Я чувствовала себя немного не в своей тарелке, наблюдая за пейзажем, мелькающим за широким окном старенького жёлтого автобуса, насквозь пропахшего бензином и мокрой землёй.

Дачный автобус. Я грустно улыбнулась. Забавно даже, учитывая то, КТО им управляет.

Прочие пассажиры ничего забавного не находили. Они просто вели себя так, как обычно. Как раньше, когда были живы.

Выбравшись со своего сиденья, мимо благообразной старушки с цветами, я прошла пару шагов и села на край надежно закованного под жестяной коробкой урчащего двигателя. Водитель улыбнулся, встретившись со мной своими лучистыми светло-серыми глазами. Не улыбнуться ему в ответ просто оказалось выше моих сил. Тем более, никакого традиционного черного балахона на нём не было. Это внушало оптимизма не меньше, чем его улыбка.

— Надеюсь, я здесь не как твой клиент? — поинтересовалась я, хотя уже догадывалась о том, каким будет ответ. Почему-то уверена, что если это случится со мной, то всё будет иначе.

— Можешь считать себя моим напарником или кондуктором, как тебе больше нравится, — предложил блондин развеселившись. Ну, ещё бы, нечасто мне делают великодушные предложения такие неоднозначные личности, поэтому удивление было слишком явным и забавным со стороны.

Взяв себя в руки, я решила подойти к проблеме иначе.

— Куда едут все эти мёртвые люди? — спросила я тихонько, чтобы ненароком не смутить призрачных пассажиров. — Выглядят, как будто на дачу собрались.

— Отчасти всё так и есть, — отозвался мужчина.

— То есть, загробная жизнь выглядит как отдых на даче?

Нет, конечно, я разное себе представляла, но чтобы именно вот так…

— Расслабься и запасись терпением, — посоветовали мне вместо ответа.

А я подумала о том, что кое-кто не меняется, оставляя недосказанность и секреты.

К счастью, мы почти прибыли на место. Автобус въехал в широкую, увитую плющом арку, остановившись прямо на небольшой полянке с яркой тёмно-изумрудной травой с вкраплениями мелких белых цветочков. Дверцы с шипением отворились, выпуская людей.

Сразу за этой поляной начинались великолепные сады с цветущими вишнями и яблонями, а между деревьями были видны крыши добротных деревянных домов. Это настолько напоминало сказку и откликалось внутри чем-то тёплым и до боли родным, что даже защемило сердце.

Меня охватила непонятная радость и тоска. Здесь настолько прекрасно, что я готова поверить в существование рая.

Призрачные пассажиры, вышедшие из автобуса, стали более яркими и радостными, едва только вступили на поляну. Некоторые из них ещё оглядывался, ну, а кто-то уже целеустремлённо шагал к садам и домикам.

Отчего-то я знала, что там обязательно будет терпкий горячий чай, налитый прямо из самовара, с добавленными в него листьями смородины, а ещё малиновое варенье и мёд. И многое из всего того, что можно было попробовать только в детстве, в гостях у бабушки. Не понимаю, откуда я могу это знать, но твёрдо уверенна, что всё именно так, а не иначе. Почему? Боюсь, как бы ни пытала я свою память — не отвечу. Придётся просто смириться с тем, что это одна из тех вещей о которой Знаешь.

— Пойдём, — поманил меня блондин, перелезая через коробку автобусного двигателя и подходя к большому люку на крыше.

Удивлённая этим обстоятельством я покорно последовала за ним и через некоторое время уже стояла на крыше автобуса, глядя по сторонам во все глаза и вдыхая кристально чистый воздух. Нет, это точно рай, а иначе просто быть не может!

— А можно спуститься? — спросила я, заглядывая в светло-серые глаза мужчины.

— Только в том случае, если больше не хочешь просыпаться, — ответил он, перехватывая меня за запястье. — Но этого не будет.

Пожалуй, это было одним из самых больших сожалений в моей жизни. Я увидела красоту, к которой не могла прикоснуться.

— Ладно, — я разочаровано вздохнула. — Быть может, тогда хотя бы прояснишь ситуацию? Ты ведь не просто так привёз меня сюда душу травить?

Смерть кивнул, выпустил мою руку и присел прямо на краешек крыши автобуса. Я села рядом, подтянув колени к груди и сцепив пальцы в замок, приготовилась слушать.

— Ты видела всех этих людей. Как думаешь, что произошло?

— Они попали в рай? — предположила я.

