Хан буквально просыпается от того, что его смачно шлепнули по заднице. Возмущённо мычит, разлепляя глаза и пытаясь осознать, где находится. Не дай бог он уснул где-то в неподходящем для сна месте, например, в комнате для практик или в гримерке или гостиной. Где угодно, в общем-то, кроме спальни. Благо, первое, что он видит - прикроватная тумба. Потом слышит крайне знакомый и довольный смех. Вытаскивает из-под головы подушку и запускает куда-то в сторону голоса. Судя по звуку, промахивается, так что Лино посмеивается ещё довольнее.
- Хён, ты, правда, не придумал способа разбудить меня лучше? - мычит Джисон в простынь, потирает глаз и переворачивается на спину, садясь и подтягивая себя к изголовью кровати, всё ещё не способный нормально продрать глаза и проснуться.
- Этот всегда работает, - отзывается Минхо, в его голосе всё ещё звучит улыбка, и это заставляет напрячься.
Стоит Хану убрать руки от лица, как в него прилетает подушка. Парень мычит страдальчески, откладывая её в сторону, и наводит, наконец, фокус на Лино. Тот как раз стаскивает с себя футболку, стоя спиной.
- Раз ты соня, я иду в душ первым, - констатирует старший, и Хан моргает тупо, глядя на влажную кожу там, где сходятся лопатки. Кажется, Лино только с тренировки.
- Тогда зачем надо было меня будить? - бурчит Джисон и встречается с лукавым взглядом вдруг обернувшегося Минхо.
- Чтобы ты смог насладиться прекрасным видом, которым наслаждаешься сейчас, - у Лино совершенно серьёзное лицо даже тогда, когда рэпер, которого его застали врасплох, стремительно заливается краской. Лучше бы старший уже посмеялся или ухмыльнулся хотя бы.
Краем глаза младший видит, что Минхо снимает спортивки и достаёт из шкафа пижаму, в смысле, то, что он гордо именует пижамой: чистые боксеры.
- Иди уже, раз тебе так сильно надо, - бормочет Хан, - и футболку свою отсюда забери!
- Оставь себе!
Минхо смеётся и скрывается в душе, пока Джисон возмущённо шипит ему в спину. Не то чтобы такое пробуждение для него что-то новенькое, но всё-таки Лино не может оставить равнодушным. Хан рассеянно смотрит на время. Он возился с Чаном над треком до девяти вечера в студии, в половине десятого вернулся в общагу, чтобы обсудить новый трек с Сынмином, там есть вокально непростые моменты, нужно было убедиться, что Сынминни они по зубам. Того не оказалось в комнате, и Джисон отключился, пока ждал от него ответа в мессенджере. То есть... Он всё-таки уснул в чужой спальне, ещё и на добрый час. Что ж, это хотя бы спальня, уже неплохо, ему случалось засыпать и в менее подходящих для этого местах. Хан свешивает ноги с кровати, трет лицо и поправляет чужую подушку, которой швырялся. Косится на горку вещей, оставленную Лино - тот, судя по звукам, плещется в душе. Точно вернулся с тренировки. Младший трет шею и проверяет телефон - там Сынмин извиняется, что не видел его сообщения, и заявляет, что сейчас с Хёнджином в кино, так что не вернётся ещё долго. То есть, теоретически он может идти к себе, с вокалистом поговорит завтра. Но вместо того, чтобы подорвать зад и идти к себе, Хан сонно втыкает в пространство, лишь бы не смотреть в сторону печально известного своими прозрачными стенами душа. В голове бессмысленно вертится новый трек, точнее, его фрагменты, и голые лопатки Минхо. Сочетание, на самом деле, весьма недурное. Джисон вздрагивает, когда дверь ванной щёлкает, открываясь, и обнаруживает выходящего с полотенцем на голове Лино. Тот смаргивает, кажется, удивлённо. Садится на свою кровать, продолжая сушить волосы полотенцем, глядя на Хана.
- Можешь идти, если тебе нужно, - великодушно позволяет старший, на что Хан цыкает и закатывает глаза.
- Я вообще пришёл по серьезному делу.
Минхо вдумчиво кивает.
- Спать в чужих постелях - это серьёзно. Если бы ты уснул на моей, я будил бы тебя совсем иначе.
- Хён, твои угрозы иногда звучат очень странно, - ворчит младший, - почти интригующе.
Лино весело вскидывает брови, поигрывает ими, на что Хан только закатывает глаза и мученически стонет под смешок. В другой ситуации он бы отшутился, но спросонья остроты как-то не формулируются так активно, как хотелось бы.
- Так по какому делу, кроме как поспать в чужой постели, ты пришёл? - Минхо набрасывает полотенце на лестницу на второй ярус кровати, встряхивает головой и покрывается мурашками.
Должно быть, от той капельки, пробежавшей сейчас по шее вниз, между ключиц. Джисон заставляет себя оторвать от неё взгляд.
- Мы с Чаном намудрили с мелодией, хотел спросить у Сынмина, справится ли он, - честно делится парень. - А они с Хёнджином залипают где-то в кинотеатре.
- Выходит, ближайшие пару часов ты можешь занимать чужую кровать, - сосредоточенно кивает Лино.
- Хён, честное слово! - Хан встаёт с чужой постели, будто снова получив поджопник, и дёргает к выходу из комнаты. - Пусть Сынмин мне напишет, когда вернётся...
- Я думал, ты ещё в душ сходишь, ты, вроде, собирался, - невозмутимо напоминает Минхо.
Джисон медленно вдыхает носом и поворачивается. Хён сидит в одном белье, довольно щурит свои тёмные глаза, вопросительно изгибает бровь, и Хан забывает все язвительности, уже вертевшиеся у него на языке в ответ.
