Примечание
Для замечательной beili.
Погода портилась. Солнечные деньки быстро вытеснялись дождем, а тепло, задержавшееся на неприлично долгие два месяца осени, сменялось холодом, скалящим зубы в намеке на близость морозов подступающей зимы. Люди, замечая клыки в инее, увиливали как могли: меняли тонкие разноцветные кардиганы и плащи на куртки, стряхивали пыль с шапок, шарфов и теплых платков, нехотя расставались с легкой обувью, чтобы впрыгнуть в закрытые туфли и ботинки. Перемена случилась так быстро, что Лене показалось: природа собственноручно запихнула ее в сотню слоев одежды, кое-как нахлобучила шапку и для верности укусила за нос — оттого он и зудел, а не потому что к внутренней стороне маски прилипла шерстинка и теперь щекотала там, где не надо.
В этом ноябре не нравилось абсолютно ничего: и одежда сковывала, и стоптанные, разношенные еще в прошлом году ботинки тянули к земле, и кольца на руках с непривычки казались тяжелыми — каждое весом в пуд, даром, что ладони прятались от зубов холода в карманах теплой куртки, съедающей Лену и превращающей в яркий желтый шар на ножках. После работы, стоя на тротуаре в ожидании, когда светофор переключится на другой цвет, Лене очень хотелось уметь действительно превращаться в шар, чтобы покатиться в теплые края. Мысль о том, что рюкзак, в котором она носила самое необходимое, потянется следом, как хвост, немного развеселила Лену.
Светофор вмешался в ход мыслей — выдал зеленый сигнал, так что пришлось отвлечься и вместе с жиденькой толпой устремиться на другую сторону дороги, а оттуда вниз по улице, в полутемный подземный переход, снова на улицу, в яркий свет фонарей и отлично слышный шум машин… и общественного транспорта, за которым пришлось пробежаться, чтобы успеть проскочить практически в закрывающиеся двери. Трястись предстояло более получаса, так что, зацепившись одной рукой за поручень под потолком автобуса, Лена повисла на нем и зависла на мыслях о домашних хлопотах, избежать которых никак не удастся.
«Хочу мороженого», — друг подумалось Лене, и она почувствовала, как на затылке волосы встали дыбом. В такую холодрыгу и — мороженое! Ужас какой! Лена вздрогнула всем телом, нахмурилась и, стянув капюшон прозрачного дождевика, вытащила из кармана левую руку. Широкие обручи колец на мизинце и большом пальцах сверкнули серебром, крупный перстень на безымянном пальце коварно подмигнул желто-оранжевым камнем в мудреной оправе. Лена с прищуром осторожно оттянула шарф и прижала руку костяшками и кольцами к шее под подбородком, согревая их своим теплом.
«Обойдемся, — проворчала про себя она, осторожно потирая кольцо о шею. — Дома чаю попьем. С пирожными».
Нутро обдало теплом только от мысли о горячем чае, благоухающим лавандой и розами, сладком, с пирожным из кондитерского магазина, появившимся на первом этаже многоквартирного дома, находящегося по соседству с домом Лены. Подавив вздох, она решила заглянуть в магазин и нырнула в пустоту, как по щелчку образовавшуюся в голове после принятия решения. Рабочий день вымотал настолько, что теперь даже думать ни о чем не хотелось.
От автобуса до дома Лена добиралась на автопилоте, лишь в последний момент вспомнив о кондитерском, даже пришлось развернуться и прогуляться по двору. От того, что потребовалось шагать под поутихшим, но не кончившимся дождем настроение испортилось еще сильнее, и даже мысль о вкусняшке не улучшила положение.
Лишь в небольшом помещении, где значительное место занимала витрина, уставленная тортами, пирожными и сладкой выпечкой без крема, Лене показалось, что путь не был напрасным. Молодая высокая продавщица с убранными назад светлыми вьющимися волосами еще не встречалась ей, но удивительно вписывалась и теплой улыбкой, и открытым, доброжелательным выражением круглого лица. Из небольшой колонки лилась негромкая спокойная мелодия, продавщица быстро, но аккуратно упаковывала четыре разных пирожных, тепло в помещении становилось все заметнее — атмосфера кондитерского магазинчика расслабляла.
