Сантехника вызывали?

Трижды проверяйте любое заклинание, которое даёт вам Мими.

Чтобы не оказаться в неловкой ситуации с вантузом в руках и чужой головой между ног.

Мими клялась всеми известными ей демонами и самим Сатаной, что заклинание вызова, которое она мне выписала из какой-то древней и потрёпанной жизнью книги верное. Ритуал, по словам Мими, проводился на раз-два и любая мало-мальски пряморукая ведьма с ним справится. 

Поэтому, в общем-то, что могло пойти не так?

Началось все довольно банально — у меня на кухне потёк кран. Однако ни пляски с бубном, — и я сейчас ни разу не шучу, — ни призыв «мастера на все руки» Энди не помог справиться с напастью и три ночи мне пришлось спать под размеренные звуки разбивающихся о дно металлической раковины капель. Разбивающихся так же беспощадно, как и моя жизнь. Попытки починить кран самой тоже не увенчались успехом — я лишь вызвала еще больший потоп, который чудом удалось вернуть к старому состоянию моих утекающих нервов. 

Вызвать сантехника по телефону представлялось мне плохим вариантом, потому что внятного объяснению огромной пентаграмме посреди гостиной и мрачному антуражу, царящему в квартире. Хотя Мими убеждала меня, что сотрудники коммунальных служб и не такое видели в своей жизни.

Демон-сантехник. Что может быть еще более ироничным? Возможно, демон-сантехник, для призыва которого есть свой собственный обряд. Впрочем, после знакомства с Мими и погружением в тёмную сторону нашего мироздания, я уже совершенно ничему не удивляюсь. 

Но по крайней мере у нас были печеньки.

Крылья летучих мышей были найдены достаточно быстро, хотя продавец подозрительно на меня смотрел, словно я собиралась напустить на человечество какую-то заразу. Раздобыть незабудки осенью представлялось достаточно трудной задачей, но и с ней я справилась, повиснув на карнизе второго этажа и нагло вырывая цветы прямо с корнем через открытое окно у какой-то милой старушки. Она еще долго потом кричала мне в след проклятья. Единственным, что оказалось относительно просто найти, был последний ингредиент — яблоко, самое крупное и налитое солнцем, какое только можно было найти в городе. Мими уверила меня, что я сразу пойму, что это оно, как только увижу. К моему счастью так оно и было.

Минутная стрелка часов неумолимо приближается к полуночи, а это значит, что пора начинать. Все ингредиенты измельчены и перемешаны в салатнице на коленках. Пентаграмма в центре гостиной обновлена благодаря черному маркеру и изоленте, свечи из Икеи расставлены в строгом порядке согласно книге и зажжены, а кот приманен в самый дальний угол комнаты валерьянкой. Для обряда он не нужен, но мне спокойней, когда это пушистый преступник и похититель кильки рядом.

Окно я распахиваю настежь, вслушиваясь в ночную тишину города, погрузившегося до утра в спячку, и дыша полной грудью освежающей прохладой. У ночи всегда была своя притягательность, балансирующая на грани с безумием.

Бросив в последний раз взгляд на часы, я глубоко вздыхаю, раскрываю дрожащими руками книгу на нужной странице, стряхиваю небольшой слой пыли и вглядываюсь в маленькие буковки на пожелтевших страницах.

— Dori me, interimo, adapare, dori me. Ameno, ameno, lantire, lantiremo, dori me.

Свечи на мгновение вспыхивают, отбрасывая на стены вытянутые тени, и тут же гаснут почти до еле различимых в тлеющих огоньков на самых кончиках фитилей. Лёгкий ночной ветерок скользит от окна, заставляя огоньки на фитилях мерцать в темноте. За окном ухает сова, а где-то в глубине комнаты сверкает глазами мой кот, чтоб его. Пальцы отчего-то дрожат, а мелкие выцветшие буквы кривыми строчками прыгают по странице.

Я делаю глубокий вдох. Мысли пульсируют, мешая сосредоточиться, а обряд выполнен еще только на половину.

— Ameno, omenare, imperavi, ameno. Dimere, dimere, mantiro, mantiremo. Ameno.