- В другой раз, хён, - натянуто отшучивается он. - Спокойной ночи.
И спасается бегством. Потому что нельзя так бессовестно залипать на людей. Тем более, на коллег и друзей. Лино, небось, и не подозревает, какой эффект оказывают его поддразнивания. Джисон уверен, у Минхо и мыслей никаких в таком духе нет. Зато у Хана, мать его, Джисона очень много мыслей. В основном о Ли, мать его, Минхо.
***
Сынмин пишет ему в половину второго ночи, так что Хан дергается на кровати от вибрации телефона и хватает его поспешно, прислушиваясь. Макнэ, благо, не просыпается, продолжает посапывать на своей койке. Джисон садится и наводит фокус на экран. Он угадал, это Сынмин, пишет, что уже дома, но, если Хан по делу, то лучше утром, потому что сейчас мозг не варит. Хан желает спокойной ночи и откидывается обратно на кровать, вздыхая.
Ему даже становится легче от того, что не придется снова идти в соседнюю комнату. Потому что сталкиваться с пристальным взглядом хёна, мягко говоря, не очень хочется. Точнее, не так – хочется, но Джисон опасается, что тот попытается застебать его до смерти. Учитывая ещё соседство Хёнджина, стебать его будут вдвоем, а это ещё сильнее ухудшает ситуацию. Разумеется, Хан не обижается на подстебывания. Он даже часто отвечает взаимностью, но в последнее время делать это всё сложнее и сложнее. Вместо того, чтобы искать остроумные ответы в чертогах своего разума, он бессовестно залипает на будто нарисованные губы, только что проговорившие в его адрес какую-то хрень, или тупо смотрит на чужую ладонь, задорно похлопывающую его по колену, пока Минхо смеется собственной шутке. И в этом не было бы ничего дурного, если бы эти залипания продлились неделю-другую. Но вот уже который месяц подряд Джисон временами забывает, где находится, если в этом же помещении есть Лино.
Парень мычит в подушку, натягивает одеяло на голову и крепко зажмуривается. Возможно, ему стоит спросить чьего-то совета. Только говорить о подобном ещё страшнее. И не потому, что Хан сомневается в реакции на то, что он залипает на парней – это как раз наименьшее из зол. Если бы он залип на кого-то на улице, без проблем ткнул бы пальцем и прокомментировал чью-то шикарную задницу на глазах всей группы. Но речь идет о Минхо, а это уже автоматически всё усложняет. Потому что с Минхо и так общаться временами непросто, а в таком разрезе каких-то симпатий – и подавно.
Джисон ворочается с боку на бок, лелея надежды всё-таки уснуть. В конце концов, он встал рано, целый день работал, можно, наконец, выспаться. Но желудок услужливо напоминает ему о том, что последний приём пищи был ещё в студии с Чаном, так что Хан снова садится и мрачно смотрит в телефон. Ладно, он сходит на кухню, стащит какое-то печенье, вернется и уснет мертвецким сном. И никак иначе. Никаких самокопаний до утра.
Свет на кухне оказывается включенным, так что Джисон замирает, оставаясь вне поля зрения кого-то, решившегося на ночной дожор, и прислушиваясь. В такое время на кухне может быть… ладно, кому он врет, кто угодно. Нет, общаться с кем-то, когда он находится в таком эмоциональном раздрае, очень плохая мысль. Хан разворачивается, расстроенно вздыхая, потому что желудок протяжно скрипит, но вдруг слышит протяжное «Хани~» и понимает, что сбегать уже поздно. Кто бы там не полуночничал, ему придется составить компанию. Джисон проходит на кухню, щурясь от света и демонстративно позевывая. Предсказуемо, ночным дожорным оказывается Хёнджин, сейчас бодро жующий сэндвич с чем-то, пахнущим просто умопомрачительно. И всё бы хорошо, но Лино сидит за столом, подперев подбородок рукой, и созерцает эту картину с этим своим совершенно нечитаемым выражением лица, которое можно было бы назвать умиротворенным и даже довольным, если бы от одного взгляда у Джисона не переворачивались внутренности.
- Что, хотел сбежать, чтобы утром обвинять меня в сраче на кухне? – жуя, весело щурится Хёнджин, но Хан только невнятно мычит ему в ответ, поворачиваясь к кухонным тумбам и ища, из чего вижуал мог соорудить себе настолько вкусно пахнущий сэндвич.
- Здесь есть ещё один, - заявляет Минхо, так что Джисон поворачивается к нему и вопросительно изгибает бровь, когда в его сторону подталкивают тарелку.
- Вы меня ждали? Я тронут, - Хан всем своим видом показывает, насколько тронут, подходит к столу и протягивает руку за перекусом, но тарелку прихватывают тонкие пальцы и оттаскивают в сторону.
Здесь Джисон должен возмущенно посмотреть на хёна и учинить скандал. Шутливый, конечно. Но он смотрит на аккуратные пальцы, сжимающие край тарелки, и не может отвести глаз.
- С чего ты взял, что это тебе? Нас тут двое изначально было, это мой, - объясняет Лино, и Хан всё-таки поднимает к нему взгляд, смаргивая тупо. Некоторое время они смотрят друг на друга, то ли играя в гляделки, то ли проверяя силу воли. Неожиданно Минхо сдается первым, он смеется, откидывается на спинку стула и толкает тарелку обратно в сторону Джисона. – Ешь, я на диете ведь.
Хан недоверчиво щурится, садясь за стол по диагонали от собеседника, и подтаскивает тарелку поближе. Косится на хёна, ожидая подвоха, но тот только улыбается, глядя куда-то в сторону.
- Хёнджин, там отрава? – с подозрением интересуется Хан.
