.
— Так, вот и решили — один из наших младшеньких не выспался, потому все спим, — нарочито-бодро пропел Хан.
— Хён, шумный. Мы бы заснули и без твоих криков, — пожаловался Чонин с переднего сиденья, но Джисон проигнорировал его.
— Он у тебя в кровати не выспался что ли, — пробубнил Чанбин. — Но это даже здорово, хотя бы сейчас на пару часов замолчишь, ты же не хочешь разбудить Феликса?
Джисон проигнорировал и Чанбина, притворившись, что не слышал ни единой нападки в свою сторону. Потому что Феликс, не открывая глаз, пробурчал ему в шею, забывая верные окончания на корейском: «Пусть ворчат, а ты - спи. И я спи». Джисон уцепился за руку Феликса на своём животе, чтобы сдержать свой всхлип.
Он покосился на Ликса, отметив усталость на его лице. И принялся в очередной раз пересчитывать веснушки, которые были везде, — некоторые прятались даже в уголках глаз. Иногда хотелось достать маркер и рисовать созвездия на его коже. Иногда — отметить касаниями и поцелуями каждую веснушку.
— Мама говорила мне, что я был настолько очаровательным ребёнком, что солнце не выдержало и поцеловало меня. Поцелованный солнышком. Хотя на самом деле я всего лишь не пользовался кремом от загара и всё время проводил на улице, — Джисон хотел поспорить, потому что история с поцелуями ему нравилась сравнительно больше.
Но кажется, в тот раз он отпустил какую-то не очень смешную шуточку и сбежал в ванную комнату, чтобы побиться лбом об кафель. Потому что он поймал себя на мысли, что тоже не отказался бы поцеловать Ликса, как и солнышко. Поцеловать его столько же раз, сколько и веснушек на его лице. Поцеловать каждую веснушку раза два, а то и три.
Сейчас уже хотелось стукнуться головой о дверь машины, потому что мысли снова зашли не в ту степь. Чтобы избежать соблазна, он отвернулся и уставился в окно. В тёмном матовом отражении он видел лишь выкрашенные в светлый оттенок вихры Феликса. Джисон неожиданно почувствовал, как тягучая дремота снова настигла его.
Живот приятно грела чужая рука, и Джисон снова смог урвать полчаса сна в борьбе с бессонницей. Уютного и тёплого исцеляющего сна.
Он проснулся лишь когда Чонин успел сделать пару снимков его с Феликсом и во весь голос что-то вещал.
— Ты только посмотри, как уцепились друг за друга. Я не мог пропустить. Обязательно выложу на ваши дни рождения, — мелкий хвастливо размахивал телефоном. На экране Джисон успел заметить, как во сне он развернулся лицом к Феликсу и уткнулся в макушку.
Ликс лишь сонно тёр глаза и спросонья пытался выяснить, на каком языке нужно разговаривать с людьми вокруг. И нужно ли.
— Вы развлекайтесь, а мы пошли, — бросил в сторону Джисон и отбуксировал несопротивляющегося Феликса вслед за менеджером. В спину донеслись лишь смешки.
***
Дни тянулись как один. Общежитие, уроки вокала, репетиция нового танца, практика старых танцев, шумные перекусы прямо в танцклассе, вечерне-ночные посиделки с Чанбином и Бан Чаном (ведь они даже не прекращают работать). Кажется, через неделю должно стать немного разнообразней — они начнут записывать новые песни и снимать клип. Кажется. Потому что Джисон потерял счёт времени.
Высыпаться больше он не стал, продолжая страдать нарушениями сна. Феликс не приходил по ночам, сразу же вырубаясь в своей комнате или, что хуже, на диване в гостиной. Обычно Бан Чан тащил его, полусонного, волоком до комнаты. Если Чана не было, то Сынмин и Чанбин: они сразу вдвоём затаскивали его в кровать. Работали слажено: Чанбин взваливал Феликса себе на спину, а Сынмин — поддерживал. А потом они шли за Чонином, который засыпал с другого края дивана.
Джисон, если честно, тоже хотел бы так помочь, но совесть не позволяла тревожить уже заснувшего человека. Поэтому он просто укрывал одеялом и подпихивал подушку под голову, а после шипел на всех, кто пытался приблизиться к Феликсу и разбудить. А так как Джисон полночи не спал, то спал Ликс, никем не потревоженный.
Плюсы во всей ситуации определённо были. Джисон стал меньше загоняться по поводу и без, мысли не беспокоили. Он думал о новом альбоме, строчках песен и абстрактных вещах и том, как ещё можно пошипеть на Бан Чана, чтобы тот не обиделся.
Но Джисон всё же чувствовал, как начинает день за днём сдавать. Участились головные боли; несмотря на ночные дожоры с Минхо, он начал стремительно худеть. Требовалось и чуть больше косметики: чтобы замазать тёмные круги под глазами.
Наступил очередной день, в планах на который снова была репетиция танца. После пятого прогона Джисон попросил пять минут на отдых, а потом одновременно с Ликсом свалился на диванчик. Джисон прикрыл на миг глаза, что нещадно болели ещё с утра. Зевнул. А после его голова упала на заботливо подставленное плечо Феликса.
… Джисон крупно вздрогнул и открыл глаза, когда собственная же какая-то навязчивая мысль неожиданно ударила в голову.
Он увидел перед глазами потолок их танцевальной студии. Джисон не совсем понимал, что происходит, почему он лежит и что было до этого в принципе. Первая навязчивая мысль сбежала из головы, а остальные представляли собой густой кисель: тяжёлые и неясные. Было похоже на то самое состояние, когда пытаешься проснуться от наркоза.
— Проснулся? — голос Феликса стремительно ворвался в его едва шевелящиеся мысли.