Голос вздрагивает на последних словах, а вместе с ним дрожат и огоньки свечей. Книга тут же отложена в сторону, а маленький серебряный кинжал сверкает своим лезвием в свете уличного фонаря. Причудливые символы из книги уже несколько десятков раз были оттренированы ручкой в ежедневнике, — Мими несколько раз настойчиво мне повторила о важности правильных знаков, — и теперь только и ждали момента, чтобы сотворить своё черное дело.

Луна медленно восходит, расталкивая скопления мелких звёзд, пока не повисает жирной головкой сыра над землёй, свечи вновь вспыхивают, распаляемые ветром, и я мажу лезвием по ладони. Расплавленное серебро оставляет после себя алую дорожку, липкими тяжёлыми каплями падающую в салатницу на моих коленях. Кончики пальцев сами выводят незнакомые мне узоры на полу. Когда последний узел выведен, символы сначала заплясали, а затем начинают медленно двигаться, перетекать образуя совершенно новую для меня картинку. Я не успеваю вглядеться в образовавшийся образ, как багровые контуры взрываются вспышкой и исчезают.

В ожидании чего-то я просиживаю еще минут десять, тупо пялясь на то месте, где еще пару мгновений назад была моя кровушка, а теперь вновь переливает в свете луны матовый паркет. Но ничего не происходит. Ни порывов ветра, ни адских языков пламени из-под пола, как это было, когда мы случайно вызывали Белиара, ни даже мало-мальски загробных завываний. Не происходит абсолютно ничего. Я настолько зависаю, поражённая этим осознанием, что даже не замечаю как тяжёлые капли начинают методично падать на светлые пижамные штаны. Громко выругавшись на Мими и свою невнимательность, вскакиваю, перевернув салатницу, и бросаюсь в ванну, пока кровь еще не слишком сильно впиталась в мягкую плюшевую ткань.

Что ж, вариант вызвать сантехника по телефону всегда останется актуальным.

Утро встречает меня пронзительным свистом чайника, ароматом крепкого кофе и тяжёлыми неритмичными ударами капель по окну. Лампочки грустно мигают в такт скачкам напряжения, кофе обжигает язык и губу, а низкие тёмные тучи напускают на землю тумана.

Идеально утро, чтобы нести в этот мир зло.

Единственным, что меня радует этим утром, был кран. Источник моей головной боли уже пятнадцать минут не издаёт ни звука, отчего в моей темной и коварной душе просыпается надежда, что обряд все-таки сработал. Кто знает, вдруг дистанционные технологии и до Ада добрались, и они теперь могут не приходить, чтобы исполнить свои обязанности.

Кран словно чувствует, что про него вспомнили, и тут же отвечает мне пронзительным мокрым шлепком о днище раковины.

«Чтоб тебя!..»

Выругаться вслух мне не позволяет долгий и настойчивый звонок в дверь. Я напрягаюсь и резко замираю, так и не опустив чашку в раковину. У Мими был свой ключ, Энди всегда предварительно звонил мне, чтобы удостовериться, что я не занята, а Ади и Сэми предпочитали просто стоять под окнами и выкрикивать моё имя, пока я не сдамся и не выгляну. Сейчас же звонок продолжается уже секунд десять и замолкать не собирается.

По телу пробегает холодок. Я все же нахожу в себе силы поставить чашку под капающий кран и семеню ко входной двери. Глазок не демонстрирует мне ничего кроме сизой формы сантехнической службы и, скрепя сердце, я отмыкаю замок, прикрываю дверь и неуверенно выглядываю из-за неё.

— Сантехника вызывали? — низкий бархатный голос прямо у меня над ухом выбивает почву из-под ног и заставляет поднять голову вверх.

Если бы меня когда-нибудь попросили назвать самого красивого мужчину в моей жизни, это явно был бы этот сантехник. Уверена, у меня самое глупое выражение лица, какое только можно себе представить, но я просто застываю, вцепившись пальцами до побеления в дверь, и глупо открываю рот, не в силах подобрать нужные слова.

— Э-э-э, да, — спустя несколько долгих мгновений позора я выдавливаю хоть что-то, напоминающее человеческую речь.

Возможно, пялиться вот так вот слишком откровенно было неприлично. И по его усмешке я понимаю, что он заметил моё смятение. Взгляд останавливается на согнутой руке, которой он оперся в дверной косяк, а затем скользит выше, обводя чёткую линию плеч и мельком замирая на выглядывающих из-под ворота татуировках. Черные брови вскидываются вверх, а сверкнувший взгляд багровых глаз смеряет меня несколько насмешливым и одновременно заинтересованным взглядом.