Хёнджин в ответ давится с смотрит с непередаваемым выражением «ты дебил или да?»
- А почему ещё хён стал бы со мной делиться своей едой? – продолжает мысль Джисон, осматривая сэндвич со всех сторон, но всё-таки кусает и тихо стонет от удовольствия.
Лино поднимается из-за стола и задвигает за собой стул, так что Хан перестает жевать и следит за ним взглядом. Черт знает, чего можно ожидать в такой ситуации.
- От большой любви к тебе, ясное дело, - заявляет Минхо. - Не забудьте убрать за собой, а я спать. Спокойной ночи.
Джисон бессмысленно моргает, забыв о сэндвиче, и чувствует, как заливаются краской щеки.
- Погоди, хён, я с тобой! Спокойной ночи, Хани! – Хёнджин хлопает его по плечу и широкими шагами догоняет Лино.
Хан остается на кухне один, эти крысы бросили его убираться последним. Но уборка сейчас заботит Джисона меньше всего. Он смотрит на сэндвич и размышляет о том, с какой порцией любви тот приготовлен и в чей адрес.
***
Уснуть после ночного перекуса ему так и не удается. Хан ворочается в постели, слышит, как возвращается из студии Чан. Смотрит на время – начало четвертого утра. Надо будет объяснить этому болезному, что иногда нужно спать дольше трёх часов в сутки, если он хочет продолжать быть адекватным лидером. Вообще, быть. С другой стороны, Чан хотя бы работает, в отличие от некоторых, не могущих уснуть из-за м ы с л е й. Джисон зарывается лицом в подушку, мычит в неё в отчаянии. Ему нужно что-то с этим сделать. Так не может продолжаться. С одной стороны, нет ничего страшного в том, чтобы залипать на кого-то. Они все иногда залипают друг на друга. Лино и вовсе может вполне физически выразить восхищение чьей-то задницей. Так ещё и на сцене. Но это не то. Если огрести по заднице от Минхо может каждый мембер, то Хан залипает сугубо на одного вполне определенного хёна. Он пытался как-то обозвать это ощущение. Но слово «залипать» пока что нравится ему больше всего. Это лучше, чем «вкрашиться», хотя по смыслу близко, много лучше, чем «влюбиться», потому что… ну к черту! Хан Джисон не влюблён, он просто… залипает…
Кажется, он всё-таки умудряется задремать к утру, но просыпается, когда по комнате начинает перемещаться уже вставший АйЭн. Хан разлепляет адово пекущие глаза и следит за собирающимся младшим.
- И тебе доброе утро, хён, - не глядя на него, здоровается Чонин, Джисон только мычит в ответ, ещё не до конца способный коммуницировать спросонья. – Сегодня репетиция, ты помнишь?
Хан снова утвердительно мычит и садится, убирая от лица взлохмаченные волосы.
- На девять, да? Тогда почему ты подорвался в такую рань? – закрыв лицо руками и надавив пальцами на веки, спрашивает Джисон, поднимает голову и встречается глазами с макнэ.
- Обещал попеть сегодня с Сынмином.
- М… Сынминни прямо нарасхват. Тогда встретимся на репетиции, хлебушек, - решает Хан, вставая с кровати, машет Чонину на прощание и скрывается за дверью ванной.
Приведя себя в относительный порядок и одевшись, с опаской отправляется на кухню, но там оказывается пусто. И чисто. Очевидно, после его ночного дожора здесь ещё никого не было. Ну да, учитывая, что сейчас семь утра, было бы странно, если бы кто-то, кроме их певчих пташек, проснулся. Хан скептично осматривает содержимое холодильника и задается вопросом, что ему делать с этой жизнью. До тренировки ещё два часа. Полчаса нужно, чтобы добраться. Остается полтора часа. Что ж, он вполне может поехать сейчас, чтобы размяться. В последнее время он много отлынивал, если не разомнется перед тренировкой как следует, не сможет нормально двигаться. Приняв это решение и выудив из холодильника бутылку колы, Джисон возвращается в спальню за рюкзаком, кидает туда сменную одежду и прочие мелочи, обычно сопровождающие его на занятия.
Дорога до студии помогает проветрить не выспавшиеся мозги. Ранним утром на улице свежо, Хан натягивает рукава толстовки до кончиков пальцев и нахлобучивает капюшон на кепку, но это не то чтобы до конца помогает, поэтому теплому помещению он радуется вдвойне. Здоровается со встречающимся по дороге стаффом, не снимая наушников. Проходит к комнате для практик. Там, разумеется, оказывается темно. Включает свет, сбрасывает рюкзак и замечает краем глаза движение. Шарахается в сторону двери, судорожно сдергивая капюшон, чтобы нормально видеть, наушники, чтобы хоть что-то слышать, кепка падает как-то сама.
- Твою мать, хён!
Лино смеется совершенно восторженно, глядя на его ошарашенное лицо. Стучит ладонью по колену и сгибается пополам, задыхаясь смехом. Хан никак не может прийти в себя, только смотрит, не зная даже что сказать от возмущения.
- Какого черта ты тут в темноте?!
- Ты бы себя видел… - выдавливает Минхо сквозь смех.
Хан поворачивает голову к зеркалу, поспешно поправляет наэлектризовавшиеся от кепки волосы, выключает музыку на телефоне, пока хён пытается отдышаться где-то в глубине комнаты. Прячет наушники и телефон в рюкзак, бросает поверх него кепку и недовольно сопит, подходя к Лино. Тот, наконец, справляется с собой, хотя всё ещё улыбается (твою мать, не надо смотреть на его губы, Хан, не надо).
- Так почему ты в темноте был?..
- Медитировал, - серьезно заявляет Минхо, и Джисон вскидывает бровь.
- И как?
