О любовных письмах и знаковых подарках

Дорогая Азирафель,

Не уверена, прочитаешь ли ты когда-нибудь это письмо, но если однажды это случится, то так тому и быть. Я пишу его, чтобы ты знала о моих к тебе чувствах. С каждым днём мне всё сложнее держать их в секрете. Рассказать о них тебе прямо я, честно признаюсь, боюсь, поэтому я пишу эти строки. 

Ты знаешь, со словами у меня не всё гладко. Но самое главное, что мне хочется тебе сказать, это то, что ты самый настоящий ангел. Иначе я не могу объяснить, почему всё в моей жизни изменилось в лучшую сторону только после твоего в ней появления. 

Я полюбила наши встречи, наши прогулки, наши разговоры по душам. Я полюбила всем сердцем твою улыбку, твой голос, твой смех — всё это наполняет меня жизнью, как ничто другое. 

Я люблю тебя, Азирафель, и уже ничто никогда этого не изменит. 

А.К.

Ещё не растаявший февральский снег на клумбах, крышах и подоконниках — белый. Конверт в руках с письмом внутри — красный. Такой же красный, как румянец на щеках. И он становился только ярче, пока Анна разглядывала письмо и перечитывала то, что она там понаписала.

— Она определённо не должна его видеть. — Кроули жмурится от смущения и отчаянно вздыхает, складывая листок обратно в конверт.

Сегодня у Кроули выходной. Она вполне заслуженно могла провести его лёжа на диване в своей уютной комнате, смотря фильмы, играя в игры, ругаясь с растениями. Но вот она здесь. Перед дверью в квартиру Азирафель. Стоит, злится на Анафему, взявшую её на слабо, и перебирает варианты всевозможных событий ещё усерднее, чем раньше. Если ещё вчера она могла себя успокоить тем, что у нее есть ещё несколько часов, чтобы все продумать от и до, то сейчас обратной дороги уже не было.

Вернее, была, конечно. Анна могла позорно сбежать, так и не постучав в дверь. Но… Какой же тогда во всём этом смысл? Во всех переживаниях? Лишних криках на коллег? В черновиках, которые она исписала, пока пыталась в полной мере выразить свои чувства на бумагу? Анафема сказала: «Либо сегодня, либо никогда!», и это очень вдохновляло Кроули. Пока она не оказалась… там, где оказалась.

— Я ведь вполне справедливо могу и не отдавать ей его! Правда же? — бормочет девушка себе под нос. Она топчется по маленькой лестничной площадке, и стук ее каблуков кажется слишком громким. — Да, я его написала. Допустим. Очень давно написала. Пусть. Но это же не значит, что ей обязательно его читать! Мы можем просто… провести время вместе. Без всяких писем. Без всяких разговоров о чувствах. Как обычно. Ведь можем же? И никакие там Анафемы не будут клевать меня едкими замечаниями! Ни сегодня, ни завтра, ни потом!

Анна запрокидывает голову, глядит на потолок в поиске совета, но не найдя его, раздражённо вздыхает.

Она не готова. Совсем. Пусть и представляла, и репетировала признание Азирафель миллионы раз. Пусть. Но сейчас она… Нет. Не готова.

— Дыши, Кроули. Она твоя подруга, ты пришла в гости. Как десятки раз до этого. Забудь все эти глупости про день влюблённых, признаешься, когда… когда получится.

Анна делает несколько глубоких вдохов — это придаёт ей сил. Она отбрасывает сомнения, шагает к двери и совершенно точно собирается постучать. К ее удивлению дверь почти сразу приоткрывается, как только ее кулак касается двери. От неожиданности Анна сжимает не спрятанный конверт в руках и быстро оглядывается: куда бы его спрятать?! Не глядя она суёт его туда, откуда взяла — в пакет с гостинцем.

— Ох, это ты Кроули! Так здесь правда кто-то был. А я уж подумала, что с ума сошла! — Азирафель смущённо хихикает. Кроули любуется. — Подумала, что шаги за дверью мне кажутся. Такого успела себе напридумывать! Ох, ты проходи, проходи, дорогая.

Кроули проходит. Слышит, как за ее спиной Азирафель закрывает дверь, продолжая что-то бормотать. Губы сами собой растягиваются в улыбке умиления.

— Ты какими судьбами? Что-то по работе или?..

