Сезон охоты на офицера

Щелкнул дверной замок.

— Подождите, пожалуйста, здесь, я должен проверить номер.

Коннор прошелся по небольшой комнате, заглянул в шкаф — там кроме пустых вешалок и белого махрового халата ничего не было, снял трубку телефона, прислушался к шумам. Затем прошел в ванную, бегло оглядел ее: унитаз в углу, душевая кабина, маленькая раковина, зеркало напротив. Коннор привычным жестом поправил галстук, смотря на свое отражение.

Номер находился на двадцать восьмом этаже, но осторожность была превыше всего, поэтому Коннор задернул шторы, и комната тут же погрузилась в полумрак. Включив прикроватные лампы, он напоследок, просто для подстраховки, заглянул под кровать.

У двери раздался смешок.

Элайджа Камски. Проходил по программе защиты свидетелей. Специально для слушания прилетел из другого штата. К нему для охраны и сопровождения были приставлены несколько сменяющих друг друга офицеров. Завтра утром в зал суда для дачи показаний Элайджа должен был прибыть бодрым, желательно здоровым, а главное живым. За последний пункт на сегодня отвечал Коннор.

Он проигнорировал смех в свою сторону, выпрямился и посмотрел на Элайджу.

— Можете располагаться, мистер Камски. Номер в вашем распоряжении до утра.

Элайджа выпустил небольшую дорожную сумку из рук и потянулся. Коннор скользнул взглядом по краю его задравшейся футболки и по резинке боксеров. Мистер Камски отдавал предпочтение Calvin Klein.

— А вы, офицер? Тоже в моем распоряжении до утра?

Хитрый прищур и ухмылка.

Коннор переступил с ноги на ногу.

— Я буду сопровождать вас до зала суда, — расплывчато ответил он.

У него есть четкие указания, которым он намеревался следовать.

Элайджа склонил голову и внимательно осмотрел Коннора, — тот почувствовал себя распятой на препаровальном столике лягушкой — а потом еще раз тихо хмыкнул и прошел к кровати. Напуганным или взбудораженным он не выглядел, скорее усталым и космически спокойным, будто приехал сюда просто по работе или решил снять с любовником номер для разнообразия своей сексуальной жизни.

Коннор помотал головой. Совсем не профессионально думать в таком ключе о своем подопечном. Вообще думать о подопечном в каком-либо ключе кроме его безопасности не стоит, даже если он сейчас развалился на кровати, широко расставив ноги и вальяжно закинув руки за голову. И продолжал смотреть на Коннора, будто раздевал. Или препарировал. Он заметил этот взгляд — заинтересованный и хищный — еще в машине, пока они добирались сюда.

— Если вы не возражаете, — откашлялся Коннор и уставился на висевшую на стене картину, — я бы предпочел не покидать номер, для вашей же безопасности. Но если для вас это составит неудобства…

— Нет-нет, оставайся.

Коннор кивнул и, передвинув стул к входной двери, сел на него. Несмотря на то, что он проверил весь номер, лучше всегда быть рядом на случай чего-то непредвиденного.

Элайджа еще раз потянулся на кровати, выгнув спину, бросил беглый взгляд на Коннора и поднялся. В его движениях была такая плавность и размеренность, будто ему некуда было спешить, будто не его жизнь находилась под возможной угрозой, и будто не он завтра будет давать показания в суде. Коннор в академии изучал поведенческую психологию, но Элайджа не соответствовал ни одной из ее классических моделей. Он на самом деле был настолько спокоен или просто создавал видимость? Коннор пока не мог дать четкого ответа.

Достав из шкафа халат, Элайджа в одно движение стянул с себя футболку и бросил ее прямо на пол. Коннор старался не пялиться слишком откровенно, но взгляд то и дело соскальзывал на крепкую спину с идеально ровной линией позвоночника и ямочками на пояснице. Он поерзал на стуле.