Быстро подобрав челюсть с пола и мысленно несколько раз ударив себя по щекам, я отвожу взгляд от созерцания его играющих под грубой тканью мышц и приступаю к изучению не менее увлекательной нашивки на груди всего лишь с двумя буквами «А.С.».

— Вы как-то припозднились, — я делаю шаг назад, открывая дверь пошире и пуская гостя внутрь.

— У меня достаточно плотный график. Мне и так пришлось немного подвинуть людей в расписании, чтобы успеть к вам на вызов.

Я едва успеваю отскочить от двери, чтоб не оказаться зажатой между ней и менее приветливой стеной. Мне остаётся лишь проводить широкую спину сантехника грустным взглядом и захлопнуть входную дверь, на всякий случай провернув ключ в замочной скважине. Посеменив вслед за мужчиной на кухню, я ловко огибаю его, надеясь, что моя фигура сможет скрыть от него гору немытой посуды, скопившейся около раковины.

Сложив на груди руки, сантехник пялится на меня своим испытывающим взглядом, от которого внутри все сворачивается и завязывается в узел, по коже пробегают маленькие мурашки, а щеки начинают предательски пылать. Пытаюсь отвести взгляд, но вместо этого продолжаю с самым наглым видом скользить по очерченным скулам, острой линии челюсти и искусно выведенным губам. Вцепляюсь в край столешницы, чувствуя, как ноги начинают дрожать, и нервно сглатываю.

Мужчина не остаётся в долгу: его багровые глаза лишь пару секунд смеряют безразличным взглядом капающий за моей спиной кран, — разумеется, ему все прекрасно видно, — а затем вновь возвращаются ко мне, обводят всю мою фигуру, облачённую в несуразную объёмную пижаму, останавливаются ненадолго там, где должна быть моя грудь, а затем резко подаётся вперёд, отчего в нос ударяет дурманящий, как опиум аромат.

Инстинктивно откланяюсь назад, но лишь сильнее упираюсь ягодицами в острый край столешницы.

— Итак, что тут у нас?

Он нависает надо мной, делая вид, что рассматривает кран. Во рту пересохло, словно я неделю не брала в рот ни капельки. Внутри все давно горит, а мысли с неистовой силой бьются о стенки черепной коробки.

— У нас это… — выдавливаю осипшим от избытка эмоций голосом, — трубы горят.

Он мягко усмехается мне на ухо, заставляя пружину внутри меня еще больше сжаться.

— Вот как, — чувствую, как его губы растягиваются в ухмылке. — Давайте посмотрим. Что там у вас.

Он отстраняется, словно нарочно мазнув кончиком носа по моей шее. С трудом удерживаю себя от того, чтобы зарыться пальцами в его тёмные волосы, притянуть к себе и впиться в эти идеальные губы руки итальянского художника. Спешно мотаю головой, пытаясь отогнать от себя возникающие в голове образы, но вместо этого напряжение внутри меня усиливается и я отчего-то сжимаю ноги, надеясь, что секундное наваждение испарится.

Пока я пребываю в попытках прийти в себя, рука сантехника уже сжимает моё бедро сквозь мягкую ткань. С силой вжимаюсь в край столешницы. Ловлю пьяным взглядом его ухмылочку и чувствую, как меня подхватывают, а затем опускают на холодное дерево, жалобно заскрипевший под моим весом — меньше надо на ночь есть булочек. Растерянно хлопаю ресницами, пока пальцы мужчины сосредоточенно развязывают двойной бантик на моих штанах.

— А… вы точно сантехник? — голос непривычно дрожит, а пальцы бьёт мелкая дрожь.

— Разумеется. Но несколько… иного рода.

Его голос обволакивает молочным туманом, прикасается к каждому натянутому нерву, принося с собой успокоение. Смотрю в его алые глаза и не могу отвести взгляда, чувствуя, как мысли путаются, переплетаются друг с другом тугим узлом и виснут на остатках моего сознания кривыми рождественскими гирляндами. Пальцы сами тянутся к темным уложенным волосам, чтобы в следующее мгновение зарыться в черные пряди и растрепать их. Хмурый взгляд из-под опущенных бровей скользит по моему лицу и ниже, останавливается на тяжело вздымающейся под объёмной кофтой груди и опускается на наконец поддавшийся узел, тут же безвольно повисший двумя грустными ниточками.

