Если я чего-то не вижу, значит этого не существует

Проблема в том, что Чжун Ли не просто кидает копье в воздух со всей силой падающего метеорита.

А он также одним изящным движением перехватывает металлическую стрелу в нескольких дюймах от лица Чайлда. Он разламывает ее надвое, едва подумав, разжимает ладонь — и нет ничего, кроме крупинок мелко измельченных камней.

Затем, как будто специально для того, чтобы развеять все оставшиеся сомнения относительно его плохо охраняемого секрета, сама земля вздымается волнами острых камней в ответ на приказ ее уважаемого господина Чжун Ли.

Так что нет, Чжун Ли не просто кидает копье в воздух. Он не останавливается и полностью уничтожает любые сомнения Чайлда относительно успешности своих попыток притворяться обычным человеком.

***

Они совершенно не говорят об этом во время путешествия по извилистым тропам Заоблачного Предела — божественной обители могущественных и просветленных Адептов, которую Чжун Ли, кажется, знает как свои пять пальцев. Он ходит небрежно, как будто высоты и старые скалы являются не чем иным, как знакомыми и уютными залами его дома.

Что технически не далеко от правды. Чайлд мысленно хвалит себя за остроумие, с трудом поднимаясь на еще один валун. Если он заставит себя улыбнуться, возможно, ему это действительно покажется забавным.

Чжун Ли смотрит на удручающий туманный пейзаж с такой нежностью, что Чайлду кажется, что он стал свидетелем чего-то сакрального. Его интуиция, отточенная после многих лет работы в качестве действительно эффективного агента Фатуи, шепчет ему, что Чжун Ли, скорее всего, в двух шагах от того, чтобы начать напевать себе под нос. Соберись, Чайлд.

(И Чжун Ли действительно напевает себе под нос. Эта мелодия ему незнакома, вероятно, потому, что она, как и Чжун Ли, родились двадцать пять миллионов тысяч лет назад, или когда там великий и могущественный Чжун Ли впервые милостиво благословил Ли Юэ своим славным присутствием и кладезем неизмеримых знаний?)

***

Всю дорогу до деревни Цинцэ они об этом совершенно не говорят. Потому что ужасающее осознание того, что они не должны, цепляется за Чайлда и отказывается отпускать.

Они не могут об этом говорить. Не тогда, когда Чжун Ли не знает, что Чайлд знает, что Чжун Ли определенно не просто человек.

А что касается того, почему Чжун Ли не знает…

— Тут малоизвестный короткий путь, — говорит тот, ведя их в пещеру, настолько древнюю, так хорошо скрытую, что их шаги поднимают бурю пыли, которая уносится прочь, обнажая сокровища, что считались потерянными временем.

— Лучше не пробуждать их ото сна, — говорит Чжун Ли, отворачиваясь от груды камней, которые, как позже понимает Чайлд, были древними железными гигантами.

— Следи за тем, куда ступаешь, — предупреждает Чжун Ли, совершенно не обращая внимания на свой шаг. Не бросив взгляда на опасно узкую дорогу, он рассеянно переступает через корявые корни деревьев, внезапные обрывы и торчащие кристаллы. Это что, послеобеденная прогулка по саду? Чайлд, Одиннадцатый Предвестник Фатуи, спотыкается как минимум четыре раза и чуть не вывихивает ногу.

Так что, нет. Они не говорят об этом, потому что Чжун Ли — покоритель гор и морей, тот, кто сделал Ли Юэ землей золота и процветания, землей Адептов, чье царство построено на костях богов, ну, которых он и поверг.

Каким-то образом, вопреки всему, Чжун Ли, кажется, не понимает, что он не… Что он не совсем… Что он не совсем опытен, когда дело доходит до…

(Чайлд смотрит на Чжун Ли, который потерялся в торжественной беседе с геокристаллической бабочкой... Геокристаллической бабочкой — просто парящим куском элементарной энергии. Как? Зачем?)