— Что случилось? — Джисон резво подскочил, краем сознания отметив, что его голова, кажется, лежала на коленях Ликса всё это время. А после корил себя за несдержанность: перед глазами из-за резких движений потемнело и поплыло.
— Ты просто уснул. Часа на три? — Ликс заботливо погладил по волосам, сочувственно глядя на то, как Джисон трёт виски пальцами. Темнота в глазах постепенно проходила, возвращалась способность мыслить. И он даже смог вспомнить, что уснул, едва прислонившись к чужому плечу.
— Это… странно. Почему не разбудил? Нам же надо было тренироваться...
— Ты себя в зеркало видел? В гроб краше кладут, — Феликс возмущённо стукнул Джисона по ноге. — За что мне такое несчастье досталось вообще? — последнее он пробормотал быстро и на английском языке, но Джисон всё равно услышал.
— Хэй, я вообще-то понимаю, — также на английском ответил Джисон и развернулся к Ликсу. — И что это значит? Я никому не доставался.
— Доставался. Чан-хён просил присмотреть за тобой, потому что ты снова не спишь.
— Сплю, — возразил Джисон. — У меня нормальный сон.
— Нет. В машине полчаса? Не очень-то похоже на нормальный сон.
Вообще это было достаточно неожиданно и чуточку обидно. Джисон всегда полагал, что он сам за собой может присмотреть, а тут лидер поручил кому-то за ним приглядывать. И ведь кому! Бан Чан как никто другой знал о маленькой слабости Джисона, — он сам лично плакался. Да и как тут не плакаться, если за столько времени совместной работы Чан — единственный, кто может поймать его мысли и настроения? Скрывай не скрывай, он всё равно бы узнал.
А теперь вот такие жесты со стороны лидера — словно удар под ребра.
— А почему именно тебя? — звучало, если честно, как-то по-глупому жалко даже для самого Джисона.
Феликс очень внимательно посмотрел на него, будто бы что-то ища на его лице. А после вздохнул.
— Потому что ты можешь уснуть только рядом со мной, а ещё ты меня любишь, верно, Хани-хён? — вот, опять его вкрадчивый низкий голос. С интонацией, будто он разговаривает с ребёнком из детского сада.
Сердце бешено колотилось, и в какой-то момент Джисону захотелось начать оправдываться, заламывая руки. Или отпустить смешную показательную шуточку, но только вот из зрителей был лишь Феликс. Шуточкой тут точно не отделаться, никто не оценит. Поэтому прежде, чем сказать что-либо, Хан тщательно обдумал каждое слово и ответил:
— Я люблю всех участников группы, — он постарался выглядеть максимально спокойным. — Значит, и тебя тоже.
Если честно, то даже самому себе это казалось каким-то неловким оправданием. Много ненужных подробностей, неискренние интонации, взгляд в сторону.
— Нет, хён, ты не совсем понял. Или делаешь вид, что не понял, — Ликс снова скорбно вздохнул и посмотрел в потолок, а после продолжил: — Ты меня любишь. Я просто устал ждать, когда ты это скажешь вслух.
Повисла гнетущая тишина. Если бы в руках у Джисона была тарелка или стакан, то он точно разбил бы их, чтобы облегчить себе душу. Он понимал, что глупые шутки закончились и теперь уже точно не отвертеться. Да и по взгляду Ликса становилось сразу понятно: если Джисон хотя бы попробует ляпнуть что-то такое, то его определённо стукнут.
И это будет вполне заслуженно.
— Ты ждал? — глупо переспросил Джисон. Ему казалось, что он что-то упускает в своей жизни.
— Конечно. Ответить на признание можно только в том случае, если его озвучили, — Феликс перевёл взгляд с потолка на Джисона. — И если ты думаешь, что я не волнуюсь прямо сейчас и не боюсь, что ты можешь сказать мне, что всё не правда, а ты любишь меня как своего тонсена и я все это придумал, то… ты ошибаешься.
Его взгляд был настолько проникновенный, затягивающий в глубину, что Джисон не вытерпел. Он потянулся вперёд, обхватил Ликса за шею и безвольно повис. Спину обожгло чужое ласковое прикосновение.
— Ну, чего ты дрожишь? — тихо спросил Феликс, продолжая поглаживать по спине.
— Я… люблю тебя, — выдохнул Джисон в шею, ощущая как к лицу приливает кровь. — Люблю.
— Посмотри на меня.
Джисон отстранился, едва дыша, и увидел перед собой тёмные, словно ночное небо, глаза Ликса.
— И я тебя люблю, — а после поцеловал так мягко и робко, что у Джисона сердце разлетелось на куски.
Феликс сильнее сжал в объятьях, притянул к себе. Его ладони грели поясницу, а пальцы ловко поддевали край кофты, чтобы коснуться кожа к коже. Джисон рвано выдохнул в поцелуй.
— Ликс… — едва слышно произнёс он, но тут же вздрогнул, ведь...
— Эй, я выиграл, с вас деньги! — где-то за дверью радостно вопил Сынмин.
Джисон различил ещё и недовольное ворчание Чанбина и насмешливый тон Минхо, и был уже вот-вот готов сорваться с места и настучать всем любопытным за подглядывание. Но в этот же самый миг, едва Джисон успел дёрнуться с руганью к двери, он заметил пунцовое лицо Феликса. Тот быстро склонил голову, прижимаясь лбом к груди Джисона, и отчаянно простонал.
— Почему они такие отвратительные? Я никогда в жизни не выйду отсюда, — жалобный шепот куда-то в грудь заставил Джисона рассмеяться.
— Я обязательно их прогоню, — пообещал он смущённому до нельзя Ликсу.
Ведь Джисон никому больше не позволит увидеть такое очаровательное лицо.