— Или, — недолго думая перебивает Кроули, оглядывая маленькую прихожую. С прошлых визитов тут мало что поменялось. — Ты ведь сказала, что я могу приходить в гости в любое время. Вот и заглянула… Я принесла пирожные.
«Твои любимые», — мысленно договаривает Кроули, завороженно протягивая пакет из кондитерской. Восторг в глазах Энджел стоит всего на свете.

— Ах, спасибо, дорогая! — широкая улыбка озаряет лицо, когда она аккуратно принимает подарок. — Разувайся, снимай пальто, проходи. Пойду поставлю чайник. А ещё скоро должны привезти суши.

Кроули сняла верхнюю одежду и прошла следом за Азирафель в уютную кухню. Именно уютным всё в её квартире делало не что-то крупное, резко бросающееся в глаза, не расстановка мебели или какое-то специальное сочетание цветов, а маленькие детали: картины, рисунки, списки дел, какие-то фигурки, подвески, украшения и книжки. Всюду книжки.

— Ты сегодня очень нарядная, — говорит Кроули и садится за стол, обращая на окружение уже не так много внимания. — Кого-то ждёшь?

— Ну… Как бы да… — Азирафель затихла. Она собиралась сесть напротив гостьи, но вдруг замерла на месте, а затем, неловко улыбнувшись, отвернулась и направилась к шкафчику с посудой за чашками.

— А кого? Вместе с доставщиком суши должен приехать доставщик комплиментов? — шутит она, заранее уже предполагая ответ.

«Габриэля…» — в мыслях отвечает она за подругу, пока ты коротко хихикает и медлит с ответом.

Тишина разбавляется только звуком льющегося в чашки чая. Анна начинает злиться, волноваться и жалеет, что открыла рот. В поисках успокоения она обводит взглядом кухню и внезапно для себя находит его в небольшом цветке на подоконнике. Её цветке. Он был посажен у Кроули дома вместе с десятками других. Она подарила его Азирафель в качестве символа их знакомства и… зарождающейся симпатии (только сама Азирафель об этом, конечно не знала), а Энджел в ответ подарила ежедневник. Кроули смотрит на счастливое растение и чувствует, как внутри неё такими же цветами расцветает восторг.

«Он не только выращен, но и стоит на видном месте! Она не забывает о нём!»

— Вообще-то, — тихо возражает Азирафель, аккуратно ставя перед Кроули чашки с чаем, — вообще-то… тебя.

Кроули не сразу осознаёт, что её застали врасплох. Она переводит поражённый затуманенный взгляд с цветка на Азирафель и не понимает, что именно Энджел имеет в виду.

— Что, прости? — переспрашивает она, вспоминая последние фразы их разговора.

— Я ждала тебя, Анна, — повторяет Азирафель, и её щёки очаровательно розовеют. Они смотрят друг другу в глаза, и Кроули честно пытается поверить своим ушам. Поверить, чтобы иметь полное право незамедлительно обнять Энджел так крепко, как только получится.

Их напряжённое молчание прерывает звонок в дверь.

— Это, наверное, доставка. Я сейчас, — выдыхает Азирафель и быстро уходит.

Кроули воспоминает, что почти весь ежедневник исписан мыслями об Азирафель и переводит подозрительный взгляд на цветок, ожидая от него каких-нибудь сумасшедших пояснений, но тот безмятежно молчит. Только листья едва заметно подрагивают (вероятно, от сквозняка).

— Молчишь, да? Учти, если это будет Габриэль, я не посмотрю, что ты волшебный какой-то оказался, возьму и швырну тебя ему в лицо, понял? — шипит Анна.

К счастью для цветка, это действительно оказывается доставка. Кроули спокойно выдыхает, переведя взгляд на улыбающуюся Азирафель с пакетом в руках, и мгновенно забывает о цветках и прочих странностях. Она наблюдает за тем, как Азирафель порхает по кухне, накрывает на стол, что-то непринуждённо болтает. Мимолётное признание Энджел всё ещё держится в голове Анны, но она не решается завести об этом разговор. Пока Азирафель не ныряет руками в пакет из кондитерской и не вытаскивает вместе с выпечкой помятый красный конверт. Сердце Кроули пропускает удар.

— О, что это? — спрашивает она, осматривая письмо со всех сторон. На самом конверте ни подписи, ни марок. Это кажется девушке странным и очень загадочным.

— Ох, это… это так, пустяк, глупость, чепуха, случайно положила, наверное! — Кроули вскакивает с места и пытается отобрать конверт, но Энджел удивительно ловко уклоняется от рук подруги, продолжая вертеть бумагу в руках. Кроули не оставляет попыток дотянуться до письма, которое, возможно, сумеет в один миг разрушить всё, что ей так дорого. Анна наконец ловит Азирафель в объятия после нескольких минут их своеобразного танца. Кроули сразу же обнимают в ответ, и, она не будет скрывать, это становится одним из лучших моментов в её жизни.