Честно говоря, Чжун Ли не понимает, что в нем столько же хитрости, как у пылающего метеорита, падающего на Ли Юэ. Что он, вероятно, мог бы воплотить в жизнь так же легко, как вздохнуть. Что не имело бы значения, если бы у него действительно хоть что-то было в голове и он понял, что, эй, может быть, так не умеет делать обычный человек? Может, мне стоит больше сдерживать свои силы? Может, мне, наверное, не стоило вытворять все это при подозрительном «дипломате» из Снежной?

Подумай про это, Чжун Ли! Голова дана для того, чтобы ей думать.

Увы, к несчастью для людей Ли Юэ, бедняга Чжун Ли — идиот, который считает, что он успешно притворяется обычным камушком, незаметно лежащим на обочине дороги. Но это не так. Он самый подозрительный из всех людей, что заставит даже крайне невнимательного Фатуи остановиться и приглядеться.

Где его навыки самосохранения? Чайлд злится всю дорогу, даже не понимая, почему в нем закипает неконтролируемый гнев. Просто так.

***

Что окончательно ломает Чайлда, так это то, что стая венценосных журавлей устремляется к Чжун Ли, как будто от этого зависит их жизнь, вместо того, чтобы впорхнуть в небо и улететь.

Стая огромных пернатых птиц ластится к Чжун Ли, требуя внимания. С легким смехом, Чжун Ли — Чжун Ли! — поддается их поклевкам за рукава и кончики пальцев.

И вдруг Чжун Ли стягивает обе перчатки, чтобы… ох. Он гладит журавлей. Его руки нежно бегают по их головам, а пальцы бережно нежно царапают им перья. Его руки. Его руки! Совершенно скандально.

Чайлд все еще храбро цепляется за последние клочки своего рассудка, когда Чжун Ли достает из воздуха жменю гречневой крупы, чтобы накормить птиц. Что за фигня? Это иллюзии? Кошмарные галлюцинации могущественного Гео Архонта Ли Юэ, дружащего с журавлями?

— Что за фигня? — с чувством выпаливает Чайлд.

***

Чжун Ли не видит в этом проблемы. Именно в этом и заключается проблема. Чжун Ли, почему Предвестник, которого отправили в (эти данные засекречены), должен читать тебе лекцию про самосохранение? Собственно, почему? Чайлд выбрасывает эту мысль из головы, выбирая вместо этого менее сложную причину дуться на Чжун Ли.

— Я просто изменил траекторию копья, — смущенно говорит тот.

Чайлд не знает, смеяться ему или плакать.

— Чжун Ли. Ты делаешь вид, будто это пустяк. Как будто это что-то столь обычное, что ты с этим сталкиваешься каждый день.

Чжун Ли моргает:

— Просто практика, и так любой сможет.

Полное недоверие, охватившее Чайлда, почти сбивает его с ног.

— Мало того, что ты попал прямо в сердце, с нулевой погрешностью! Невероятно точно! Сила удара разрушила валун позади бедняги и вырвала с корнем вон то крепкое на вид дерево.

Чжун Ли, Гео Архонт, самый (на втором месте, голос Синьоры пронзительно звучит в его голове) могущественный из Семерых, склоняет голову, как потерянный ребенок:

— Похитители сокровищ не устроили нам засаду из добрых намерений, не говоря уже о магах бездны и их хиличурлах. Я просто ответил тем же.

Ответили тем же! Чайлд знает, что эта фраза будет преследовать его до того дня, пока он, наконец, не освободится от нынешнего кошмара.

— Чжун Ли, мы оставили после себя бесплодную пустыню. Даже останков от многочисленных врагов не осталось. От многочисленных! Которых хватило бы, чтоб составить небольшой батальон!

Даже костей не осталось! Или других трофеев; наконечников стрел, сломанных копий, масок хиличурлов, моры. Хоть чего-нибудь, чтобы говорило, что тут раньше были живые существа.

Чжун Ли невинно моргает, как будто это не он сравнял все с землей.