Когда Элайджа снял с себя джинсы, будто станцевал стриптиз, и перешагнул через них, Коннор начал подозревать, что это не просто так. И эти неприкрытые взгляды, и хитрая ухмылка, и показушное раздевание. Это что, был какой-то «тест Камски» — даст слабину Коннор или нет?

Он старался не встречаться взглядом с Элайджей, смотрел куда угодно, лишь бы не в сторону кровати, где разворачивалось это светопреставление. Может, включить телевизор, хоть чем-то отвлечь внимание? Потому что, куда бы не глянул Коннор, глаза все равно находили обнаженного Элайджу.

Забирая личное досье Элайджи Камски у Фаулера, Коннор и подумать не мог, что придется бороться со стояком в штанах, вызванным неоднозначным поведением своего подопечного. В том, что Элайджа специально вел себя так, Коннор уже не сомневался. В его рабочей практике были разные случаи: приступы паники, обмороки, истерики, отказ от дачи показаний, — но еще никто не пытался его соблазнить.

Медленное раздевание на его глазах ведь можно отнести к попытке соблазнения?

А так ли это ему не нравилось?

Не то чтобы Коннора заводили любые обнаженные мужские тела. Но с его графиком работы даже дрочка выходила спешной и не приносила нужного удовлетворения. А Элайджа был привлекателен, хорошо сложен и совсем не стеснялся это показывать, трудно было проигнорировать этот факт.

Коннор на секунду прикрыл глаза. В любом случае сейчас он при исполнении, у него серьезное задание и чужая жизнь зависит от его собранности и адекватной оценки ситуации. Хотя рядом с расхаживающим в одних трусах Элайджей было сложно говорить о какой-то адекватной оценке ситуации. Все, что Коннор мог сейчас оценить — это как мозг медленно стекает в нижнюю часть туловища.

Элайджа в это время, должно быть, если не видя, то точно подозревая, что творится с Коннором, вальяжно закинул на плечо халат, подошел к окну и слегка отодвинул штору.

— Я бы не советовал этого делать, мистер Камски, — мгновенно среагировал Коннор и уже было поднялся со стула. — Ваша жизнь может быть под угрозой.

— Но вы же меня защитите, офицер? — Элайджа посмотрел через плечо, а Коннора как будто припечатало обратно к сиденью. Одним лишь  взглядом.

Он в ответ только коротко кивнул, дождался, когда Элайджа снова зашторит окно, и выдохнул. В академии их учили правильно успокаиваться в критических ситуациях, оставлять холодными мозг и сердце. Но сложно оставлять что-то холодным, когда все тело горит.

— Я хочу принять душ. Там вы тоже будете меня охранять, офицер?

Элайджа будто глумился над Коннором. Стоял, оперевшись о дверной косяк, весь такой сногсшибательный, босой, с закинутым на одно плечо халатом и смотрел так, словно в душу залезал, словно по одному выражению лица мог прочитать, что творилось в чужих мыслях.

— Если понадобится, буду.

— То есть, я правильно понял: вы будете стоять рядом, пока я моюсь?

— Получается, что так.

К чему он клонил, Коннор пока не понимал, но теперь образ абсолютно голого, мокрого, со стекающими по лицу и телу струями воды Элайджи Камски твердо стоял у него перед глазами. Член в штанах от такой картины радостно дернулся, пришлось прикрыть пах сложенными в замок руками.

— Попахивает извращениями, офицер, — невинно заметил Элайджа.

— Это моя работа.

— Заниматься извращениями?

— Нет, — скорее даже удивленно выпалил Коннор. — Следить за вашей безопасностью.

Элайджа улыбнулся так, что было абсолютно непонятно — удовлетворил ли его этот ответ, или он собирается продолжить допрос. Вот за что завтра не стоило волноваться, так это за его показания на суде: ни один адвокат не сможет вывернуть его ответы в нужное им русло, тут скорее получится наоборот.