Блондин усмехнулся и снова спросил:

— А что именно ты подразумеваешь под раем?

Я бросила задумчивый взгляд на чистое лазурное небо.

Знаете, на самом деле мне очень долго пытались привить христианскую веру. Все эти крестики, молитвы перед сном, праздники и походы в церковь. Всё это и то, с чем я сталкивалась в своей жизни, рождало в моём сердце лишь противоречия. Может быть, для людей это нормально, но вот представьте, что говорите с пришельцем. Попытайтесь убедить его в том, почему говорить одно, а делать другое — в порядке вещей. Почему можно нарушать созданные самими запреты, а потом с лёгкостью искупать это не делом, а молитвами и раскаянием? Ведь это не просто ложь. Это сродни предательству.

Я знаю, что могу услышать массу оправданий и опровержений своим словам. Но это моя жизнь и в ней не смогло укорениться то, что противоречит моим внутренним стремлениям и правилам.

Мой мир не делится на чёрное и белое. Он разноцветный. И я принимаю его только таким. Поэтому не могу поверить и принять рай, где избранных ждёт вечное блаженство. Не принимаю и ад, который ожидает всех остальных, если верить религии.

А будь у меня возможность попасть в такой рай, то я отказалась бы недолго думая. Я там умру вторично, но уже совершенно точно от тоски.

Наверное, моим раем можно было бы назвать место, где будет хорошо, но в меру. Без пуховых перьев, арф и облаков, а просто и по-домашнему уютно, чтоб тепло в душе стало до одури.

Вспомнив о тех «дачниках» со счастливыми лицами, я вдруг всё поняла.

— Это их рай, верно? На самом деле для каждого он свой…

Блондин спокойно посмотрел на меня, но что-то в его глазах заставило меня умерить пыл и замолчать.

— Ты почти права. Этот небольшой мирок действительно можно назвать их личным раем, но есть и другие. Каждый видит его по-своему. И у всех разные стремления. Кто-то хочет остаться здесь подольше, а кто-то использует это место, как возможность для короткой передышки. Только рано или поздно, каждый отправляется в путь снова.

— И никто не хочет остаться здесь навсегда?

— Увы, это невозможно. Всё живое должно постоянно меняться, превращаясь в нечто новое, потому что остановка равносильна смерти. И остановка даже в самом прекрасном месте этого не стоит.

— А как же бессмертие души?

— Она и не умрёт. Умрёт всё то, что делает, кого бы то ни было самим собой. И в итоге, эта маленькая искорка начнёт свой путь заново. С чистого листа.

Звучали эти слова вроде и невинно, но у меня даже мурашки по спине пробежали.

Кем бы я стала, лишившись всего того, что образует именно мою личность? Кем угодно. Но только не собой. Думаю, это вообще уже будет кто-то другой, но не я.

***

Забравшись на подоконник с ногами, я выводила по стеклу незамысловатые узоры и слушала вой бушевавшей за окном вьюги. Сверкающие снежинки искрились в слепой холодной пустоте. И осыпались с той стороны стекла, брошенные отрывисто ветряной рукой.

Но этим поздним вечером думала я вовсе не о снежинках. Другие искры занимали мысли и чувства.

Как должно быть больно и холодно им там.

На плечи вдруг легли тёплые ладони и по коже пробежали мурашки не столько от самого прикосновения, сколько от контраста. Замёрзла.

— Хватит сидеть тут, простынешь, — неожиданно выдал мой зеленоглазый бог.

От удивления я даже не стала возражать. Заботливый Локи вообще не вызывал у меня желания спорить. Поэтому, я слезла и забралась на кровать, укутавшись большим уютным пледом.

— Спасибо… — произнесла я тихо, натянув плед почти до самого носа.

— Было бы за что благодарить, — откликнулся мужчина, взглянув на меня как-то странно.

Я улыбнулась.

Мне казалось, что он прекрасно понимает, о чём я говорю.

— Спи уже, — отмахнулся он и свет в комнате погас сам собой.

Прикрыв глаза, я почувствовала, что начинаю согреваться.

— Ты ведь никогда не оставишь меня в одиночестве и пустоте, — чуть слышно произнесла я, даже и не ожидая получить подтверждение своим словам. Мне и без того было хорошо и спокойно на душе.

В наступившей тишине я удивительно быстро начала проваливаться в сон. А уже засыпая, почувствовала, как заботливые руки поправляют плед и убирают с лица непослушную чёлку.

— Не оставлю, — пришёл едва слышный ответ.