My youth, my youth is yours
Trippin' on skies, sippin' waterfalls
My youth, my youth is yours
Runaway now and forevermore
My youth, my youth is yours
A truth so loud you can’t ignore
My youth, my youth, my youth
My youth is yours
Догорающее майское солнце разливается в воде, тепло пропуская по волнам. Чонгук щурится, не отводя взгляд от горизонта. Такого больше не будет, момент неповторим. Над морем кружат чайки — вечерний ритуал. Чонгук приветливо им машет, жалея, что не взял хлебцы. Он вообще жалеет, что время быстротечно — скользит, как песок между пальцами, и кожу обжигает. Чонгуку бы обратить всё вспять, вернув те самые моменты. Да только молодость не возвращается.
Вечерний прилив смывает метку — сегодня ночь будет особенно лунной, звёздным ореолом окутана. Чонгук ступает дальше — ближе к тонущим лучам, глубже к каменному дну. Море тянет к себе, как и прежде. Совсем как Чимин. Чонгук невольно сравнивает, вспоминая. Морской берег подарил ему встречу, момент обратил в бесконечность. Чимин — и солнце, и море. Миллионы солнечных волн, теплотой обволакивающих Чонгука. Чимин — его вечная юность, улыбкой озаряющая путь. В море скрыты недосказанности, в море — вся его печаль. Чонгук оглядывается на сушу, понимая — там его судьба. Волнуется наверняка, в закате ищет облик. По щиколотки в воде, замёрзнет ведь. Больше всего Чонгук боится остудить солнце, спугнуть любимые лучи. В чужой улыбке энергия жизни таится, «только не испей до дна, оставь взамен свою любовь». И Чонгук оставляет — сердце зовёт к источнику тепла. Вода его бы унесла в свои таинственные глубины, да только космос ждёт. Горизонт вспыхивает красным, освещая путь до берега, и Чонгук улыбается морю напоследок. Ведь мы ещё вернёмся?
Чимин дрожит едва — вечерний ветер мурашками по коже. Вода ещё тёплая, приливу быть. Как и тогда. Букеты спелой вишни внутри вдруг разбухают, аромат совсем хмельной. Волны его несут, затуманивают разум. Вмиг обволакивают крепко, прижимаясь со всей нежностью. Шёпот на уровне угадываний — пойми по ритму сердца. «Я. Тебя. Очень». «Ты. Моё. Всё». Улыбка Чимина и правда с силой тысяч солнц — грейся, упивайся. Дорожи. И Чонгук дорожит, ведь в сердце горячем запечатана юность.
***
Линии на песках смываются слабо, в притоках исчезают. Объятия Чонгука глубже омута — тепло и навсегда. Носом ведёт по чувствительной шее, ароматом наслаждаясь. Чимин смущается, будто впервые, и руки, сцепленные в замке под сердцем, поглаживает. Искры лёгкие мелькают, играясь между собой. Чонгук целует в плечо, подбородком утыкается. А у Чимина, как и тогда — бабочек перешёптывания, совсем невесомые на рёбрах печати ставят. Момент их юности не вечен, но в поцелуях украдкой, нежных, время замирает. Друг друга согревают, потерять боясь. Стук чужого родного сердца с собственным перекликается. Чонгук замечает взрыв первой звезды на небе, и пальцы сжимает тёплые. «Смотри, это наша звезда. Та самая». И Чимин смотрит; узнаёт в россыпи ту самую, только их звезду. «В ней моя юность. Яркая и неповторимая. Как и ты». Чонгук шепчет совсем ласково, обнимая ещё нежнее.
— Моя юность принадлежит тебе.
— Ты — моё всё.