Может ли он быть сошедшим с ума,
Глядя нам в лица, сердца и дома,
Зная мысли, вкусы и взгляды,
Посетив заповедники ада.
Море, деревья, солнце и звезды,
— Может ли он пожалеть, что все создал?
Красота никого не спасла.
Красота — только повод для зла.
Мало кто может похвастаться тем, что знает настоящего Ангела. Четвёртая никогда и не хвасталась. И за это Ангел благодарил их.
Стае казалось, что они знают Македонского, но на самом деле не имели никакого представления, кроме клички. Даже Сфинкс, которому посчастливилось выслушать его, по сути ничего не знал. Наверное, и сам Македонский не мог похвастаться этим. Разве что когда-то давно. А сейчас этот факт не важен, ведь Светлый Ангел пожелал стать Серой Тенью и так стремился к этому, что, порой, кажется, он действительно сливается со своей собственной. Зато Македонский выучил каждого. Выучил, что Слепой уходит почти в одно и то же время и часто запинается о задравшийся порог босыми ногами; что Сфинкс любит чай с мелиссой и почему-то от всех это скрывает, но забывает убирать кружки с тумбочки; что Лэри вечно кидает свою куртку где попало, а на утро со злобой удивляется, где она и почему не висит на уголке кровати.И он незаметно помогал. Нашел гвозди с молотком и починил не только порог, но ещё и несколько полок. Убирал эти самые забытые кружки и вскоре не только за Сфинксом. Неслышно вешал кожанку Лога на её «место». Всегда с охотой собирал рассыпанный Табаки бисер и прочую мелочь, которую Шакал вечно умудрялся терять вокруг себя. Он выучил, что Лорд терпеть не может зелёный чай, лишь единожды его попробовав; что Слепой не брезгует и может питаться одной лишь штукатуркой Дома. Стая приняла это, словно Македонский всегда был с ними. Как будто парень был здесь, как неотъемлемая часть. Как тень самого Дома. А если сказать кому-то из Четвёртой, никто бы сразу не поверил, что их Ангел так благоговейно заботится о каждом. Но потом всё равно бы начали следить, и Македонский перестал бы быть тенью. Поэтому никто не говорит.
Доблестный Ангел, который сложил крылья, спрятав их под безразмерный свитер, скрывший глаза под тёмно-рыжей чёлкой. Крапчатые глаза, несущие в себе прошлогоднюю осень, выдают его, мешают незаметно творить чудеса. Ему нельзя. Ему запретили. Но сила рвётся наружу, её не остановишь простыми словами и даже сильным желанием. И тогда он решит стать Ангелом-хранителем. Его мир был полон слёз и лимонного сока. Побоев и невидимых железных цепей на шее. Его жизнь точно не была сказкой. Той, что приписывают Ангелам. В тех историях они — посланники божие, которые лишь шепчут на ухо, наставляя на путь истинный, и живут без забот. Жизнь Македонского никогда не была такой. До Дома. Тут Ангел стал свободен, тут смог избавиться от тяги невидимых цепей. Стать тем, о ком писали истории. И он чувствовал за собой долг, ведь ничего не бывает просто так. Только Дом не просит даров. Он сам возьмёт, если понадобится, и возьмёт то, что действительно нужно. Зато есть стая. Его маленький дом в Доме. Ангел-хранитель четвёртой. Он создал им мир, добавил краски, забрав всё самое ужасное. Жизнь обделила серодомных жителей, из-за чего их мечты закачивались на новой пачке сигарет. Немногие колясники мечтали о возможности ходить, и никто не заглядывал дальше. В Доме не снились цветные сны. Это был другой мир, в котором чтобы увидеть краски, надо чем-то платить, куда-то идти… И лишь в четвёртой комнате на втором этаже несколько человек научились мечтать. Они не делали это специально, не брали уроков. Просто ночью их Ангел снимал запреты Дома, и стая видела яркое солнце, которое вовсе не палит, как в жизни. Видела дождь, который не мочит одежду, и людей, которые не травят душу. Ангел создал состайникам мир, которого никогда не было у него, о котором не писали даже в книгах. Но на утро все молчали, ведь если начать обсуждать, Македонский перестанет быть тенью. Поэтому никто не говорил.