Открываю рот, чтобы что-нибудь возразить ему, осыпать проклятьями, ну или с мольбой попросить вернуться к моему капающему крану, но замираю, стоит его кончикам пальцев коснуться моей щеки, мазнуть по губам и опуститься на талию. Нервно сглатываю, подкативший к горлу горький комок, отдающий утренним кофе, и задерживают дыхание, когда рука демона оттягивает резинку штанов и нагло пробирается дальше. Мужчина не отрывает от меня своего взгляда, его прикосновения обжигают, и он подаётся вперёд, отчего в нос ударяет его запах.

— И мне кажется, — кончик языка обводит контур пылающего уха и спускается ниже, оставляя после себя влажную дорожку, — течёт в этой квартире далеко не кран.

Чувствую, как щеки горят, нет, пылают от его слов. Прикусываю губу, когда он дотрагивается до меня кончиками своих пальцев, скользит по влажной коже, но так и не задевает самых чувствительных точек. Его губы оставляют на шее россыпь рваных поцелуев, а мне остаётся лишь вцепиться пальцами в край столешницы, проглатывая рвущиеся наружу стоны. Каждое движение отдаётся маленькими электрическими разрядами в кончиках пальцев, и я глухо стону сквозь плотно сжатые губы. Кожей ощущаю, как демон ухмыляется, и только сейчас понимаю, что все еще не знаю его имени.

Как беспечно с моей стороны.

Размыкаю пересохшие губы, скольжу по ним язычком и собираю в кулак все оставшиеся остатки самообладания. Пытаюсь выдавить из себя хоть что-нибудь, но звук лишь шершавой наждачкой вырывается из лёгких.

— А…

— Люцифер.

Сердце тут же пробивает электрическим разрядом, и оно растерянно замирает, пропуская несколько ударов. Имя низким бархатным покрывалом срывается с приоткрытых губ мужчины и падает на мои плечи. Выгибаюсь и упираюсь ладонями в грудь мужчины, пытаясь отстраниться, но вместо этого сама открываюсь ему, тут же жадно хватая ртом воздух, когда его пальцы проникают в меня.

Его движения медленны, размеренные, а во мне просыпается лишь дикое желание взять его вторую руку и положить себе на грудь, но вместо этого, я зачем-то закрываю себе рот ладошкой под снисходительные смешки Люцифера. Вздрагиваю, когда его пальцы касаются особо чувствительных точек, и даже размеренное капанье крана не может сбить моего внимания, прикованного к этому мужчине. Он неожиданно нежен, но это наваждение тут же испаряется с особо чувствительным укусом и резким движением руки. Моя оборона окончательно рушится, и громкий стон наконец срывается с искусанных в кровь губ.

Все тут же резко прекращается. Люцифер отстраняется, а я пытаюсь отыскать в потянутом дымкой разуме хоть что-то, что могло отдалённо сойти за помощь.

— Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, — начинаю бормотать первое, что приходит мне в голову, не особо задумываясь о смысле, — omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine…

— Фи, как грубо, — Люцифер кривится, нависая надо мной. — Мне показалось, ты не хочешь, чтобы я уходил.

Его горячее дыхание прямо у меня над ухом обжигает кожу, а терпкий аромат парфюма бьёт в нос. Гарь, коньяк и розовый перец — самое пугающее и волнующее сочетание, что я встречала.

Кончики пальцев вновь скользят по моей щеке, оставляя после себя влажный след, и я не могу сделать даже короткого вдоха. Он обводит контур моих губ и несильно давит на них, заставляя приоткрыть, и тут же проникает внутрь пальцами. Поражаюсь своей покорности, но обхватываю его губами, скольжу языком по каждому кончику, чувствую на них свой собственный вкус и почему-то от этого пружина внутри еще больше стягивается.

Пальцы неожиданно исчезают, а я глупо тянусь за ними кончиком языка, но нахожу лишь мягкие, отдающие клубникой губы. Люцифер обхватывает кончик моего языка, посасывает его, а затем углубляет поцелуй, цепляя клыками мою нижнюю губу. Рука ложится на мою шею и ощутимо сжимает, вырывая из моего горла хрипы. Вторая же скользит по спине, останавливается на талии и рывком притягивает меня к демону.

