Мандарины и Мишки на Севере

Никто обычно не соглашался подежурить в НИИ тридцать первого декабря. Холодные коридоры и пыльная лаборатория с острым запахом реактивов к кануну нового года неумолимо пустели. 

В предпраздничные дни никто нетерпеливо не дергал за рукав халата с горящими глазами, чтоб рассказать о разработке, которая пророчит не просто премию – переворот в науке. В служебках вместо привычного стука деревянных костяшек счетных досок звучали поздравления, лаборантки шептались и хихикали, передавая друг другу надушенные свертки – институт дышал предпраздничной атмосферой. Которая, впрочем, скоро стала затихать. 

Все спешили домой. Инженер их понимал, правда, поэтому остался дежурить. Бухгалтеров, химиков и финансистов дома ждали друзья, любимые, может быть, даже кошки. И важно встретить с ними зимний праздник, чтоб потом весь год все у всех было хорошо, потому что «все плохо» уже надоело. 

Виктор Сергеевич – влюбленный в науку человек без отпуска, но с законными выходными - спешил к брату в деревню. Перед такими поездками он всегда был суетливо-веселым и добродушным, не ругал за разбитые колбы, поливал уже политые кактусы. А сегодня утром сунул Кеше хрустко шуршащий пакет из крафт-бумаги – «вместо премии» - подмигнул и широко шагнул за турникет. Кеша даже поблагодарить его не успел, поэтому только проводил знакомое серое пальто взглядом и мысленно пожелал Виктору Сергеевичу счастливого нового года. 

Стажер убежал после обеда. Он долго извинялся за косо прикрепленную надпись-поздравление на первом этаже, поправляя свитер, желал «много-много здоровья и крепкого счастья» и отчаянно покраснел до ушей, когда Инженер передал поздравление и для его дамы сердца. Стажер подарил шерстяные носки – «мама вязала», поэтому Кеша простил его немедленно, и сам пошел перевешивать фанерные буквы, прихватив с собой Лешку.

Лешка убежал на каток в центре города сразу после того как надпись «С Новым годом, НИИ!» радовала глаз своей аккуратностью. Для него этот праздник будет сладковато пахнуть морозом, искрами бенгальских огней и бьющим в нос игристым советским шампанским. Инженер немного похмурился для порядка, но справедливо решил, что Лешка заслуживает веселья. Он хороший друг, даже когда постоянно обедает, или чересчур много болтает. 

Уже к десяти часам НИИ опустел полностью. На улице то и дело мелькали вспышки петард, а у Кеши вдруг закончились абсолютно все дела. Он записал последние показания приборов рядом с очередным открытием отечественной химии, перемыл и без того чистые мензурки и поплелся в свой пустой кабинет, пересчитывая по пути фикусы в напольных кадках.

На автомате щелкая выключателями и закрывая двери, Инженер думал о том, что завтра к обеду он уже будет запоздало доставать с пыльных антресолей такую же пыльную елку, которую потом нужно будет полить из лейки и обязательно оставить обтекать в душевой кабине. 

Шаги гулко отдавались в коридорах. 

На антресолях, наверное, так пыльно, что на деревянной поверхности можно нарисовать снежинки, а если повезет, то и целую крысу. Инженер почему-то любил рисовать пыльных крыс, они получались даже лучше снежинок. 

У Кеши в детстве была красивая белая крыса, наверное, даже мышка. Она доверчиво жалась к ладоням и быстро-быстро умела дергать носиком. Когда она чихала, а чихала она очень смешно, наполнитель для клетки и любые сыпучие вещества в радиусе пяти сантиметров разлетались в стороны. Поэтому Кеше всегда казалось, что нарисованная им крыска тоже может в любой момент чихнуть, и тогда пыль разлетится в стороны сама, а ему не придется ее вытирать. 

Жаль, что конфетти у кабинета бухгалтерии никакой крыской  не уничтожить. Бумажки пришлось собирать мокрой тряпкой, они прилипали к замерзшим рукам, цеплялись к кедам и никак не хотели исчезать с пола. Цветастый погром перед их красивым бухгалтером Александром Михайловичем еще днем устроил Лешка. Взорвав огромную хлопушку, он зарядил всех вокруг нервной веселостью, а себя лишил мифической премии. Кеша за погром был ему вдвойне благодарен: Александр Михайлович смешно и очень важно замахивался на Лешку толстенным кожаным портфелем, а цветастая куча – последствия веселья – немного отсрочила момент, когда за спиной Инженера закрылась дверь кабинета, где ему предстояло провести новогоднюю ночь.

Первым делом Кеша включил обогреватель – в просторном, пустом кабинете было по-настоящему холодно. В квадратные окошки из толстого закаленного стекла, протянувшиеся вдоль длинной стены, светила еще растущая, но уже пузатая луна. 

Он еще несколько минут грел руки, крепко зажмурившись – мысленно еще раз поздравляя с праздником всех-всех своих друзей и знакомых – пусть у них все будет как надо. 