Дверь в ванную комнату захлопнулась за Элайджей, а Коннор, наконец, смог поправить в трусах член, который неприятно упирался в ширинку. Разумеется, идти за ним он не собирался, ванная была проверена, так что пока Элайджа принимал душ, можно было на несколько минут перевести дух и постараться подумать о чем-нибудь отвлеченном. Точно не о стекающей по коже воде, накачанных руках, крепких ногах и боксерах от Calvin Klein.

Коннор включил телевизор, пощелкал по каналам и остановился на Animal Planet. Что может быть более успокаивающим, чем наблюдение за животными?

Диктор монотонно бубнил что-то про прирожденных охотников, и на экране мелькали кадры со змеиной охотой. Затаиться, выжидать, подпустить жертву, как можно ближе. И один резкий, быстрый бросок. На Коннора из удушающего захвата жалобно смотрела мышь, которую продолжала сдавливать кольцами змея. Какая-то слишком знакомая ситуация. И ничуть не успокаивающая.

Коннор выключил телевизор и прошелся по комнате. Возбуждение не то, что не спало, кажется, даже усилилось. Вот чего он точно никогда не замечал за собой, так это предрасположенности заводиться от чужой асфиксии. Тем более мышиной. Может, Элайджа прав, и он действительно какой-то извращенец?

Из ванной комнаты ничего кроме характерного звука льющейся воды не доносилось. Ну, а что он хотел услышать? Звук разбивающегося окна и выстрелы? Хрипы, стоны?

Стоны.

Боже.

Офицер, вы не о том думаете! Сосредоточьтесь!

Коннор сел на кровать, под ногами оказалась смятая футболка Элайджи. Он поднял ее, повертел в руках. Футболка едва уловимо и приятно пахла. Значит так пахнет Элайджа Камски.

А как он будет пахнуть после душа?

Сейчас Коннор мог однозначно сказать, что это было его самое сложное задание за все время службы. И сложность заключалась не в охране жизни подопечного, а в перманентной борьбе со стояком и всякими непотребными мыслями.

Футболку Элайджи Коннор аккуратно повесил в шкаф, туда же убрал и его джинсы. Позвонил на ресепшен, попросил, чтобы доставленный из химчистки костюм мистера Камски принесли в номер ровно к восьми утра. Потом сделал пару приседаний и отжиманий — сублимацию еще никто не отменял. Это помогало, но слабо, тем более, когда за стенкой все еще слышался шум воды, а в голове крутилась фраза: «Вы будете стоять рядом, пока я моюсь?». Технически, протокол не обязывал сопровождать подопечного в ванной. Технически протокол и не обязывал находиться в личной комнате подопечного…

Время шло. Коннор сидел на кровати и гипнотизировал дверь в ванную комнату. Элайджа не торопился выходить. А вода все еще монотонно лилась, ударялась о стенки душевой кабины и как будто точила мозги Коннора.

Подождав еще пару минут, Коннор подошел к двери, прислушался и постучал.

— Мистер Камски, у вас все хорошо?

Ответа не последовало.

— Мистер Камски?

Снова ничего.

— Извините, мистер Камски, но я должен войти.

Внутри стоял густой, горячий, влажный пар. Коннор остановился напротив душевой кабины и замер. Сквозь матовое стекло был виден лишь расплывчатый силуэт Элайджи. Он не шевелился и, казалось, тоже смотрел на Коннора. Тот прочистил горло и машинально поправил галстук.

— Я приношу свои извинения, мистер Камски…

Договорить он не успел — дверь кабины резко открылась, а Коннор инстинктивно сделал шаг назад. Элайджа — мокрый, распаренный, с растрепавшимися волосами — прислонился к двери душевой и, чуть ухмыляясь, посмотрел на него.