Прежде чем выйти, обменяв деньги на пакет со сладким, Лене пришлось встряхнуться и сбросить накатившую сонливость. Все-таки погода не располагала к спокойной, умиротворяющей прогулке; скорее, пыталась загнать на чай к костлявой всех, кто не выдержит ее проверки на прочность. Однако даже крепкая Лена с могучим иммунитетом, покинув магазин, поежилась от пронизывающего ветра и втянула голову в плечи, несмотря на то, что и без того шея была в безопасности. От магазина до подъезда Лена и вовсе решила пробежаться, наплевав на перспективу отвала спины из-за тяжести рюкзака и его попытки утянуть ее поближе к асфальту.
Пробегая мимо детской площадки — наиболее освещенного места во всем дворе, — Лена чуть не поседела, потому что фонарь прямо над ней решил, что работать в такую погоду он не нанимался и с него хватит, и выразил протест так, как мог — внезапно погас. Кольца вмиг показались еще холоднее, а кулон, болтающийся на тонкой цепочке на шее, наоборот, обдал теплом грудь, пробираясь, кажется, до самой кости.
«Тише-тише, — мысленно пробормотала Лена, — это всего лишь перегорела лапочка, ничего серьезного». Для успокоения пришлось положить правую руку на грудь, ощущая лишь контуры кулона. Этого должно было хватить, но Лена на всякий случай выдохнула, заставляя себя успокоиться. Ничего серьезного действительно не произошло, дождь все еще лил, а значит, следовало поторопиться, чтобы не подхватить простуду.
Да и бежать оставалось всего ничего: три прыжка до тяжелой скрипучей двери с домофоном, несколько метров мимо почтовых ящиков, неработающего лифта и бодрым скоком вверх по лестнице на четвертый этаж, окончательно убивая натруженные за день ноги. Два оборота ключа в заедающем замке, короткое сражение с дверью, шаг через порог на истоптанный коврик — и можно выдохнуть без опаски увидеть, как воздух повалит из-под маски облаками пара. Захлопнув дверь, Лена заперла ее на ключ и привалилась к ней плечом. Долго так стоять не вышло: память услужливо подкинула мысль, что на плечах все еще болтается рюкзак, а в нем лежат вкусные пирожные, да и тепло квартиры в куртке превращалось в летнюю жару.
Тонко уловив изменения в настроении, кольца на обеих руках стали медленно нагреваться, и Лена снова побежала: скинула дождевик в пакет рядом с дверью, выпрыгнула из ботинок, по руке спустила на линолеум рюкзак, вместе с тем расстегивая куртку, которая вскоре заняла свое место на плечиках в шкафу-купе, забросила шапку и шарф на обувницу у двери и поспешила в туалет — первым делом следовало вымыть руки. Ориентироваться приходилось в полутьме из-за проникающего в квартиру света фонарей, стоящих под окнами квартиры с видом на двор, но для Лены это не считалось проблемой: на своей территории она знала каждый угол и помнила, как каждый обойти.
Согрев руки в теплой воде и избавившись от маски, Лена, наконец, свободно выдохнула. С каждым шагом по немного скользкому и холодному линолеуму она чувствовала, как убавляется тяжесть, давящая на плечи, а тени расступаются под ногами, но жадно подхватывают осторожно сбрасываемые на пол кольца — все до единого. Кулон в виде иглы лег на дно ванны с заткнутым пробкой сливом, Лена включила воду погорячее и медленно выбралась в коридор, чтобы влиться в рутину.
Плохая звукоизоляция и бумажные стены принесли откуда-то отзвук джаза, проехавший по ушам и выдернувший из задумчивости Лену уже в спальне, где она на какое-то время выпала из реальности, успев бросить штаны с влажными штанинами на полу у двери и сесть на кровать, уставившись в пустоту. В коридоре металл скрипнул о линолеум; Лена встрепенулась, вскочила на ноги и вылетела из спальни, на ходу стягивая оставшуюся одежду. Преимущество жизни на четвертом этаже — можно спокойно вот так пробежать мимо окна, не задернув шторы или опустив жалюзи, без страха появления случайных свидетелей. О неслучайных говорить до их появления считалось дурным приметой.
В квартире, в которой обосновалась Лена, соблюдались какие-никакие, но правила, иначе хаос разворачивался во всей красе и пытался показать, что он тут главный и никто ему не указ. Лена предпочитала самостоятельно править бал, и если для поддержания порядка нужно было запрыгнуть в воду в трусах, то она прыгала. По крайней мере, сегодня вот так и вышло. Крутить вентили на кране, перекрывая воду, пришлось уже в ванне, подтянув под себя одну ногу и отвернувшись лицом к стене. Только когда из всех звуков в комнате остался отголосок джазовой мелодии, Лена смогла выдохнуть и сползти вниз, неуклюже устраивая руки на краю бортика ванны и прижимаясь грудью к теплому от воды бортику.
