Ремус вздохнул и осторожно поправил одеяло на кровати. Он перестал быть волком сразу же, как полная луна спряталась за тучи, и, разглядев в темноте улетающего на гиппогрифе Сириуса, отправился в замок, прячась от лунного света под деревьями.
Он нашёл Гарри в спальне Гриффиндора. Парень спал и, освещённый печальным светом луны, казался ангелом, пусть и с чёрными волосами. Бедный ребёнок, — в который уже раз подумал мужчина, вглядываясь в спокойное лицо. Таким он видел Поттера впервые — во время бодрствования на лице Гарри были все эмоции, кроме сонного спокойствия. Ему бы сейчас с друзьями гулять, а не бегать от оборотня-любовника и крестного-преступника, — вздохнул Люпин и осторожно погладил мягкие волосы, разметавшиеся по подушке.
Спокойствие на лице парня тут же исчезло, сменившись усталой печалью и тревогой.
— Ремус! — сонно позвал он.
— Тише, Гарри, я здесь, — Люпин осторожно присел на край кровати, стараясь не потревожить спящего парня, а затем, решившись, наклонился и поцеловал его в лоб, быстро и нежно. — Всё в порядке.
Тревожные морщины на лбу тут же разгладились, и Поттер радостно улыбнулся во сне, снова став похожим на ангела. Жаль, нельзя остановить ход времени: на такого Гарри можно было смотреть вечно.
Может, ну его к Мордреду? — задумался Ремус, механически перебирая чёрные пряди. — Я никого не убил, не покалечил и не покусал. Рон, Гарри и Гермиона не расскажут. Могу ли я остаться здесь, в Хогвартсе?
Мужчина оглядел комнату. Вон сопят на своих кроватях остальные ученики, за занавесями балдахинов не видно, кто. Луна льёт свет через зарешёченное окно, освещая красные обои и ткань. В этой ли спальне жил он сам во времена учёбы? А, какая разница!
Может, всё-таки поменять решение об уходе и остаться здесь, в Хогвартсе, с Гарри? Но что, если он опять забудет выпить зелье и перестанет себя контролировать? Кто может поручиться, что он не навредит никому? Кто может поклясться, что он не причинит вреда Гарри? Верно, никто. И как ни уговаривай себя, как ни придумывай оправдания, правда-то одна — он опасный зверь, монстр, не способный контролировать себя. И однажды, рано или поздно, он нападёт.
Ремус осторожно наклонился и коснулся своими губами губ парня, мягко и нежно, и быстро отстранился. Запомнить бы этот миг навечно, остановить бы время и сидеть вот так, с этим ощущением чужих-родных губ на своих.
Мужчина покачал головой и поднялся. В этой битве с оборотнем он проиграл, а проигравшим — горе. Пора идти, собирать вещи. Но сначала… Люпин нашёл в сумке Поттера листок бумаги и перо и, щурясь от света уходящей за горизонт луны и первых солнечных лучей, вывел три слова на латыни. А затем, подумав, ещё пару слов. Потом кинул прощальный взгляд на Гарри, нежно улыбавшегося во сне первым солнечным лучам, и ушёл, беззвучно ступая по полу. Полная Дама на портрете пропустила его без вопросов, и лишь в её нарисованных глазах блеснули понимание и сочувствие.
На завтраке Снейп кинет ядовитой россыпью слов правдивое «Он — оборотень!», а Гарри прибежит с напуганными и неверящими зелёными глазами, прося Люпина остаться.
А через четыре года Ремус погибнет, и парень взвоет над его телом, комкая в кулаке листок с острыми и искренними словами, написанными чужим, но таким родным, почерком. Это строчки из какой-то маггловской песни, и он раз за разом будет повторять их омертвевшими губами, будто заклинание.
«Vae victus. Ты не простишь мне, но надеюсь, что сумеешь не простить, а понять. Lupus.»
Это всё неизбежно будет, но потом, через часы и годы, а пока Люпин стоит у окна в своей спальне, не решаясь начать собирать вещи, смотрит на рассветное солнце, и печально улыбается. Горе побеждённым, и он побеждён своим волком. Но на губах ещё осталось ощущение чужих-родных губ, и, пожалуй, ради этого момента не страшно было и проиграть.
И в этой залитой рассветным солнцем комнате, с мечтательной улыбкой на губах Ремус готов поклясться — на пару мгновений время остановилось, словно награждая его — побеждённого, но не сломленного. А наверху, в гриффиндорской спальне улыбнулся и распахнул глаза Гарри Поттер.