Вспомнилась передача на Animal Planet. Прирожденные охотники... Затаиться, подпустить жертву, как можно ближе… Кажется, так говорил диктор. Коннор вяло — то ли от духоты, то ли от взгляда Элайджи — подумал, что, наверное, ему не стоило заходить сюда. Это все сейчас выглядело как часть сложного многоходовочного плана, а он сыграл свою роль именно так, как и было задумано. Браво, офицер! Сегодня вы добыча.

— Вы что-то хотели? — Элайджа был расслаблен и абсолютно не стеснялся своей наготы. Капли воды лились на него сверху, разбивались о кожу и брызгами попадали на лицо Коннору.

— Я… Хотел…

У Элайджи стоял. Лобок и яйца были гладко выбриты. Не то чтобы это сильно волновало Коннора, но определенно мешало собраться с мыслями. По-хорошему надо было бы извиниться и стремительно удалиться из ванной, сделать еще пару отжиманий и до утра исполнять свою работу в соответствии с протоколом. Но, кажется, у Элайджи было свое мнение на этот счет, а Коннор, загипнотизированный его взглядом, не мог сопротивляться.

Или не хотел?

— Я слушаю, офицер. Продолжайте.

Шум воды прекратился, но у Коннора продолжало грохотать в ушах от бухающего в груди сердца. Элайджа  переступил через бортик кабины, вода стекала с его волос, скатывалась по груди ниже к животу, капала на головку члена. Коннор сглотнул и сделал еще один шаг назад, уперевшись в стену — теперь пути к отступлению были перекрыты совсем.

— Знаешь, а ты долго держался, — Элайджа уперся одной рукой в стену, рядом с головой Коннора, другой вытянул галстук и пропустил его меж пальцев. — Мне казалось, что такой исполнительный и ответственный офицер должен был вломиться ко мне значительно раньше. Я даже немного устал ждать, пришлось начать без тебя.

— Я следовал протоколу, — не своим голосом ответил Коннор.

Зачем он вообще это сказал?

— Да? — Элайджа приблизился к его лицу, губами почти коснулся губ, а руку положил Коннору на пах, чуть сжал возбужденный член. — А что предписывает протокол в этом случае? Как ты будешь действовать, Коннор?

Элайджа облизнул губы и провел зубами по нижней. Коннор смотрел на это, как завороженный, а может, так оно и было, и понимал — последняя капля его выдержки только что испарилась. В его протоколе ничего не было сказано о том, что он не может целовать своего подопечного, трогать или вжимать его в стену. Так что к черту протокол.

Коннор в одно резкое движение прижал Элайджу к душевой кабине, тот рвано выдохнул и улыбнулся. Хищно, обнажая зубы, довольно, будто говоря — ты все делаешь правильно, продолжай. И Коннор продолжил, остановиться сейчас он бы уже не смог. Да пусть хоть бы сюда ввалились Фаулер и сам мировой судья. Плевать. Важно было только то, как Элайджа кладет ему руки на шею и притягивает ближе.

На пол полетел форменный пиджак. Коннор даже не заметил, как Элайджа стянул его. Он только успевал, на секунду отрываясь от чужих губ, переводить дыхание и снова окунаться в головокружительный поцелуй. Элайджа целовался грубо, глубоко, вылизывал рот, хватал за волосы на затылке, и это было какое-то сумасшествие, от которого у Коннора разъезжались ноги.

Элайджа запрокинул голову и простонал, когда Коннор проделал дорожку поцелуев от его губ, по линии подбородка и вниз по шее. Разгоряченная кожа слабо пахла мыльной отдушкой, туалетной водой и еще чем-то одуряющим. Коннор провел кончиком языка от ключицы до кадыка, собирая влагу, катая дурманящий запах во рту, и вслушиваясь в тихие стоны. Он отстранился на секунду и посмотрел на Элайджу: красные, зацелованные губы, жадный взгляд, несколько пятен на шее — это он сделал? — и снова эта ухмылка краешком рта. От нее тело обдало жаром, и пробежала дрожь, будто к нему прикоснулись оголенными электрическими проводами.