Поцелуи у Люцифера жадные, собственнические, как будто мы знакомы не каких-то полчаса, а целую вечность. Он кусает, оттягивает на себя истерзанную мною губу и слизывает кончиком языка металлические капельки. Пальцы, с силой сжимавшие шею, теперь ослабевают, но лишь чтобы зарыться в волосы, накрутить на кончики мои пряди и оттянуть голову назад. Холодный ветер мажет своими длинными пальцами по коже, и та покрывается мурашками. Люцифер роняет небрежный поцелуй в уголке моих опухших губ и отстраняется.

Его пальцы все еще крепко держат меня за волосы, и я чувствую, как быстро колотится сердце в его груди — кажется, что в несколько раз быстрее, чем у любого человека. Это снова даёт мне небольшую передышку, и я бегаю взглядом вокруг себя, пытаясь найти хоть что-то для своего спасения, пока Люцифер прожигает меня своим тяжёлым взглядом и оставляет на коже невидимые человеческому глазу ожоги.

Наконец, демон отпускает мои волосы и тянется к моим штанам, тут же вцепляясь мёртвой хваткой в растянутую резинку. Пульс подскакивает, волоски на шее встают дыбом и я неожиданно встречаюсь взглядом с вантузом. Шальная мысль простреливает в голове быстрее, чем я успеваю все осознать.

— Ну, может, это, сначала вантузом попробуем?

Мысленно встречаюсь лбом со своей ладонью, хватаю многострадальный бытовой предмет в руки и с мольбой смотрю на Люцифера. Он лишь ухмыляется, отстраняется от меня и опускается на колени, утягивая вслед за собой и мои плюшевые штанишки. Пальцы с силой вцепляются в деревянную рукоятку, и я всаживаю в кожу несколько заноз.

— Не думал, что у дам нынче пошли столь специфичные вкусы, — Люцифер цокает языком. — Но если захочешь, можно и вантузом попробовать.

От представленной картины кровь отливает от моих щёк, и я тут же активно мотаю головой, пропуская момент, как его пылающие губы оставляют дорожку из поцелуев на внутренней стороне бедра. Вскрикиваю, когда острые клыки смыкаются на бледной коже, а затем кончик языка ласково обводит контур укуса. Скользит кончиком носа выше, царапает щетиной нежную кожу, и я судорожно втягиваю в себя воздух, когда ощущаю его горячее дыхание. Зарываюсь пальцами в черные пряди и притягиваю демона ближе, негромко выдыхая, когда его язык обводит каждый миллиметр раскалённой кожи, надавливает на чувствительный клитор, выбивает остатки здравых мыслей из моей головы, а вантуз отправляет в полет на дно раковины.

Трижды проверяйте любое заклинание, которое даёт вам Мими.

Его губы спускаются и оставляют под коленкой пылающий укус, а затем Люцифер распрямляется. Пару мгновений вглядывается в моё раскрасневшееся лицо, пока я пытаюсь трясущимися руками убрать налипшие на лицо пряди, а после неожиданно подхватывает меня, ставит на ноги и поворачивает к себе спиной. От неожиданности охаю и опираюсь рукой о тёплое дерево — второй пытаюсь пониже натянуть объёмную кофту, но тут же получаю болезненный удар по ладони. Очерчивает кончиками пальцев линию бедра, рассеянно мажет по клитору и вновь проникает в меня пальцами. В глазах темнеет: я могу лишь слышать, как он что-то рассеянно ищет.

— Ну так что: вантуз или… — его шёпот раздаётся прямо у меня над ухом.

— Только не вантуз! — лёгкие нотки паники проскальзывают в моем голосе, когда я нахожу в себе силы ответить.

— Эх, а я уже понадеялся. — Он звучит по-настоящему раздосадованным, а я могу лишь с облегчением выдохнуть, когда чувствую, как он прижимается ко мне всем телом. — Придётся по старинке.