- Ты всё испортил, - так же серьезно отвечает хён, и Хан фыркает.
- Всегда пожалуйста.
- Вот так ты отвечаешь на любовь хёна, да? Неуважением?
Джисон смотрит на ключицы, выглядывающие из-под ворота белой футболки, и думает, что Лино, должно быть, очень весело дразнить его такими словами. Жалко, Хану не так весело, как было раньше. Он дергает плечом и идет к музыкальному центру.
- Прощаю тебе твою криповость только из-за ночного сэндвича, хён.
Поставив плейлист на рандом, Джисон разминает для начала шею, но искоса следит за Минхо, который, черт возьми, не двигается с места, а просто пялится на него, продолжая улыбаться этой своей улыбочкой, обещающей всемирный пиздец. Наконец, Лино отмирает и проходит мимо Хана, чтобы сделать музыку чуть громче.
- Так ты пришел размяться?
- Нет, пришел испугаться тебя в темной комнате и позорно сбежать! – дразнится Джисон, наклоняясь. – Конечно, разм…
И тут же получает по заднице, так что не успевает даже выставить руку, чтобы прикрыться.
- Хён! Почему именно я?! – Хан выравнивается (несколько резче, чем стоило бы, так что хребет издает жалобный хруст) и смотрит на Лино с выражением праведного гнева.
- Ты видишь здесь другую милую задницу? – тот вскидывает брови и разводит руками, словно предлагая поискать другие зады в этой комнате.
- По своей постучи… - вздыхает Хан и поворачивается спиной к стене так, чтобы у Минхо больше не было возможности повторить свою выходку.
Лино только весело фыркает. До прихода остальных они разминаются почти молча, только иногда подпевая песням или прося помощи друг у друга, чтобы сделать какое-то упражнение. И Джисон никогда не был так рад тишине.
Во время репетиции он выгадывает момент и отвешивает шлепок по заднице Минхо. И за совершенно осоловелое выражение лица хёна Джисон готов продать целый мир. Но он только давит улыбку и продолжает танцевать, внутренне радуясь тому, что звонкий звук шлепка слился с громкой музыкой, а остальные слишком заняты своими партиями, чтобы следить за чужими руками. Только раз он ловит на себе подозрительный взгляд лидера, но, благо, никаких комментариев тот не делает. После репетиции они все вместе идут перекусить, но Лино ни разу не заговаривает с ним, хотя они то и дело пересекаются взглядами. Хан чувствует себя отомщенным и веселится громче всех.
***
К ночи Хан всё-таки доходит до Сынмина и включает ему свежий трек. В комнате полно народу, это несколько облегчает эмоциональный фон от присутствия Минхо. В конце концов, на своей кровати сидит Хёнджин, болтая ногами, и, кажется, уже рисуя в голове варианты хореографии. Лино, судя по отсутствующему выражению лица, занят приблизительно тем же. Джисон наблюдает за ними краем глаза, хотя делает вид, что следит за Сынмином. Тот пропевает нужный момент не то чтобы до конца чисто, но они оба знают, что, если над этим поработать, звучание будет что надо.
- Отлично! – бодро отзывается Хан, когда трек обрывается. – Тогда оставим с Чаном эту мелодию, он отшлифует, и можно будет заниматься хореографией. Уже есть идеи?
Хёнджин, не слезая со своей кровати, демонстрирует пару движений, и Джисон передразнивает его, посмеиваясь. Лино, одетый в домашнюю огромную футболку и шорты, тоже смеется, потягивая, кажется, холодный кофе, который он так и не осилил ещё с самого кафе. Хан подсаживается к нему на кровать в изножье и включает трек заново. Следит за реакцией хёна, который продолжает пить кофе, глядя куда-то в пространство, видимо, прислушиваясь к треку. Потом тот вдруг откидывается на подушку, вытягиваясь на кровати, и устраивает ноги на коленях Хана. На мгновение Джисон перестает слышать музыку. Он опускает взгляд на босые стопы, смаргивает, пытаясь понять, у него совсем едет крыша или это, действительно, самые красивые ноги, которые он когда-либо видел. Бледная кожа, небольшая мозоль под выступающей косточкой, почти незаметные линии вен.
- Это такая часть хореографии? – посмеивается Хан, надеясь, что это звучит не слишком нервно.
- А ты хочешь, чтобы я наступил на тебя на сцене? – уточняет Лино, вскидывая брови и всасывая новую порцию кофе.
Джисон смеется в голос и хлопает его по колену. Но не отрицает. Да, он не против, чтобы на него наступили. Можно и на сцене. Минхо ставит стопы на его бедро сбоку и перебирает пальцами ног по ткани джинсов. Хану кажется, что он задыхается, что у него горят не только щеки, но и всё лицо целиком. Или всё тело.
- Воу-воу, ребят, кажется, нам с Сынмином нужно оставить вас наедине, - серьезно заявляет Хёнджин, спускаясь с кровати и поднимая руки. – Понаступаете тут друг на друга в одиночестве, ладно?
- А ты что, тоже хочешь потоптаться по Ханни? – смеется Лино приглушенно, не выпуская из губ трубочки.
У Джисона в голове ни одного цензурного слова. Откровенно говоря, у него вообще нет слов в голове. Сынмин тоже посмеивается и поднимается с места. Хёнджин чешет затылок, будто всерьез задумался над вопросом.
- Я подумаю об этом. Может, как-нибудь в другой раз, - решает он всё-таки и машет рукой. – Я в гостиную, там Чан смотрит что-то из Гибли, он звал.
Сынмин молча машет им рукой и закрывает за собой дверь. Хан тупо смотрит в телефон. Он даже не заметил, в какой момент трек закончился. Ноги Лино всё ещё стоят на его бедре. Судя по звуку трубочки, кофе у Минхо закончился. Джисон смотрит на его ноги и понимает, что меньше всего хочет поднимать взгляд и смотреть в лицо хёна.