Чайлд словно участвует в комедии, на которую он не подписывался.

— Ты буквально обратил их в пыль, Чжун Ли.

Чайлд пытается подобрать слова, которые вертятся у него на языке, и ужасается, что не находит их. Его голова пуста. Возможности Гео Архонта поистине превосходят воображение.

На лице Чжун Ли наконец-то появляется намек на удивление, прежде чем оно медленно сменяется робостью. Слава Богу, надежда еще есть.

— Прошу прощения. Обычно я не… Инстинкт редко так меня настигает. В следующий раз пыли будет меньше, а останков — больше, обещаю.

Чайлд открывает рот. Закрывает его.

— Проблема не в этом, — медленно говорит он со спокойствием, которого не ощущает.

Выражение лица Чжун Ли такое серьезное.

— Но ты в безопасности.

Как будто это все объясняет.

В Чайлде вспыхивает волна разочарования:

— О чем мы вообще говорим? Моя безопасность имеет такое же отношение к теме, как вино — к Мондштадту.

— Они целились в тебя, — сухо прерывает Чжун Ли.

Чайлд скрипит зубами:

— Ну и хорошо!

Чжун Ли искренне удивляется.

— Что? — спрашивает он, настолько озадаченный, что Чайлд хочет его ударить.

Это Бог войны? Это тот, кто в одиночку сформировал Ли Юэ, проливая реки божественной крови?

— Что «что»? — раздражение проскальзывает в словах Чайлда кислотой. — Ты знаешь, кто такие Фатуи. На что способны Фатуи. И все же для меня… — в этот момент он почти рычит. — Чжун Ли, у тебя галька вместо мозгов? Есть ли в твоей голове хоть что-нибудь?

В глазах Чжун Ли замешательство, он снова полностью упускает суть.

— У меня не было цели расстроить тебя намеренно. Скажи, пожалуйста, что я сделал не так?

Что сделал Чжун Ли не так? Что сделал Чжун Ли не так? Чайлд тычет пальцем в себя, затем в маску, висящую на его волосах, затем в глаза Чжун Ли, пульсирующие янтарным светом, затем опять в себя, и, наконец, заканчивает немое представлением обвиняющим ударом прямо в сердце Чжун Ли.

И все же тот осторожно берет его за руку.

— Чайлд, — произносит он аккуратно с искренним беспокойством. — Тарталья. Почему ты так взволнован?

Чайлд закрывает глаза.

— Они узнают, — наконец произносит он тихо. — Кто-нибудь обязательно выяснит правду.

Чжун Ли тихо хмыкает в подтверждении.

— Возможно, — он легко соглашается.

Чайлд кривит рот:

— Даже у тебя есть сердце, которое может перестать биться. Если ты снова ошибешься, как сегодня…

— Я не ошибся, — просто говорит Чжун Ли, — я не ошибся сегодня, — он задумчив, когда они встречаются с Чайлдом взглядами. — Они могут узнать. Но разве будущее высечено на камне?

Чайлд отворачивается от его искренней улыбки.

***

Вера Ли Юэ в их Адептов непоколебима. Их боги всегда ходили среди них и всегда будут.

Чжун Ли приседает, восхищенный весенним перцем Чили Джи Юнь. В его волосах запутались листья, а лицо вымазано в грязи. Они двое ранее упали в канаву. Чайлд мудро держит рот на замке, поскольку великолепные и благоговейные изображения Властелина Камня одно за другим возникают в его голове.

— Я понятия не имел, что разновидности этого перца так распространены, — бормочет Чжун Ли, совершенно очарованный. — Знаешь ли ты, что, несмотря на свое название, он появился не в Джи Юне? — Чайлд зажмуривается, собираясь с силами. Вот оно снова. — Их нынешнее название только недавно вошло в обиход примерно четыре века назад…

Недавно. Четыре века назад. Чайлд тяжело вздыхает. Ему ужасно жаль, он ничего про это не знает. Ни одно живое существо на бескрайних просторах могущественной и древней Ли Юэ этого не знает. Это не общеизвестные факты.