А он заперся в поднебесье
И пишет о людях песни,
Рыдая над каждым аккордом
От ярости или восторга.
Ему так нужна их милость,
Он смотрит на то, что из них получилось,
Каждый их вздох ощущая,
То гневаясь, то снова прощая…
Каждую ночь он наблюдает за стаей. Никто никогда не узнает, что незаметный Македонский не спит ночами. Как и не поймут, кто дал им возможность исправить свою жизнь хоть и ненадолго. Они сначала будут думать — это Дом, но затем поймут, что только их ночью сопровождают цветные сны. И замолчат, больше не привлекая внимания. Незаметный Македонский будет каждую ночь смотреть их общий сон, но никогда там не побывает. Будет почти рыдать от счастья, глядя на радостные улыбки. Серодомные жители не улыбаются по пустякам и Четвёртая не исключение. Но получив эту странную возможность мечтать, они не будут серьезными в своём мире. Македонскому в это время станет стыдно. Он неосознанно уже какую ночь подглядывает за состайниками. И не просто за ними, а за их душой и настоящими чувствами. Стыд сменится совершенно внезапным гневом. Что-то в подсознании будет кричать о долге всей Четвёртой перед ним, но почти так же быстро и гнев сменится на милость. Они уже отплатили ему, показав себя настоящих там, где это было можно.
Македонский всегда хотел милости от стаи, но никто не благодарил его открыто, ведь тогда он перестанет быть тенью. Поэтому никто не говорил.
Может ли сам он нуждаться в прощении?
Знает ли он своё предназначение?
Как ощущает он смерть?
Хочет ли иногда умереть?
Как ощущает он звон тишины
И одиночество среди весны?
Может быть, он счастлив вполне,
Может быть, он плачет во сне…
Что натворил светлый, доблестный, ходящий Серой Тенью Ангел? Нарушил обещание, данное когда-то Мудрой Кошке. «Если хочешь остаться с нами, то никогда — слышишь? — никогда никаких чудес». А он не смог. Просто хотел как лучше, отдав всё, что было, стае, потому что считал это нужным, правильным. «Ты плохо слушал меня?» — спрашивал Сфинкс, прожигая взглядом зелёных глаз человека, который ненавидит пустословие и несбыточные надежды. Он почему-то не верил в чудо, а Македонский разрушил даже те мелкие ростки, что были и давали надежду. Ангел, который просто хотел сделать лучше. Он был им, пока не стал Драконом. Яростным Красным Драконом, которого не волнуют чужие смерти, чужая радость и горе. За ними всегда велась охота. Ведь приручивший сразу считался величайшим магом, а дракон становился игрушкой и исполнителем грязной работы.
Незаметный Македонский всегда был Драконом и отчего-то находился под статусом Ангела. Он просто не хотел нести зла людям. В первую очередь тем, что стали для него настоящей семьей. А Драконы, особенно красные, не бывают добрыми. И он не был таким. Этот был только очнувшимся от забвения, голодным, неутомимым хищником, которого невозможно было приручить, имея при себе хоть сотню ловушек и мечей. Дракон оставил его, когда всё кончилось. Когда-то, чего так боялся Ангел, сбылось. Тот, кто просто хотел приручить хищника, кто шел к своей цели напролом, применяя любые средства, теперь лежал, как обычно, на своей кровати, но не дышал, не шевелился. Он не бормотал во сне и ему не снились странные кошмары, осаждающие только его.
Теперь ещё одна кличка к трём имеющимся — Убийца.
Македонский больше не нарушал правил. Свято исполнял законы, данные только ему лично, и начал спать ночью. В то время, когда обычно происходили чудеса. Теперь в Четвёртой никому не снились сны. Нет, они были, но на фоне их сна, раскрашенного чьей-то рукой в яркие краски, это не считалось. Серые, однотипные, взятые в невидимые рамки. Ещё кошмары. Леденящие пот и кровь ужасные сновидения, заставляющие то одного, то другого члена стаи подскакивать на своей койке, с частой и громко отдышкой.