- Не хочешь смотреть Тоторо? – спрашивает Лино, и Хан поднимает голову, облизывает пересохшие от волнения губы, глядя в лицо Минхо, частично скрытое пластиковым стаканом.
- Я смотрел уже… - рассеянно отзывается Джисон и опускает ладонь на чужую стопу.
Лино заметно вздрагивает, но не отстраняется. Хан проводит осторожно от ногтей к подушечкам и ниже, к пятке. Минхо поджимает пальцы и не отводит от него взгляд, кажется, даже не моргает. Тогда Джисон решается пройтись по стопе чуть сильнее большими пальцами, массируя. Хён довольно мычит и закрывает глаза, впервые за несколько последних минут прерывая зрительный контакт. Хан опускает голову, проводя пальцами по второй стопе легко, пробуя. Лино снова покрывается мурашками, и Джисон следит за тем, как приподнимаются волоски на чужих руках. Он сжимает пальцами стопу, массируя размеренно и мягко. Хан благодарит небо за то, что Минхо, выйдя из душа после кафе, решил не остаться в одном, мать его, белье, как делает это обычно, иначе Джисон закончился бы прямо здесь. Как личность.
- Хён? – тихо зовет он и слышит вопросительное мычание в ответ.
Продолжает разминать мышцы, прощупывая суставы и тонкие кости. В глотке пересыхает, в голове Хана столько слов, что он не может остановиться ни на одном. Минхо снова вопросительно мычит, и Джисону становится интересно, не задремал ли тот. Они встречаются глазами в упор, Лино успел куда-то убрать пустой стакан, так что теперь можно рассмотреть его лицо. Не то чтобы это что-то дает, судить по выражению лица хёна о его мыслях временами бывает почти невозможно.
- Нравится? – наконец, глупо спрашивает Хан.
Вместо ответа Минхо садится, и Джисон почти готовится отшатнуться, чтобы не получить подушкой по голове или знатную порцию щекотки. Но Лино просто убирает с него ноги, вместо это просовывая их куда-то за его спину, и утягивает его на кровать. Хён обнимает его со спины, расслабленно вздыхая. В комнате полумрак, из гостиной доносится голос Чана, изображающего Тоторо. Хан замирает на несколько мгновений, потом приподнимается и задергивает шторку. Опускается обратно в объятья и чувствует, как Минхо зарывается носом в волосы на его затылке. Бормочет «спи», так что Джисона мурашит от чужого дыхания.
- Спокойной ночи… - почему-то шепчет он, закрывая глаза.
Он чувствует спиной тепло чужого тела, чувствует, как чужие пальцы ласково гладят его по ребрам, позволяет переплести ноги. У Лино они теплые после этой странной пародии на массаж, у Хана ледяные от волнения. Не то чтобы происходящее так сильно отличается от их обычных обнимашек, не то чтобы они впервые засыпают в объятьях друг друга. Но в этот раз что-то ощущается совсем иначе. Джисон подползает поближе, так, чтобы прижаться теснее, Минхо выдыхает ему в шею. Закрытое пространство их личной мини-спальни наполняется запахом кофе. Хан переплетает пальцы и крепче зажмуривается.
Он слышит, как Лино вдыхает, словно собирается что-то сказать, но так ничего и не говорит. Наверное, Хану уже снится, что его шеи касаются чужие мягкие губы.
***
Хан просыпается от болтовни. Сонно разлепляет глаза, но ничего перед собой не видит. Смаргивает, пытаясь осознать, где находится, учитывая полную темноту.
- Я тебя не пущу, - говорят ему в шею, и Джисон покрывается мурашками.
Верно, он уснул в руках Лино. И этот самый Лино сейчас сопит ему в шею, крепко обнимая со спины. Хан удивляется, как можно так крепко держать что-то во сне. Не то чтобы он собирался куда-то идти, в конце концов, с Минхо тепло, уютно, в комнате тихо, можно, наконец, выспаться. Учитывая, что прошлую ночь он не спал вовсе, сон в чьих-то объятьях кажется просто благословением небес. Джисону хочется посмотреть на время, но телефон валяется где-то в ногах, потому что он его выронил ещё черт знает когда, да и не хочется светить хёну в глаза, вдруг проснется.
Чуть шевелясь, Хан обнаруживает, что плечо, на котором он лежит, занемело. Наверное, они спят уже долго, хотя проверить возможности нет – за шторкой ни черта не видно. Вздохнув, парень на пробу двигается – Минхо не реагирует. Затаив дыхание, Джисон переворачивается на другой бок и оказывается лицом к лицу с Лино. Тот выглядит совершенно умиротворенным с разомкнутыми мягкими губами, опущенными веками и ровным дыханием. От него пахнет кофе. Хан нервно облизывает губы. Минхо красивый во сне. Да и не во сне, понятное дело, но сейчас, когда глаза закрыты, а губы разомкнуты, в нем есть что-то особенно трогательное. Можно не бояться наткнуться на пронзительный взгляд почти черных глаз, а просто любоваться длинными подрагивающими во сне ресницами.
Между ними буквально сантиметров пять, не больше, Джисон чувствует чужое дыхание на собственных губах, осторожно протягивает руку и убирает от лица хёна упавшие на глаза волосы.
- Что это было? – вопрошает Лино, не открывая глаз.
Хан беззвучно смеется и гладит хёна по щеке ласково кончиками пальцев, желая банально прикоснуться к прекрасному и не видя поводов отказать себе в этом.
- Это была месть, хён, - шепотом отвечает Джисон, зная, что его не слышат.