День официально считался законченным.
Вода, приятно-горячая, расслабляющая до вставших дыбом волос на теле, шевельнулась за спиной. Стопы коснулось что-то гладкое, резко взбудоражило воду и растянулось на дне вокруг ног. Лена, прикрыв глаза, расслабленно опустила одну руку и погладила едва-едва теплый гладкий бок змееподобного существа. Ей нужна была передышка, прежде чем снова включить воду и продолжить свои дела в полутьме небольшой квартиры, на кухне которой ждал ужин, а у входной двери остались пирожные. Воспоминание о последних — сладкой выпечке с нежным кремом и снежно-белой сахарной пудрой — прибавила сил, а мысль о том, что они остались без присмотра — мотивации. Пока что из других комнат не доносилось подозрительного шума, но Лена уже проходила это и еще по зиме знала: за квартирантами нужен глаз да глаз, секунда промедления могла стоить или подранных обоев под потолком в спальне, или перегрызенных кабелей от телевизора в гостиной, или, на худой конец, потрепанного рюкзака, пострадавшего в ходе добычи пирожных. Последнего, правда, еще никогда не случалось, но и сладкое без присмотра не оставалось.
Зюзя, получив в свое пользование еще немного воды и охапку вспененного геля для душа, расслабилась для вида, но на самом деле затаилась, сберегая силы для выполнения коварного трюка. Каждый такой прием ванны заканчивался с боем: змея чуяла, что Лена собирается сбежать, и цеплялась за ноги, превращаясь в подобие спрута, а та, в свою очередь, стойко отбивалась в попытке ускользнуть. Иногда приходилось идти на хитрость — уперто смотреть вниз и пытаться взглянуть на монстра, не желающего попадать в поле зрения. Вот тогда-то начиналось шоу со спецэффектами и трюками с водой, после которых на кафельном полу нельзя было найти сухого места вплоть до порога, за который Лена выскакивала, как горная коза из пучины морской — такая же резвая и несущая за собой потоп. Вода в ванне вскипела и застучала о борта, заглушая приятную мелодию, до того момента все еще доносившуюся от соседей.
— Ладно тебе, — с нежностью обронила Лена, отжав кончики волос полотенцем и принявшись за ноги, отвратительно скользящие по холодному полу. В паре метров от нее, у двери на кухню, по линолеуму с намеком скрипнуло кольцо, к которому привязался другой монстр и еще один квартирант. Лена щелкнула языком с мыслью о том, не разбаловала ли она свой зверинец. По всему выходило, что да, разбаловала. — Ни минуты покоя!
С наступлением холодов вечера превратились в иллюстрацию пословицы «Сделал дело — гуляй смело» и поговорки «Кто не работает, тот ест», и этот стал не исключением. После водных процедур и до ужина нужно было мастерски успеть приготовить сладкое для того, чтобы его съел зверинец, и спрятать свою долю — к чаю. В этот раз, сунув нос в пакет, Лена ненадолго зависла, пытаясь решить, какое угощение оставить себе: и корзинки из песочного теста с кусочками лимона и белковым кремом, и эклеры в шоколадной глазури выглядели обворожительно. Легче не становилось и от уверенности в отличительных вкусовых качествах каждого десерта. Хоть считалочкой выбирай свой!
С тяжелым вздохом Лене пришлось смириться с тем фактом, что за один присест съесть все не получится, к тому же зверинец обидится, когда поймет, что со сладким всех прокатили. Особенно сильно расстроится Тявка, которой и мороженое запретили, и альтернативой только подразнили. Поэтому пришлось из всего набора красоты выбрать тарталетку с фруктами в прозрачном желе и положить ее на подоконник, где обосновалось пятно света от уличного освещения, которого зверинец чурался, как черт ладана — так можно было хотя бы переделать все домашние дела без шанса в итоге остаться с носом. Остальные пирожные в паре с блюдцами и маленькими широкими чашка с чаем разошлись по углам квартиры; всей животине будет не дурно растрясти бока да размять лапы после целого дня, проведенного в спячке.
Сам зверинец, однако, выходить на пробежку не горел желанием, и стук когтей вперемешку со звоном разлетающихся колец и скрипом кожи по полу застал Лену уже в большом кресле в гостиной: сытой и довольно уминающей пирожное с ароматным чаем под первые главы новой аудиокниги. В квартире тут же забренчало, зашуршало, застучало, защелкало — тройка неописуемых зверей все-таки расшевелилась, сцепилась и понеслась клубком причудливых теней из одной комнаты в другую, избегая ту, в которой обосновалась Лена.