Ангел всё это слышал, видел сквозь чуткий сон и беззвучно плакал от бессилия. Он обещал себе устроить Четвёртой лучший мир, обещал оберегать их, но в один день сделал только хуже и теперь не осмелится. Он будет настоящей тенью, какой должен и хотел быть.
Ангел станет другим. Смотря в окно, не будет видеть что там; слушая музыку, будет пытаться разбить барьер тишины, скручивая звук до предела. Он будет слышать ночью чьи-то голоса. И почему-то все до единого из них сыпят упрёками. Незаметный Македонский. Теперь для всех он спит каждую ночь, а для себя он выдумал уже не одну смерть. Ангел-хранитель, упрекающий себя за всё, старающийся теперь ещё больше. Красный Дракон, вновь спящий и не чувствующий за собой вины. Убийца, вполне счастливый от того, что свободен и безнаказан. Просто парень, который не может понять, почему именно у него такая странная жизнь.
Я так хочу, так хочу ощущений
У меня есть лишь миг эйфорий и мучений.
Пока не вернётся в холодную вечность
Моя уязвимость, моя человечность.
«В Четвёртой есть парень не от мира сего…», «У рыжих нет души — это про него…» — говорили серодомные жители. Никто не знал о хозяйственном Македонском, всегда готовом протянуть руку помощи. И не узнают, ведь он такой только когда держит себя в руках. А сейчас по Дому ходит странный парень, который ко всему относится безразлично, который вроде бы уже стал одного цвета со своей тенью, но заметнее любого Крысёнка. Он не ходячий мертвец, но и не резвый жилец. Никто из стаи не стремится помочь Македонскому, поддержать его парой слов, ведь тогда он станет ещё заметнее. Поэтому никто не говорит.
А странный парень, уже которую ночь ночующий на Перекрёстке, просто попал в плен. Ему не нужны спасатели и радость, что Четвёртая это понимает. В Доме всё по-другому, и если в Наружности ищут себя духовно, проявляя таланты в творчестве, то в Доме себя ищут буквально, скитаясь по этажам за убежавшим.
Македонский всегда будет Македонским. Это он понял в первый день забвения и нашел себя в первый раз. Ангел — хранитель не убегал далеко. Даже наоборот, он, не прячась, пребывал в Четвёртой, продолжая стеречь покой состайников. И когда Македонский понял, что пока целая стая, её будут оберегать, он нашел себя во второй раз. В планы не входило искать Убийцу. Ни в коем случае Македонский не снимал с себя ответственности, но ему не хотелось искать этого себя. Если представилась возможность исправить что-то, нужно пользоваться. Остался Дракон. Неукротимый зверь, которого разбудили, оставив без надежды на скорое возобновление сна. Ангел говорил, что хищника нужно подманить, как любое животное. А Македонский думал, что ему нечего дать Дракону. В прошлый раз тот очнулся, защищая себя. Ещё раз, защищая его самого. А сейчас никому не требуется помощь. Тогда он понял, что и его Дракон на самом деле добрый, и когда он нагуляется, то обязательно вернётся сам. Поэтому уже седьмую ночь странный парень Дома ночует на Перекрёстке, и когда он найдёт частичку себя, то обретёт покой, обретёт человеческую уязвимость и прочие чувства. Только найдя Дракона, он снова обретёт человечность.
И в Четвёртую стаю вернётся Македонский. Которого юный Курильщик будет звать Маком, которого Слепой и Сфинкс изредка, в полной тишине, назовут Ангелом и которого Табаки с задором и жаром провозгласит Красным Драконом. Когда это случится, Македонский исправит Шакала и в стае появится новый состайник, который будет лишь копией другого.
Мало кто может похвастаться тем, что знает настоящего Доброго Дракона. Четвёртая никогда и не хвасталась. И за это Добрый Дракон, который был ещё Ангелом и просто Македонским, от всей души благодарил их.