Минхо мычит понимающе, переворачивается на спину, так что Хан замирает нерешительно. В постели не то чтобы много места, раскинуться Лино негде, учитывая даже тесную близость. Так что Хан подбирается ещё ближе и кладет голову хёну на плечо, натягивает одеяло удобнее. Тот издает какой-то довольный звук, крепче прижимая младшего к себе.
- Хён, я уже устал от тебя, - продолжает шептать Джисон. – Постоянно вертишься у меня в голове, я скоро перестану вообще о чем-то думать, кроме тебя. Ты знаешь, что так нельзя? Мы вообще-то коллеги и друзья. И всё такое.
Хан заливается краской и натягивает одеяло на голову. Его поглаживают по талии, заставляя покрываться мурашками. Он уже давно согрелся. Даже больше того, ему жарко. Одеяло он бы вообще отбросил, но боится, что так может замерзнуть Минхо, так что зарывается носом куда-то в его ключицы и вздыхает тихо.
- То есть, это то, что беспокоит тебя больше всего? Что мы друзья и всё такое? – звучит откуда-то сверху.
Джисон вздрагивает всем телом и замирает, благодаря небо за то, что успел натянуть на голову одеяло, так что не видно его ошарашенного лица. Правда, Лино скоро сдвигает спасительное покрывало и приподнимается на локте. В темноте лиц всё равно почти не видно, и Хан чувствует, что сердце может остановиться прямо сейчас. Тоже приподнимается на локте, потому что лежать на привставшем Минхо уже неудобно. Нервно облизывает губы, не зная, что ответить, и отвечать ли. Эта крыса не спала. Красиво делал вид, что спит, и болтал фигню, провоцируя Хана на ответы.
- Ещё меня беспокоит, как можно быть таким коварным, хён, - бурчит он и слышит в ответ смешок. Рука на талии заставляет его прижаться теснее, впрочем, не так настойчиво, как могла бы.
- Так я не выхожу у тебя из головы? – уточняет Минхо, и Хан бьет его ладонью по груди.
Тот давится вздохом, посмеивается, потирает грудь и ловит ладонь Джисона горячими пальцами. Подносит к своим губам и мягко прижимается. У Хана сердце делает кульбит, а воздух застывает в глотке. Как он должен это понимать? Это шутка такая? С него смеются?
- Очень смешно, хён, - Джисон сдерживает голос, вместо этого переходя на шипение.
Его ладонь сжимают чуть крепче. Лино говорит, не отнимая чужих пальцев от лица, так что Хан отчетливо чувствует его дыхание и мягкость губ.
- Тогда почему не смеешься?
Как объяснить этому клоуну, что Джисону вообще не смешно? Он удобнее упирается локтем в кровать рядом с плечом Минхо, почти полностью укладываясь на нем, учитывая, что их ноги всё ещё переплетены – тот, удивительно, не сопротивляется, так что Хан осторожно освобождает пальцы из чужой хватки, чтобы провести по гладкой щеке. Лино делает глубокий вдох. Джисон подается вперед, будто прыгает с парашютом (не то чтобы он когда-то прыгал), так что они сталкиваются губами и замирают. Максимально идиотская ситуация. Если это всё шутка, то Хан даже не знает, как будет выкручиваться. Разве что будет смеяться на всю общагу, так что Минхо будет смеяться над его смехом, а не разбираться, что произошло.
А потом губы Лино размыкаются, и Джисон глухо мычит от удивления. Что это может значить? Как ему реагировать? Минхо тоже, кажется, замирает, только его ладонь на талии Хана продолжает скользить с лаской. Рефлекторно Джисон проводит языком по губам, так что касается языком чужих разомкнутых губ и тут же отстраняется, пугаясь этого ощущения, неровно сбивчиво дыша. Между ними пара сантиметров. Вот как это понимать? На некоторое время повисает пауза. Они просто пытаются рассмотреть друг друга в темноте.
Он поцеловал Лино, а тот ему ответил. Если это можно считать ответом. Во всяком случае, не отвернулся и не начал отплевываться, не оттолкнул и не погнал взашей из спальни. Почему? Если это шутка, то она уже слишком затянулась даже для хёна, умеющего шутить с совершенно каменным лицом. Хан самому себе не может до конца объяснить, зачем это сделал. Он ведь не собирался ни с кем делиться своей «проблемой», тем более, не собирался выдавать себя Минхо. Он до сих пор не представляет, как должен это сказать. «Хён, знаешь, ты ахуенный, я перестал спать, потому что постоянно думаю об этом. У тебя ахуенные губы, ахуенное тело в целом, ты ахуенно двигаешься, и я совершенно обожаю твой смех во всех его проявлениях. А ещё то, как ты улыбаешься, когда шлепаешь меня по заднице посреди выступлений или когда снимаешь видео дома с кошками». Он много всякого может болтать по жизни, но высказать именно это не сможет ни при каких обстоятельствах.
- Иди сюда, Хани, - зовет его Минхо тихо, вырывая из потока панических мыслей, - без шуток. Если бы ты не сделал этого первым, я поцеловал бы тебя сейчас.
Хан скорее поверит, что ослышался или сошел с ума, чем в то, что Лино, действительно, говорит это сейчас. Всматриваясь в темноту, он видит, что глаза старшего взволнованно блестят, замечает, как тот нервно облизывает губы. Если бы это была шутка, у Минхо не было бы поводов для волнения. Он, конечно, всё ещё может притворяться, потому что актерскую игру Лино мало кто может переплюнуть, но смысл ему это делать?
- Почему? – тупо переспрашивает Джисон и всем собой чувствует, как Минхо теряется ещё больше.