— Это любовное письмо? — тихо спрашивает Энджел прямо в лицо Кроули. И она не в силах отвести взгляда от голубых блестящих глаз. Руки Азирафель с письмом за её спиной, так что теперь, чтобы забрать его, придётся разорвать объятия, а делать этого хочется меньше всего на свете.

Да и… зачем?

— Да, — так же тихо признаётся Кроули.

— Твоё?

— Моё.

— Для… меня?

— Для тебя…

— Тогда я всё-таки должна его прочесть?

— Всё-таки должна, — соглашается Кроули, сжимая подругу в объятиях крепче и пряча лицо в мягкой ткани её хлопкового платья. 

Она не видит лица Азирафель, но определённо точно представляет, как её взгляд скользит по неровным буквам, строчкам, вбирает в себя их смысл. Анна вдыхает сладкий аромат цветочного шампуня, кожи шеи, чёрного чая, и этот запах помогает ей быть относительно спокойной. 

Секунды тянутся как желе, и с каждой такой Кроули всё сложнее представить, что ей вся-таки придётся отстраниться. Сердце Азирафель начинает стучать быстрее, дыхание становится прерывистым, и Анна жмурится крепче, когда слышит шуршание бумаги за спиной. 

«Она дочитала!» 

Молчание напрягает безумно. И даже прикосновения тёплых ладоней к плечам не успокаивают сразу.

— Я тоже… ох, я тоже, Кроули! Подожди, я сейчас! — вздохнула Азирафель, выбираясь из объятий. Анна проследила за подругой крайне взволнованным взглядом. 

«Она что, заплакала? О, нет…» 

 — Вот. Я тоже пыталась недавно написать. Для тебя,  — шмыгая носом, неуклюже перетаптываясь на месте и кусая губы, Азирафель крутила в подрагивающих руках немного помятый, с кое-где зачёркнутыми фразами листок.  — Я так и… не закончила, не оформила до конца, мне так жаль… Возможно, мне стоит всё-таки для начала его дописать? Ох…

 — Ничего страшного, ангел, — с тихим восторгом шепчет Кроули не в силах отвести взгляда от раскрасневшейся девушки. Она заключает её в новые объятия и незаметно прижимается губами к макушке. — Можно? — спрашивает она аккуратно, протягивая руку к небольшому листку. 

— Да, конечно, — Азирафель хихикает немного нервно и много смущённо. 

Дорогая Анна, 
Не знаю, как начать
Не знаю, как выразить свои чувства... 
Всё в голове лихорадочно путается. Но я определённо точно могу сказать, что твоё появление — одно из самых ярких событий в моей жизни! После встречи с тобой я поняла, что такое жить по-настоящему. Жить за пределами моей квартиры, моей комнаты, моего воображения. Ты открыла для меня заново тот мир, в котором я всегда жила. 

Несмотря на то, что вместе с тобой мне всегда спокойно, ты продолжаешь быть яркой искоркой, освещающей мой маленький уголок. Иногда меня пугает мне бывает страшно, что эта искорка может разгореться превратиться в настоящий уничтожающий всё на своём пути пожар, но несмотря на это меня продолжает тянуть только к тебе. 

— Всё совсем плохо, да? — Азирафель ещё больше краснеет.

— О нет, это самое лучшее, что я когда-либо читала. 

— Ты не так много читала, Кроули, — Энджел смеётся более расслабленно. 

— А суть уже не в этом! — Они смеются вместе. Кроули снова скользит взглядом по строкам и её душа поёт от переполняющего её счастья. — А… как давно? 

— Наверное, как и ты. С того дня, как только увидела тебя впервые. Я хотела об этом написать тоже. 

Кроули опускает голову, а Азирафель наоборот поднимает и их полные счастливых слёз глаза наконец пересекаются. В этом взгляде было всё: и дни раздумий над письмом, и неделя переживаний перед днём влюблённых, и месяцы их знакомства, и, казалось, целая вечность, которую они провели вместе. 

Кто из них начал аккуратный поцелуй, тоже сказать было сложно. Но когда смущение и неловкость в обеих стали зашкаливать, первой отстранилась Азирафель и вежливо спросила: 

— Ты ведь останешься на обед? 

— И на обед, и на ужин, и на завтрак, и навсегда, мой ангел.