Чжун Ли продолжает идти, не обращая внимания на внутреннее смятение Чайлда из-за того, что враг его Царицы так легкомысленно себя выдает.

— Видишь ли, этот род — ответвление первоначального семейства… — Чайлд поддается вперед и отчаянно хватает его за руку.

— Чжун Ли, — почти умоляет он. — Пожалуйста, остановись.

Тот ничего не понимает, мрачно думает Чайлд, устало подпирая лицо рукой. Он смиряется с тем фактом, что Чжун Ли выпустит своего внутреннего ботаника на следующие полчаса. Вот так себя ощущают родители неугомонных детей? Усталость настолько сильна, что даже мозги болят.

— Таким темпом ты отдашь свое Сердце первому встречному, — он вздыхает про себя.

Чжун Ли распахивает глаза в странно невинной манере:

— Чайлд?

Его усталый мозг поздно осознает, что он сказал, и он замирает. Как тактично с твоей стороны, Тарталья. Он надеется, что у него отвалится язык, и он больше никогда не совершит такую ошибку, заговорив.

За исключением того, что Чжун Ли сгибается, будто сдерживает смех.

— Первому встречному? Не волнуйся, — в его глазах плещется легкая искорка веселья. — Не отдам.

А Чайлд снова остается сбитым с толку и измученным.

***
И опять.

Жизнь протекает совершенно нормально. Чжун Ли как обычно стоит посреди шумной улицы Ли Юэ, открывая свой бумажник.

Чайлд в ожидании перехватывает дыхание. Бабочки порхают в его груди, а счастье угрожает перелиться через край, пока душа не превратится в нескончаемый источник чистого блаженства.

Но ничего. Там пусто. Опять.

Чайлда будто ударяет об землю змей Чи. У него появляется внезапное желание провалится сквозь землю, туда, где похоронены старые боги Ли Юэ.

Чжун Ли хмуро смотрит на свой кошелек, как будто видит его в первый раз. Чайлд тяжело вздыхает, кидает немного моры на стол, сердито хватает невинный мешочек с лазуритом (неужели господин Гео Архонт не может себе просто наколдовать парочку камней?) И утаскивает очень озадаченного Чжун Ли прочь.

В тихом закоулке Чайлд крутит головой. Его маска почти сваливается с головы из-за гнева:

— Это же твое имя. Это буквально твое имя, — он яростно тычет пальцем в Чжун Ли. — Как ты можешь забывать про мору, когда это твое имя?

Тот выглядит таким же сбитым с толку и потерянным, каким был Чайлд последние дни.

— Что не так с моим именем? — с любопытством спрашивает он.

Чайлд так сильно смеется, что ему хочется плакать.

— Простите за неуважение, господин, но… Моракс — мора. Мора — Моракс. Валюта названная в честь Бога контрактов, названная в… — он наполовину кланяется Чжун Ли. — Твою честь? — с каждого слова капает яд.

— Ох, — Чжун Ли имеет наглость выглядеть удивленным, как будто это было какое-то открытие. — Ты прав, верно.

Даже маска, сидящая на волосах Чайлда, должно быть, сейчас дрожит от волнения.

— Чжун Ли, о легендарный Властелин Камня… — он яростно трет глаза. — Пожалуйста, скажите, почему вы всегда забываете про мору, господин Чжун Ли?

Часть Чайлда отстраненно задается вопросом, не будет ли он сегодня сброшен со скалы за такое неуважение к Богу. Но большая часть Чайлда борется с желанием схватить Чжун Ли за плечи и как следует тряхнуть, пока все камни не выпадут из его глупой башки.

Тот же смотрит вниз с серьезным выражением лица, обдумывая вопрос, лениво постукивая пальцами по подбородку. Он идеально имитирует умного человека. Крупицы надежды вспыхивают в Чайлде. Неужели он наконец получит ответ на одну из самых больших загадок Вселенной?