Хорошо, если предположить, что его всё-таки хотели поцеловать, то почему? Из любопытства? Хан может понять это любопытство, ему самому иногда бывает интересно просто понять, как ощущаются чужие губы. Это почти то же самое, что полапать Чанбина за бицепс, чтобы убедиться, что в расслабленном состоянии тот всё такой же мягенький. Для Лино, возможно, это то же самое, что шлепнуть кого-то из мемберов по заднице. Просто потому, что ощущения прикольные, да и мемберы могут начать забавно возмущаться, из этого может выйти что-то веселое.
Только если бы всё было просто забавы ради, Минхо сейчас не всматривался бы в его лицо так сосредоточенно. А ещё, наверное, улыбался бы. Но сейчас выражение хёна вполне серьезно, и это заставляет сердце Джисона заходиться в панике. Он замечает, что всё ещё касается чужой скулы, и обнаруживает, что под пальцами она кажется даже слишком горячей. Лино то ли жарко, то ли неловко, то ли всё сразу.
- Потому что давно хочу, - всё-таки отвечает тот, в полумраке Хан различает движение его ресниц, видимо, хён часто моргает, тоже по-своему переживая ситуацию.
- Давно? – уточняет Джисон, словно хочет как-то оттянуть время и осознать происходящее.
Это какой-то сюрреализм. Сперва он обнаруживает, что залипает на мембера. Потом в каком-то дурном порыве зачем-то целует его. А теперь обнаруживается, что его тоже хотели поцеловать. Ещё и давно. Ощущение, что клетка ребер сжимается, мешая сердцу биться. Хан почти уверен, что это никакие не шутки. Нет, Лино не шутит так подолгу. Он бы уже рассмеялся, повалил его на кровать, защекотал и обозвал маленьким извращенцем. Но вместо этого…
- Не знаю, как долго. Я… не считал, - потерянно отвечает Минхо.
Джисон только резко выдыхает и соскальзывает с хёна, садится на пятки рядом. Лино тоже садится, поправляя подушку под спину у изголовья. В комнате повисает молчание. Хан обнаруживает, что у него горят уши, щеки и губы. Рефлекторно облизывается и нервно комкает спортивки чуть повыше коленей. Он не знает, что спрашивать дальше, и как себя вести вообще. Поднимает глаза и встречается с пристальным взглядом Минхо.
- Давай я нормально объяснюсь, а потом это сделаешь ты, мы расставим всё по полочкам, и эта ситуация перестанет быть такой странной, окей? – неуверенно предлагает он и получает только кивок. – И это кошмарно неловко, чтобы ты знал, а ещё пиздец как страшно, и я почти не хочу этого делать, но ещё меньше хочу, чтобы всё это так и осталось непонятным, поэтому всё-таки сделаю.
Лино смаргивает и кладет ладонь поверх руки Хана, теребящей ткань спортивок.
- Я подарил тебе желудь, ты думаешь, между нами может произойти что-то более странное? – успокаивающе спрашивает хён, и Джисон смеется, наверное, очень нервно.
Не то чтобы раньше ему не приходилось признаваться в чувствах. Такое случалось, и тогда он чувствовал себя так же паршиво, как сейчас, хотя сейчас всё же хуже. В частности потому, что он сам не до конца разобрался, в чем собирается признаваться. Парень свободной рукой взволнованно ерошит волосы, смотрит по сторонам, словно где-то вдруг может возникнуть подсказка, как жить эту жизнь, когда ты проебался и вляпался по уши в Ли Минхо. Хан делает такой глубокий вдох, каких не делает перед самыми длинными и сложными партиями.
- Ты сам всё слышал, - начинает он, глядя куда-то на пальцы Лино, успокаивающе поглаживающие его по тыльной стороне ладони. – Я в последнее время постоянно думаю о тебе, хён, в разных контекстах. О том, что ты красивый, что ты круто танцуешь, что с тобой весело, что это, правда, прикольно, ловить от тебя поджопники на сцене.
Минхо прыскает, так что Джисон бросает на него предупреждающий взгляд, немо прося не перебивать. Лино тут же возвращает себе невозмутимость, хотя Хану кажется, что он различает веселье в выражении чужих глаз. Но из-за полумрака он не уверен.
- Я не буду говорить всяких страшных слов, мол, втрескался в тебя по уши или люблю больше жизни или ещё что-то такое, но в последнее время мне даже писать стало сложно, потому что в голове эта дебильная ситуация, и это не проходит уже который месяц, а только… Я не знаю, что с этим делать, а ты теперь ещё больше всё усложнил, так что…
Джисон судорожно вздыхает, встречается взглядом с хёном и вспоминает, что дышать нужно чаще, чем один раз за предложение. Кажется, он выдал тираду на одном дыхании. Во всяком случае, он постарался быть максимально искренним. Хотя не уверен, что ему удалось донести всё, что хотелось донести. Минхо молчит, так что Хану кажется, что от волнения сердце сейчас выпрыгнет через горло и ускачет в гостиную, где всё ещё слышна болтовня остальных мемберов. Лино крепче сжимает его ладонь, которую так и не выпустил, и мягко тянет к себе, молчаливым жестом предлагая объятья. Джисон несколько мгновений сидит нерешительно, потом всё-таки поддается и возвращается поближе к Минхо, устраивается полусидя у него под боком, съехав чуть пониже, почти уложив голову на грудь, и замирает, чувствуя теплую руку на своих плечах. Хён снова ловит его ладонь своей свободной и мягко сжимает.
- Мне приятно… - после паузы выдает Лино, и Хан дергается в его объятьях, толкает локтем в бок, так что тот пытается увернуться и криво улыбается. Он долго молчит, видимо, подбирая слова. – И мне, правда, хотелось тебя поцеловать. Но я не думаю, что в этом есть романтический подтекст. Просто, ты красивый и тебя приятно касаться.