Целуясь, они дошли до выхода из ванной, врезались в дверной косяк и стукнулись друг с другом зубами. Элайджа ухмыльнулся в поцелуй — Коннору не надо было видеть, он знал это — и притянул его ближе, меняясь местами, прижимая к стене, и потерся о бедро твердым членом. Он вытянул рубашку Коннора из брюк и медленно начал расстегивать пуговицы, изредка бросая на него взгляд. А тот задыхался: от этих взглядов, от полуулыбок, от прикосновений, от нарочитой медлительности, от запаха разгоряченной кожи с дурацкой мыльной отдушкой. Коннор чувствовал себя маленьким мальчиком, дорвавшимся до сладкого, хотелось получить все и сразу, облизать каждый сантиметр тела Элайджи, трогать его, не переставая, прижимать к себе и целовать-целовать-целовать, пока не кончится воздух в легких. Воздух в комнате. Хотелось Элайджу всего, с ног до головы. Только для себя.

Коннор отвел руки Элайджи и торопливо сам расстегнул последние несколько пуговок на рубашке, скинул ее с плеч, обнажая тело. Тот, пристально смотря на это, облизнулся, спустил рубашку еще ниже, до локтей, и прикоснулся губами к коже. Медленно, мучительно долго он целовал плечо, переходя к ключице, потом ниже к груди, будто рисовал языком карту сокровищ, задевал соски, слегка прикусывал их. И все смотрел снизу вверх, дразнил взглядом. А Коннор умирал тысячу раз, плавился от каждого поцелуя, обжигающего тело, выгибался и подставлялся.

Насколько еще может быть хорошо?

— Какой ты красивый, — прошептал Элайджа, целуя Коннора в шею. — Такой горячий и отзывчивый. Как же ты мне нравишься. Сразу понравился.

Коннор дернулся, но рубашка сковывала в локтях, он словно оказался в собственных наручниках. Элайджа лишь хмыкнул, утыкаясь носом за ухо и проводя там языком.

— И нетерпеливый.

Элайджа опустил руку вниз, ловко расстегнул ремень, ширинку и сжал член сквозь ткань белья. Коннор застонал и зажмурился. Возбуждение уже казалось болезненным, а от каждого дразнящего прикосновения к члену проходилось электрическим током под кожей и било прямо в мозг, высекая искры перед глазами.

Он хотел Элайджу Камски. Хотел настолько сильно, что поджимались пальцы на ногах, а дыхание перехватывало от одного только представления, каким крышесносным может быть секс с ним, потому что от него самого у Коннора уже сорвало крышу.

Коннор вывернулся из рубашки, ухватил Элайджу за руки и настойчиво подтолкнул в сторону кровати. Тот, не сопротивляясь, сделал несколько шагов назад.

— Резинки в сумке, — сказал он и опустился на покрывало.

Коннор бросился к сумке, взял то, что надо и обернулся. И забыл, как дышать.

Элайджа лежал на кровати, широко расставив ноги и медленно надрачивал себе, облизывал губы, тихо постанывал и бросал томные взгляды из-под ресниц на Коннора. Тот видел, как мелькает в кулаке багровая, гладкая, блестящая от смазки головка члена. Ее захотелось лизнуть. Встать перед Элайджей на колени, пройтись поцелуями по внутренней стороне бедра, чуть прикусывая кожу, вылизать яйца, а потом взять в рот член, чтобы почувствовать на языке его вкус. Вкус Элайджи.

— Иди ко мне, — хриплым голосом позвал тот.

Коннор подумал, пока подходил ближе и попутно стаскивал с себя штаны и белье, если Элайджа сейчас прикажет ему кончить, он кончит от одного только его голоса, даже не притрагиваясь к себе.