Глаза Чжун Ли мягко светятся янтарем, когда он наконец поднимает голову. Чайлда почти трясет от нетерпения. Тот открывает рот. Чайлд затаивает дыхание.

— А зачем мне брать с собой мору? — серьезно спрашивает Чжун Ли с искренним недоумением.

Чайлд ненадолго задумывается о том, чтобы вырвать свое сердце вместо сердца Чжун Ли. Он уже может написать книгу «Как легко вычислить Властелина Камня», Том (I).

***

Он одергивает себя в следующий раз, когда проходит мимо статуи Чжун Ли… э… статуи Моракса… нет, Властелина Камня, он останавливается и замирает.

Чжун Ли. Это Чжун Ли.

Это глупая прядь волос Чжун Ли, что падает ему на глаза, и глупый изгиб губ. Чжун Ли так легко угадывается в статуе, что Чайлд одновременно впечатлен и обеспокоен наблюдательными способностями всей нации Ли Юэ.

Это несомненно Чжун Ли, и все же. Что-то неприятное оживает внутри Чайлда, тихая тревога окутывает его сердце. Он хмурится, инстинкт подсказывает ему, что с этой каменной имитацией Чжун Ли что-то ужасно не так.

Но что? Чайлд смотрит очень долго на статую. Он смотрит и смотрит, пока не узнает горбинку на носу, но на ум не приходит абсолютно ничего.

Вот (не относящиеся к делу) наблюдения, которые он, мастер Чайлд из Фатуи, делает:

Во-первых, каменный «Чжун Ли» (с этого момента и далее названный как Стонели) обладает гнетущей аурой, которой нет у статуй Барбатоса Мондштадта. Стонели безразличен. Требовательный. Пренебрежительный. На нем лицо Чжун Ли, но это единственная часть, которая успешно имитирует его.

Во-вторых, Стонели не просто сидит на своем троне. Он сутулится. Сутулится. Томно растянувшись на своем насесте, он является воплощением всей той надменной гордости, будто знает, что весь мир падет к его ногам. Что невозможно увидеть в Чжун Ли.

В-третьих, по скромному мнению Чайлда, Стонели мог бы прикрыться чуть больше. Самую малость. Он каким-то образом совершил подвиг — показал слишком много, но при этом совсем ничего.

Видите ли, вероятно, поэтому Чжун Ли натягивает на себя тысячу слоев одежды. Его голая грудь демонстрировалась добрым людям Ли Юэ более трех тысяч семисот лет. Что, если кто-то разрушит его маскировку, тем, что узнает изгибы его грудных мышц?

Он может это представить. Четыре тысячи лет назад первые цисины собрались и воздвигли в камне великий лик. Всего через несколько дней после рождения современного Ли Юэ. А сегодня? Остались эти статуи Властелина Камня, сверкающего голой грудью. Чжун Ли нужно лишь обнажить себя, чтобы весь мир узнал его совершенство и затрепетал перед ним.

Вот то, чего Чайлд не может представить: Чжун Ли с холодными глазами смотрит на мир с неприкасаемого трона. Чайлд пытается и пытается, но в итоге остается только Властелин Камня, который сидит высоко, холодно оглядывается, смотрит равнодушно и бесчувственно с надменной улыбкой. Это не Чжун Ли.

Это статуя Чжун Ли, но это не Чжун Ли. В ту минуту, когда тот становится статуей, он перестает быть собой? Это Властелин Камня, застывший во времени, отлитый из непоколебимого камня. Правильно?

Чайлд все еще щурится, глядя на каменную имитацию Чжун Ли. Значит, его мучает то, что Стонели не похож на Чжун Ли? Очаровательный голос, подозрительно похожий на голос прекрасной Синьоры, хихикает звенящими спиралями пронзительного смеха. О, как чудесно! Поздравляю, Тарталья, ты наконец-то проиграл.