Потом еще немножко пожалел, что они так и не купили в НИИ телевизор – там в этом году президент в красном галстуке, а еще в прошлом году была другая, в красной юбке. Вовремя вспомнил, что радио все-таки есть, и уже очень скоро повторял за Аллой Борисовной вечное «один лишь способ есть нам справиться с судьбой», распихивая по ящикам серые папки, чтоб освободить стол.

В замкнутом кабинете вдруг оказалось, что пакет от Виктора Сергеевича совершенно восхитительно пах сырокопченой колбасой и мандаринами, что несказанно обрадовало желудок Кеши, видевший сегодня только две чашки цикория с утра. 

Мандарины весело покатились по расстеленной на столе свежей газете, когда из сумрака коридора вдруг послышался какой-то стук, а потом приглушенный топот. 

Кеша, почему-то шепотом извинившись, убавил Аллу Борисовну. Стук повторился уже ближе. 

Вряд ли в лабораторию забрались воры – Виктор Сергеевич говорит, что оттуда и украсть уже нечего – но ведь это вполне может быть кто-то из НИЯ. По шее Инженера пробежали мурашки. А что? У них таких разработок явно нет, вот они и решили под Новый год пробраться… а там раствор новый на стадии синтеза… 

Кеша встрепенулся, скинув с себя остатки беззаботности и настороженно прислушался. Тишина. Он снова увеличил громкость радио, чтоб усыпить бдительность кого-то неизвестного и стал на цыпочках красться к выходу. 

Надо было прихватить из лаборатории тот увесистый микроскоп, - просто на всякий случай, - потому что человек с железякой в руке выглядит совсем иначе, чем человек без железяки. 

Инженер решительно и беззвучно вздохнул и вдохнул, словно перед неизбежным прыжком в глубокую холодную воду и быстро открыл дверь. Прямо перед ним что-то тоненько пискнуло и упало. 

- Кто здесь? – спросил Кеша, с прищуром вглядываясь в темноту. 

- Это я, - ответил знакомый голос откуда-то снизу, - Я, новая лаборантка. Зина, Зина Кашина. 

Кеша вдруг захотел от души стукнуться головой об стол. Порадовавшись, что в полумраке коридора не видно, как он покраснел ничуть не хуже Стажера, Инженер бросился поднимать сбитую дверью девушку.

- Зина, простите меня, я не думал, а что же это вы здесь…

К счастью, Зина сильно не пострадала – немного помялось синее платье с накрахмаленным белым воротничком и русые пряди упали на глаза. Уже в кабинете объясняясь, румяная Зиночка сдувала их со лба, смешно надувая щеки.

- Я засиделась с отчетом последним, там правки нужно было внести, его вчера не приняли. И я, знаете, потеряла счет времени, а сейчас дверь уже закрыта… 

Один локон никак не хотел падать, и нахмуренный Кеша как-то на автомате протянув руку, заправил его за ухо девушки. Покраснели оба. Он опомнился первым, торопливо заходил вокруг массивного стола:

- Что же делать, что же делать… Давайте позвоним сторожу! Он откроет.

- А сегодня дежурит Семен Константинович! - как-то счастливо объявила Зина, и отпустила на расстеленную Инженером газетку занимавший обе руки сверток, - А он, знаете, совершенно глухой, и даже если мы всю ночь будем ему звонить, он нас не услышит! 

У Кеши под жилеткой что-то кольнуло - Зиночка улыбалась так, словно не была заперта в новогоднюю ночь в НИИ, а выиграла в лотерею. Темные глаза сверкали ярче лакированных елочных игрушек, и столько задора было в ее голосе, что не улыбнуться в ответ не представлялось возможным.

- Зин, а как же мы… У меня ни елки, ни чайника…

Она вдруг засмущалась, деланно заинтересованно стала сверток разворачивать.

- У меня тут в термосе чай смородиновый – я сама сушила, и конфеты вот еще. Это «Мишка на севере», мои любимые, мне сегодня кто-то на стол целый кулек положил… Случайно не знаете, кто?

Конечно, Кеша знает. Еще он знает, что конфеты стоили ровно половину от его зарплаты, а пол у лаборантской очень скрипучий, и сложно было туда попасть беззвучно во время перерыва. Знает и о том, что кроме конфет Зина Кашина очень любит рисовать и ананасы, но на ананасы денег не хватило и…. 

- Нет, Зина, я даже не догадываюсь. Но у меня есть мандарины. 

Они встретят этот год вдвоем в согретом обогревателем и Зининой улыбкой кабинете. Президент почему-то по радио будет говорить о том, что год был тяжелым, а впереди будет еще тяжелее, за окнами буду грохотать салюты, и Кашина прилипнет к толстому оконному стеклу носом в каком-то совершенно детском восторге. Где-то под потолком будут витать запахи мандариновой кожуры, смородинового чая, праздничного горьковатого одеколона Кеши и их хрупкого уютного счастья. Счастья от наступления нового года, возобновления веры в лучшее и зарождения нового, теплого чувства, клубящегося где-то в солнечном сплетении.

Зина подарит ему варежки. Она знает, что вязала их сама. Точно так же, как знает, что годовой отчет в полном порядке был сдан еще неделю назад, а у Семена Константиновича все в полном порядке со слухом.