Коннор встал перед ним, рассматривая. Оторвать взгляд в тот момент казалось нереальным. Элайджа был таким естественно-сексуальным, таким открытым и раскрепощенным, что голова шла кругом. Хотелось нырнуть в это безумие и раствориться в нем.

Опыт с мужчинами у Коннора был небольшим и не особо запоминающимся, это было больше для снятия напряжения, плюс они оба тогда были пьяны. Сейчас ему казалось, что он так же пьян, но не от алкоголя. Голова кружилась от открытого перед ним Элайджи. Сердце заходилось в бешенной скачке, а кровь шумела в ушах, как будто он только что пробежал кросс.

— Ну же, Коннор, — Элайджа протянул к нему руку и шире расставил ноги.

Коннор устроился между ними и потянулся за поцелуем. Тонкие губы изогнулись в усмешке прежде, чем он накрыл их. Целоваться с Элайджей было охрененно, настолько же охрененно, как кататься на американских горках. Нет, даже лучше.

Элайджа притягивал его к себе, постанывал в поцелуй и терся своим членом о его. Коннор понимал, что если тот продолжит в том же духе, то он позорно кончит прямо сейчас. Нехотя оторвался от чужих раскрасневшихся губ, дрожащими руками раскатал презерватив и, облизнув палец, приставил его между ягодиц Элайджи. Палец вошел легко, не встретив сильного сопротивления, внутри было влажно и хлюпало при движении.

— Вы… Ты… — Коннор подавился словами и удивленно уставился на свои пальцы, блестевшие от смазки.

— Я же сказал, что пришлось начать без тебя, — голос Элайджи подрагивал, — так что не тяни, Коннор.

Он вошел одним резким толчком и застонал в голос. Было жарко, тесно и одуряюще хорошо. Коннор медленно качнулся, наблюдая за реакцией Элайджи. Тот смотрел в ответ, и этот взгляд был красноречивее всяких слов, он обжигал, раздевал, как будто снимал слой за слоем. Ему хотелось безоговорочно подчиняться.

— Давай же, Коннор.

Голос хриплый, с придыханием.

Коннор толкнулся еще раз и провалился в водоворот обжигающих эмоций, пьянящих стонов и дурманящих поцелуев. Он подхватил Элайджу под колени и вошел под другим углом, выбивая из него сдавленный вздох. Тело двигалось само в заданном ритме, а мозги плавились, превращаясь в бесформенную кашу. Мысли путались, и Коннор, чтобы не сойти с ума окончательно, цеплялся взглядом за руки Элайджи, когда он оглаживал свое тело, дрочил, подстраиваясь под нужный ритм; за оставленные собой же следы на его шее. Смотрел на его губы, приоткрытые в тихом стоне, которые он облизывал  медленно, соблазнительно, дразняще.

Это было словно игра в русскую рулетку — один патрон решит все.

Элайджа посмотрел на него сквозь приоткрытые веки, медленно откинул голову и подставил шею — такой доверительный жест. Коннор не удержался, притянул его сильнее, входя глубже, и вцепился зубами в кожу чуть выше ключицы. Элайджа зашипел и задергался под ним, царапая спину и хватаясь за короткие волосы на затылке. Скорее всего от укуса останется след. Хорошо, что он будет прикрыт воротом рубашки, и о нем будут знать только они вдвоем.

Коннор поцеловал ключицы, потом шею, лизнул мочку уха, покатал на языке маленькое колечко в хрящике. Он двигался медленно, размеренно, как будто качался на волнах, не хотел торопиться, хотел насладиться каждой секундой с Элайджей, потому что уже завтра такого шанса не будет. И все, что у них останется после этой ночи — лишь след на ключице.

— Коннор, — горячий срывающийся шепот обдал ухо, — Коннор, кончи со мной.

Это был тот самый патрон.