***

Это двадцать седьмой день восьмого месяца, значит, двадцать седьмой день сезона дождей Ли Юэ. В двадцать седьмой раз Чжун Ли появляется у двери Чайлда с мокрыми волосами, с рубахой прилипшей к коже, выглядящим похожим на мокрого котенка, что на полголовы выше Чайлда.

В двадцать седьмой раз Чайлд думает, что хочет хлопнуть дверью перед его носом и притвориться, что ничего этого не видел. С глаз долой, из сердца вон.

Конечно, Чайлд впускает его с полотенцем в руке.

— Чжун Ли, — говорит он, снимая его мокрое пальто и обменивая на чашку свежезаваренного чая. — У меня есть радикальное предложение.

Чжун Ли уже терпеливо сидит на шатком деревянном стуле, поставив мокрые ноги на пол, осторожно скрестив руки на коленях. Чайлд в двадцать седьмой раз безуспешно пытается высушить волосы Чжун Ли всеми полотенцами в своем доме (и еще некоторыми, украденными у Катерины. Полотенец по-прежнему не хватает).

— Какое? — Чжун Ли осторожно запрокидывает голову, чтобы не спугнуть пальцы Чайлда, стирающие капли с его лица.

Несправедливо используя авторитарную позицию, которую дает ему (временное) преимущество в росте, Чайлд наклоняется вперед, нависая над Чжун Ли.

— Господин Чжун Ли, — смертельно серьезно произносит Чайлд, включив режим «страшный Фатуи». — Позвольте мне познакомить вас с гениальным изобретением, известным как… зонтик.

Он видит, что, когда Чжун Ли смеется, он смеется еще и глазами.

— Прошу прощения. Кажется, я до сих пор не привык защищаться от непогоды, — Чайлд проводит рукой по его мокрым волосам, которые давно растрепались.

— Совсем не привлекает внимания, — кричит Чайлд, уходя в ванную, — мужчина в дорогом костюме, с которого капает столько воды, что его можно спутать с седьмым по величине водопадом Ли Юэ, что неторопливо идет по своим делам, как будто город вовсе и не накрыла буря.

Чжун Ли издает приглушенный звук, который, видимо, свидетельствует о согласии. Во всяком случае, это не имеет значения. Что-то подсказывает Чайлду, что тот вернется завтра.

(И так оно и есть. И на следующий день после этого, а также на следующий день после этого. Лишь в середине девятого месяца Чжун Ли, наконец, запоминает, что большинство людей подвержены капризам природы из-за того, что они не являются самим воплощением стихии. Он начинает носить с собой зонтик. И все хорошо, что хорошо кончается, пока первые снежинки не падают на улицы Ли Юэ, и Чайлду приходится терпеливо объяснять идею смены одежды, когда становится холодно).

***

Чжун Ли (живой, дышащий) с ним, на этот раз, когда Чайлд замирает естественным образом перед каменной статуей Властелина Камня… Чжун Ли… Властелина Камня.

— Как никто этого не видит? — голос Чайлда звучит немного болезненно. Этот вопрос до сих пор преследует его каждую минуту бодрствования и даже иногда во сне.

Чжун Ли смотрит на него:

— А что видишь ты?

Чайлд рассматривает Чжун Ли, затем его холодную бесчувственную копию.

— Тебя. Только тебя, Чжун Ли, того, у которого нет моры в имени, — он делает паузу, когда статуя с лицом Чжун Ли молча судит его. — Только это не совсем ты. Это ты, если бы ты был сделан из камня, понимаешь?

Чжун Ли разливается теплым смехом:

— В этом и заключается идея статуй.

И Чайлд не может не усмехнуться.

— Нет. Я имею в виду… — удивительно трудно подобрать правильные слова. — Это ты, если твое бьющееся сердце образовано из заточенной стали и зубчатого камня, — глаза Чайлда незаметно расширяются, когда на него снисходит прозрение. — Но если это станет правдой… — он подсознательно прикрывает рукой то место, где бьется его собственное сердце. — Тогда ты перестанешь быть Чжун Ли, не так ли?