Откидываюсь назад, прижимаясь спиной к его груди, и выдыхаю, когда его губы припадают к пульсирующей под кожей венке. Прикусывает кожу, оставляя раскрывающиеся багровые бутоны. Проникает в каждую распалённую похотью мысль, растягивает ее, как патоку, каждым движением пальцев, оставляет влажным следом и звонким шлепком на раскрасневшейся коже. Пытаюсь руками нащупать за спиной его штаны, но вместо этого натыкаюсь лишь на бархатную кожу, — и когда только успел? — обвожу каждую выступающую венку и мысленно молюсь, чтобы соседи уже не спали.

Люцифер кладёт руку на мою шею и резко наклоняет меня вперёд. Хватаю ртом воздух, когда ощущаю, как он прижимается ко мне, как пульсирует совсем рядом со мной, как играется. Нетерпеливо ёрзаю, подаюсь назад, но получаю в ответ лишь еще один удар. Из горла вырывается болезненное шипение. Пытаюсь обернуться, но рука на шее не даёт этого сделать. Делаю еще одну попытку…

…и захлёбываюсь воздухом. Демон входит резко, вжимая меня в острый край, и тут же начинает двигаться. Сжимаю ноги, и получаю в ответ довольный рык. Зарывается пальцами в мои волосы, наматывает их и тянет на себя. На мгновение Люцифер отстраняется, медленно входит в меня и вновь исчезает, отчего я недовольно скулю, скребу ногтями по скользкой поверхности и ловлю ртом воздух, когда он насаживает меня на свой член. Запах Люцифера опьяняет, его рваные толчки выбивают из меня последние мысли, а мягкие губы на шее пускают по телу электрические разряды. Подаюсь бёдрами на встречу и уже не пытаюсь сдерживать срывающиеся с губ стоны — они кажутся мне далёкими, чужими, точно не моими.

Я не могла отдаться на собственной кухне первому попавшемуся демону.

Рука демона сжимается на моей шее, принося с собой желанный туман бреда. Люцифер яркими вспышками врывается в моё сознание, громким рыком проносится по каждому натянутому нерву. Сбиваюсь с ритма, ловлю ртом воздух и цепляюсь за ускользающее от меня сознание, пока демон рваными быстрыми шлепками вбивается в меня. Сердце пропускает несколько ударов, отдаётся нервным болезненным стуком глубоко внутри, разносит кипящую кровь по венам, чтобы в следующее мгновение окончательно предательски умолкнуть, оставив меня один на один с собственными охрипшими стонами.

И взрывается с новой силой.

Хватаю пальцами густой воздух. Пытаюсь зарыться от звенящей пустоты в голове и шумно сглатываю. Все вокруг неожиданно становится тихим, словно на мир опустили тяжёлую вуаль, скрывшую меня ото всех. Ощущаю движения Люцифера, но они лишь пульсацией отдаются внутри меня. Сжимаюсь вокруг демона, насаживаюсь глубже и слышу прорвавшийся сквозь липкую пелену мужской стон. Мужские пальцы с силой сжимаются на моей талии, толчки становятся рваными и беспорядочными, и Люцифер шумно выдыхает мне в шею, вздрагивая всем телом.

Секунды тянутся слишком долго, размываются в сознании и растекаются теплом внутри. Люцифер отстраняется, тяжело дышит и резко поворачивает шатающуюся меня за плечи. Негромкий щелчок и надоевший за несколько дней размеренный стук капель прекращается. Ноги дрожат, а вцепившиеся в край столешницы пальцы едва не распыляют старую древесину на маленькие щепки. Люцифер несколько долгих мгновений изучает меня взглядом своих пылающих глаз, усмехаясь, а затем немного отстраняется.

— Ваш кран в полном порядке, — томно выдыхает мне прямо в губы и скользит по ним кончиком языка. — И в следующий раз вызывайте меня только в случае крайней необходимости.

Он бросает на меня многозначительный взгляд, останавливается на дрожащих ногах и растягивает губы в улыбке. Скользит кончиками пальцев по щеке, склоняется ближе, опаляя мои потрескавшиеся губы и вновь вызывая внутри меня приятную дрожь, и… испаряется, оставляя после себя опьяняющий аромат мужского парфюма и бергамота. Мне требуется несколько минут, чтобы восстановить дыхание, и еще больше, чтобы понять самую важную вещь в моей жизни.

Я убью Мими.

Но сначала сломаю в квартире всю сантехнику.