— Дурачатся они, а краснеть перед соседями мне, — проворчала Лена, но без особого энтузиазма — к подобным представлениям она уже привыкла.
Вот что никак не могло стать обыденностью, так это воркование, с которым три зверя все же расползлись по разным углам и принялись за свои сладости. От этих звуков у Лены до сих пор волосы на затылке шевелились в попытке встать торчком. Пока что им это не удавалось, но попытки свои они не прекращали.
К счастью, на эти звуки отзывались волосы, а не желудок, иначе бы возникли некоторые проблемы. Об этом Лена подумала, отпивая чай. От подобных мыслей она сделала еще один глоток, прогоняя фантом неприятного вкуса, и с еще большим рвением вцепилась в пирожное, как будто могла лишиться его в любой неподходящий момент. С невообразимой животиной в доме такой момент мог настать когда угодно: не успеешь и глазом моргнуть, а он тут как тут.
К полуночи активность животины поутихла, пирожные перекочевали в обитателей квартиры, чай оказался выпит, посуда вымыта, несколько глав книги прослушано, а глаза начали бесстыдно слипаться. Чтобы взбодриться Лена потерла лицо и лишь после этого, практически не открывая глаз, зашла в ванну, чтобы спустить воду и забрать с оставленного на полу махрового полотенца Зюзю, прикинувшуюся тряпочкой в форме не то скрутившейся в непонятную фигуру змею, не то спрута, состоящего только из щупалец, и устремилась в спальню под негромкие звуки вялой грызни тройки, нашедшей пристанище на темной кухне. Окликать монстров Лена не стала. Она засыпала на ходу.
Выключив свет везде, где только можно, и, наконец, задернув плотные шторы, Лена забралась в постель и погладила скользкую от чешуи Зюзю, свернувшуюся в нечто непонятное у правого бока под тонким пледом. Как оказалось с наступлением холодов, слишком тонким — Лена, дремля, но не проваливаясь в сон, пожалела, что погреться об змею получится с большим трудом.
Навеянную дрему сбросил некто, мягко запрыгнувший на кровать, примяв матрац и придавив плед у ног. Лена вздрогнула, но не успела открыть глаза, прежде чем к ней присоединился еще один гость, а вслед за ними забрался и третий участник всех мелких неприятностей, происходящих в квартире. Расслабленно растекшись по матрацу, Лена пошевелила левой стопой, чем тут же привлекла внимание первого монстра — судя по весу, чему-то мохнатому и похожему на кошку, но с восемью лапами и без хвоста по кличке Ураган из-за умения опрокидывать все, что гвоздями не приколочено. Повадки у Урагана были точно кошачьи, игривости хватало на десятерых, и вот сейчас это пригодилось: все восемь лап и сравнительно небольшая, но длинная тушка обвились вокруг ног, накрывая их мощной грелкой, и ненавязчиво зашевелились, убаюкивая. От такого Лена и сама готова была замурчать.
Единственная и неповторимая Тявка — нечто странное и неподдающееся описанию даже в мыслях, но старательно грызущее старую обувь — растянулась слева вдоль ноги от Урагана до бедра Лены и умостила большую голову и короткие когтистые лапки на живот, немного вибрируя, точно от тихого мурчания. Приятно и тепло.
Единственное существо из тройки безобразников, которого и глазами не смотри, и руками не трогай — совсем непонятное что-то, временами крупнее всего зверинца вместе взятого, а иногда сильно уступающее в размерах и Тявке, и Урагану и передвигающееся не то ползком, не то на тонких лапах, не то вообще перекатами и прыжками — свернулось на груди Лены, как хомяк. Лена без зазрения совести как-то назвала это существо Жижей. Сейчас, чувствуя, как комок хомячка растекается в пятно от одного плеча к другому, превращаясь в грелку, совсем об этом не пожалела. Пусть жидкостью называют котов, а у нее вот это существо.
Под пледом стало так тепло, а от ощущения присутствия уютно, что сон перестал удирать и сам обнял Лену, вместе с ее монстрами нашептывая ей хорошие сновидения, в которых не было холода, а только солнце, чай и немного мороженого.
Огромное вам спасибо за такую уютную, немного таинственную и приятную историю с милой хтонью, которая любит и тетешит свою человеческую подругу! Насладилась от души! 💜💖💙