Чжун Ли ни подтверждает, ни опровергает:

— Люди видят таким Властелина Камня, потому что они его никогда не видели. Но ты, — он слабо улыбается.

Но ты смотришь на Властелина Камня и знаешь, какой настоящий Чжун Ли, молча заканчивает Чайльд.

***

В песках Соленых Земель Властелин Камня делает нечто большее, чем просто кидает копье прямо в сердце человека. Он тут уже бывал две тысячи пятьсот лет назад, еще одно из его давних полей сражений. Но сейчас Фатуи — всего лишь люди, далекие от божественного, и когда пыль оседает, остается лишь фигура Бога войны, неподвижная и одинокая на кладбище из крошащихся камней.

Чайлд вкладывает свое оружие в ножны, водяные лезвия разлетаются по ветру. Соленые Земли снова окутаны тишиной, только вдалеке виднеются фигуры цисин, которые выслеживают остатки тех, кто планировал нанести вред их земле.

Властелин Камня приближается к Чайлду, чистый, незапятнанный кровью. Каждый его шаг увенчан неземным сиянием, что утяжеляет воздух вокруг него. Все в нем чуждо. Бессмертный нисходящий на землю.

Чайлд поднимает взгляд и почти что давится смехом. Чжун Ли останавливается на полушаге, в любопытстве наклоняя голову, челка тут же падает ему на глаза. Чайлд, видя его удивленное лицо, лишь сильнее улыбается.

— У тебя, — жестикулирует тот. — слизь. Конденсат слаймов в волосах.

Чжун Ли уже стоит на коленях, изящно наклонив голову, и терпеливо ждет.

— Я слышал, конденсат слаймов на самом деле полезен для волос, — Чайлд сдерживает смех, роясь пальцами в бедствии на голове Чжун Ли.

— Твое чувство юмора еще хуже, чем у Сяо, который, видимо, только недавно его для себя открыл, — Чайлд чувствует необходимость торжественно проинформировать Чжун Ли во благо человечества. — Мисс Кэ Цин и без того переживает из-за твоих «неуклюжих, легкомысленных, совершенно не продуманных попыток сохранить свое инкогнито». Ты знаешь, что она не прочь тебя прирезать?

Но тот не отвечает. Он качает головой с такой снисходительной улыбкой, и просто смотрит, смотрит и смотрит, пока Чайлд неосознанно поднимает руку к своим волосам.

— У меня тоже что-то на голове? — его пальцы ищут знакомую тяжесть маски, но ничего не находят.

Чжун Ли осторожно поправляет несколько прядей Чайлда, и тот распахивает глаза — яркое отражение бескрайнего неба.

— Ничего, — честно отвечает ему Чжун Ли. — Просто захватывающий день, — он снова обращает взгляд на море, и Чайлд смотрит вместе с ним.

Волны лениво плещутся у ног Чайлда, неся дары сверкающего песка и сверкающего камня. Океан переливается теплыми оттенками янтаря под лучами закатного солнца. Если он вдыхает достаточно глубоко, ему кажется, что он может почувствовать вкус соли на языке.

Он закрывает глаза. Тихо. Спокойно.

Голос Чжун Ли мягко нарушает тишину:

— Мисс Сян Лин на днях с радостью сообщила мне, что нашла способ совместить кухни Родника и Ли Юэ, — затем он смотрит на Чайлда и очень серьезно произносит. — Я угощаю.

Чайлд не хочет знать, какое у него выражение лица, когда он пытается сдержать смех:

— Угощаешь? И платишь? — повторяет он, не веря.

Чжун Ли не удается подавить улыбку.

— Действительно угощаю. Полагаю, тебе стоит умерить свой скептицизм и довериться мне, — его глаза светятся.

Морской бриз уносит смех Чайлда:

— Ну, доверюсь, так и быть, — произносит он, бессознательно отражая улыбку, как будто решение это уже не было принято давным-давно.

30.10.2020