Джисон замирает, переваривая. Его отшили, кажется. Он ещё раз прокручивает в голове услышанное, практически чувствуя, как внутри что-то обрывается.
- Типа… - начинает он, собираясь как-то перефразировать, чтобы убедиться, что понял всё правильно. Макушкой чувствует, как Лино опускает на него взгляд. – В общем, чисто физически тебе со мной прикольно, поэтому ситуация в целом тебя не парит?
Хан поднимает голову и встречается взглядом с Минхо. Тот залипает над такой интерпретацией, потом медленно кивает. Должно быть, Джисон не до конца объяснил, насколько всё плохо. Должно быть, Лино не понимает, что сейчас практически отшивает приятеля, который влюбился в него по уши. Вот оно. Вот теперь он сказал себе, что влюбился. Почему-то только тогда, когда ему прямо заявили, что нет никакого романтического подтекста, он понял, что вообще-то было бы лучше, если бы подтекст был. А сейчас на него будто ушат ледяной воды вылили. С другой стороны, это всё ещё не худший результат. Минхо мог бы посмеяться, мог бы заявить, что так нельзя, мог бы, в конце концов, не целовать его в ответ.
- Окей… - Хан улыбается, стараясь сделать всё, чтобы улыбка не выглядела отчаянной, и смотрит на Лино снизу-вверх, чуть запрокинув голову. – Окей, хорошо, я рад, что тебя это не парит. Не хочу, чтобы тебя это напрягало.
- Так что, если вдруг ты захочешь не только позалипать, я не против, - резюмирует Минхо, и у Джисона жар прокатывается от макушки до самых пяток.
Он посмеивается и опускает взгляд на их переплетенные пальцы, лежащие на животе Лино. Ему буквально только что сказали «захочешь переспать – приходи». Сейчас они лежат вдвоем в полной темноте, а ему предлагают переспать. Ли, мать его, Минхо, предлагает ему переспать, пока остальные смотрят Тоторо в соседней комнате. Снова какой-то сюр.
- Мне нужно сперва всё утрясти в голове, ладно? – честно отзывается Хан, потому что голова у него взрывается от обилия всего на свете.
Минхо понимающе мычит, гладя его по костяшкам пальцев, и Джисону кажется, что это почти невесомое движение может лишить его дара речи. Он снова запрокидывает голову на плечо Лино и смотрит, не моргая. В голове случается вакуум. Он всё это время так судорожно думал, что сейчас будто напрочь разучился. Минхо чуть наклоняется к нему, но замирает в сантиметрах.
- Можно? – уточняет, глядя с вопросом в глазах.
Хан кивает и подается навстречу, встречаясь губами. Закрывает глаза, наслаждаясь пустотой в голове и мягким соприкосновением губ. Но Лино скоро отстраняется, и у Джисона не хватает решимости удерживать его.
- Всё хорошо? Если всё будет так, тебя это устраивает? – Минхо смотрит в его глаза серьезно и будто даже взволнованно, говоря почти в губы, и Хан абсолютно не может думать. – Никто не смущается ни на кого залипать, а если захочется, мы можем… не знаю, целоваться, ласкать друг друга, заняться сексом, в конце концов.
Джисон облизывается нервно, опять почти касаясь языком чужих губ и чувствуя, как всё перетряхивает внутри от этой близости. Всё ли хорошо? Устраивает ли его?
- Хорошо. Только давай не при остальных, - добавляет Хан условие. – Они, конечно, всё равно рано или поздно узнают, но не хочу, чтобы… в общем, не при остальных.
Лино кивает, соглашаясь, и гладит младшего по шее со спины, так что Джисон сбивчиво выдыхает и прикрывает глаза. Кончики пальцев покалывает, по телу разливается приятное тепло. Не то чтобы он много фантазировал о подобном, но то, что происходит сейчас, ощущается как какая-то фантазия.
А потом вдруг скрипит дверь, и в комнату вваливается икающий от смеха Хёнджин и довольно посмеивающийся Сынмин следом, так что Хан инстинктивно пытается отпрянуть, но только едва не бьется затылком о стену, на что Минхо сдавленно смеется и выпускает его из объятий. Потом Джисон вспоминает, что за шторкой их не видно.
- Я пойду к себе, - шепотом заявляет он, и Лино вскидывает брови, кажется, слегка удивленно. – Правда, нужно расставить всё по полочкам.
Минхо пожимает плечами, но задерживает его ладонь в своей, заставляя встретиться взглядом.
- Всё точно в порядке? – хён тоже переходит на шепот, чтобы за не смолкающим смехом Хёнджина его не было слышно.
- Да, - тут же отзывается Джисон и думает, что с удовольствием поцеловал бы Лино в щеку, но почему-то не может заставить себя шевельнуться. – Да, хён. Спасибо.
Улыбается, мягко освобождая ладонь, и выныривает из-за шторки решительно. Хёнджин, стоящий в полуметре, шарахается в сторону, перестав смеяться, и матюкается, держась за сердце. Хан запоздало делает «бу», и Хёнджин закатывает глаза, приходя в себя после испуга. Сынмин, кажется, передислоцировался в душ.
- Я думал, вы спите уже…
- С вами уснешь… - выдаёт Минхо из-за шторы недовольно. – Хани, телефон забери…
Джисон протягивает руку, получает телефон и прячет его в карман машинально.
- Вы досмотрели уже?
Хёнджин утвердительно мычит, доставая с полки сумочку, которую сам гордо называет косметичкой.
- Тогда есть шанс уснуть. Спокойной ночи, - Хан машет мемберам рукой на прощание и выходит из комнаты.
Уснуть после сегодняшнего у него опять не получается.