Элайджа выгнулся в его руках, цепляясь пальцами за плечи и обмяк. От этого шепота, от вида кончающего Элайджи по телу Коннора расползлось ленивое тепло, закручивая его в узел, выжимая и резко вытягивая в струну. Он сделал еще пару толчков и кончил следом, навалившись сверху.

После оргазма шевелиться и думать не хотелось совершенно. Мышцы как будто превратились в желе, а мозги расплавились. Коннор лениво перекатился на кровати, поднялся, сходил в ванную и вернулся. Элайджа лежал, раскинув руки, и, довольно улыбаясь, смотрел на него. И взгляд его как будто изменился — стал сытым, спокойным, теплым.

— Суд завтра в девять, нужно выспаться, — Коннор заботливо накинул на него одеяло.

— Под присягой клянусь говорить правду и только правду, — Элайджа поднял правую руку, — офицер Коннор шикарный любовник.

Коннор посмотрел на него осуждающе, но все же улыбнулся.

— Не думаю, что судья прикрепит этот материал к делу.

— Согласен, не стоит о таком говорить, а то может потребовать доказательств.

Элайджа укрылся одеялом и устроился на подушке, закидывая руки за голову. Коннор натянул белье и осмотрелся в поисках брюк.

Говорить о том, что только что произошло между ними, он не планировал. Да и зачем? Случилось то, что случилось, они оба этого хотели. Никаких сантиментов, просто секс. Завтра к вечеру они уже расстанутся. От этой мысли почему-то неприятно заныло в груди.

— Ложись со мной.

— Это не очень хорошая идея. — Коннор поднял брюки и выпрямился. — Я…

Элайджа не стал слушать дальше, просто схватил его за руку и повалил на кровать рядом с собой, укрыл одеялом. Коннор поерзал, но вырываться не стал.

— Что будет дальше? — Элайджа подложил руку под голову и посмотрел на Коннора.

Тот непонимающе вскинул брови.

— Завтра я провожу вас до зала суда, на этом моя работа будет окончена.

Элайджа ухмыльнулся.

— Так написано в твоем рабочем протоколе. Но ты сам чего хочешь?

Коннор открыл рот, чтобы ответить, но так и не нашел правильных слов. Чего он хотел? Он никогда не задумывался об этом всерьез. У него была неплохая работа, дом, хобби, но это действительно то, чего он хотел? Он все планировал завести собаку, но так и не сделал этого. Какая собака с таким графиком. На постоянные отношения тоже не хватало времени и сил. Кто будет мириться с тем, что он постоянно на службе? А так ли ему все это надо?

— Завтра после суда мне дадут новые документы, новое имя, новый адрес, — не дождавшись ответа и как-то устало вздохнув, начал Элайджа. — Новую жизнь. Получается это последний раз, когда ты разговариваешь с Элайджей Камски.

— Тогда, наверное, я должен как следует с ним попрощаться? — Коннор улыбнулся.

Они смотрели друг на друга мучительно долго, пока Элайджа не потянулся к нему.

— Найди меня, какое бы имя мне не дала система. Это приказ, офицер, — и коснулся его губ.

Коннору не надо было повторять дважды, сейчас он точно знал, чего хотел.

***

Коннор стоял на набережной и смотрел на яркое голубое море. Вдали виднелись парусные лодки, истошно орали чайки, и волны с тихим шуршанием набегали на берег. К нему медленно со стороны пляжа приближался мужчина, он был в одних шортах, без футболки и с завязанным на голове хвостиком. Из-за палящего солнца невозможно было разглядеть лицо, но Коннор и так помнил это лицо наизусть.

Мужчина остановился рядом с ним, чуть задевая плечом. От него веяло соленым морем, горячим, нагретым под солнцем телом и тем самым знакомым одуряющим запахом. Прошло два года, а Коннору он все так же кружил голову.

— Я ждал, когда ты найдешь меня, — ухмыльнулся мужчина. Коннору не надо было видеть, он это знал.

— Мне нравится твое имя. Нил.