У Питера на сердце, в том месте, где должна быть семья, безобразный шрам, который часто кровоточит. И это, в общем-то, не удивительно. Сын, брошенный на произвол судьбы, а после лишенный самого близкого ему существа собственным отцом. Потом он потерял Йонду. Глупого, грубого Йонду, который оказывается любил его. Любил и заботился. Так, как умел. И которого Питер тоже оказывается любил. Тоже так, как умел. Квиллу хочется рвать на себе волосы и разнести корабль от осознания того, что он упустил.
Но он не может.
У него всё-таки семья.
— Не расстраивайся, Квилл. — Неземной голос Мантисс прерывает невесёлые мысли мужчины. Он поднимает на неё пустой взгляд и ждет, что ещё она скажет. — Пушистик сказал это не со зла. Можно? — Спрашивает девушка, протягивая руку.
Питер не раздумывает. Сухо кивает и прикрывает глаза. Нет смысла запрещать. Мантисс и так всё знает.
Её легкая теплая рука ложится на взлохмаченные волосы и мужчина слышит судорожный вздох.
— В тебе столько боли. И обиды. На Пушистика? Ты думаешь он не привязан к тебе? Но это не правда! Мантисс отдёргивает резко руку и смотрит так, словно услышала нечто ужасное.
— Ты не прав! Пушистик привязан к тебе! Ко всем здесь! Если нет, был бы он тут? Ты же знаешь!
— Знаю, Мантисс, — устало отзывается Питер. — Всё я знаю.
Квилл не дурак. Сумасброд и балагур, это да. Но не дурак. Он знает, что его семья… другая. Разве может у него быть нормальная? Конечно, нет. Его семья колючая и холодная. Изломанная. Они не умеют утешать, поддерживать, говорить тёплые слова. Они лишь язвят, кидаются оскорблениями и угрозами. Питер их не винит. В конце концов, откуда бы они могли узнать что-либо другое? Поэтому Питер пытается научить их сам. Тому немногому, чему успела научить его мама. Тому немногому, до чего он дошёл сам.
Но иногда бывают паршивые дни. Когда Грут особенно сучится, Дракс ещё более болтлив, а Ракета «бьёт» по чему-то особенно болезненному. И тогда терпения просто не хватает. Тогда Питер не может понять почему они — его семья? Как они могут быть его семьёй? Он, наверное, головой повредился, если думает, что это возможно.
В такие дни Питеру хочется высадить их всех на первой попавшейся планете и свалить. Вновь шляться по всей Вселенной в одиночку, тащить всё, что плохо лежит и бегать от Корпуса Нова. Но он этого не делает.
Потому что у него семья.
Потому что Мантисс замечает его состояние и всегда приходит.
Всегда читает его мысли, всегда ужасается. И всегда «лечит».
— О, Квилл, — раздаётся несчастный голос девушки. Она вновь протягивает руку и Питер закрывает глаза. Ему нужно это «лекарство».
Он закрывает глаза и видит их жизнь.
У Квилла всё плывет перед глазами. То, что раньше было его кораблем, сливается в единый водоворот цвета, дробится, наливается яркими красками и пульсирует. Питеру кажется, что он узнает этот ритм. Он так увлечен тем, чтобы собрать в кучу убегающие мысли и угадать песню, что почти не обращает внимания на то, что происходит вокруг.
— Дракс, черт побери, выруби музыку! — Зло кричит Гамора.
— Квилл говорит, она помогает.
— Не от отравления неизвестной дрянью, бестолочь, — раздраженно отвечает Ракета. — Как он там? Не сдох ещё? — На мгновение Питеру чудится беспокойство во всегда ворчливом голосе енота.
— А откуда ты знаешь? Вдруг и правда поможет? — Отморожено вопрошает Дракс.
— Я есть Грут!
— Сам такой. Пенёк глазастый.
— Не обижай ребенка, ты…
— А ну заткнулись все! Мы с Мантисс его не вытянем. Надо на планету.
— Понял, домчим с ветерком, не боись. Следи главное, чтобы он копыта раньше времени не отбросил.
— Я есть Грут?
— Конечно, всё будет хорошо, малявка. Что этому Звездному Понту сделается?
— Теоретически…
— Дракс!
Питер ещё раз проверяет спит ли Грут и уходит к остальной части команды.
— Так, ребята, у меня к вам предложение.
— Ну и что за гениальный план ты придумал на этот раз? — Скептичный голос енота неприятно царапает слух. Мужчина смотрит на него недовольно, но решает игнорировать.
— Так вот. Давайте устроим Груту день рождения?
— Давайте! — Радостно поддерживает Мантисс.
— Мы не знаем, когда он родился, — возражает Гамора.
— Как ляпнешь Квилл. Со смеху умереть можно, — заявляет Дракс.
— Смеешься, что ли? На кой черт оно ему нужно?!
— Спасибо, Мантисс. Хоть кто-то здесь меня понимает! — Восклицает Квилл, оскорбленный до глубины души. — Во-первых, какая разница, когда он родился? Выберем день сами. Во-вторых, Ракета, объясняю для недалёких. Грут — ребенок. А детям нужны развлечения, подарки, внимание. Да просто приятные воспоминания! А не погони и перестрелки!
Стражи молчат и переглядываются почти виновато.
— Значит, я предлагаю следующее…
Он закрывает глаза и видит их жизнь.
Видит Дракса, укачивающего Грута. Мужчина провожает его страшным взглядом, ведь ходит Квилл по мнению Разрушителя слишком громко. Видит Гамору, что бережно вычесывает шерсть Ракете после очередной заварушки. Ракету, что прикрывает его, рискуя собой.
Питер видит всё то, что и так знает. Просто порой этого знания недостаточно. И тогда на помощь приходит Мантисс.
Мужчина уже не видит воспоминания — девушка убрала руку, — но не спешит открывать глаза. Он чувствует, как намокают ресницы и знает, что это из него выходит обида, вытесняемая облегчением.
Облегчением от того, что это всего лишь очередная ссора, а не очередные похороны. Потому что Питеру кажется, он этого не переживет. Не переживет, если однажды кто-то из них не вернётся на корабль. Квилл думает, что тогда просто с ума сойдёт.
Мантисс уходит меньше, чем через пару минут, потому что знает: Питер будет в порядке. Сейчас ему нужно лишь время и музыка. А через пару часов он выйдет из комнаты, как ни в чём не бывало.
Потому что у него семья, которой он нужен.
Колючая и холодная. Изломанная. Которая раз за разом причиняет друг другу боль и едва находит в себе тепло, чтобы её унять. Но это его семья. Он сам её нашел. Она маленькая и неправильная. Но всё же хорошая.
— Эй, Звездный Понт, если ты обиделся, то извиняться я не собираюсь!
— Я есть Грут!
— Что значит «я виноват»?! Ты на чьей вообще стороне?!
— Я есть Грут!
— Вот только не надо тут на совесть давить!
Питер улыбается.
Да… Всё-таки хорошая.