«Привет, Гермиона!

Сначала я думал, что ничего более странного, чем дела у нас в Министерстве, произойти не сможет, но потом от тебя пришло второе письмо. И здесь я снимаю шляпу.

Худшего подопечного для тебя, чем Малфой, найти просто невозможно. Честно говоря, я не ожидал, что Макгонагалл, прекрасно это зная, всё равно заставила именно тебя заниматься с ним. Почему? Рекомендательное письмо — это прекрасно, но… Малфой? Этот мерзкий тип? После всего того дерьма, что он сделал школе?

Я удивлён, как его вообще не засадили рядом с отцом, а уж то, что его поставили подопечным к лучшей ученице Хогвартса, которая всегда с ним враждовала, — какой-то несусветный бред! Действий нынешнего директора я в корне не понимаю и на твоём месте от рекомендации в Министерство я бы отказался. Но это твоё решение, Гермиона. Если всё же не передумаешь, то прошу тебя: не делай ничего сгоряча и будь предельно осторожной. Каким бы лапочкой Малфой не представлялся профессорскому составу, он был и остаётся приспешником Волдеморта — и неважно, жива эта тварь или нет.

У нас в Министерстве творятся странные дела. После того, как Кингсли Бруствер подписал указ об изгнании дементоров из Азкабана, то и дело доносятся слухи о том, что заключённые планируют массовый побег. Ни в чём конкретном, насколько я знаю, ещё никого из них не уличили, но в одной из камер охранники нашли половинку омнинокля и старую книжку по трансфигурации — и до сих пор ломают голову, как это туда попало. Трангрессировать из Азкабана нельзя, заключённые всегда на виду. Непонятные вещи. Поэтому мы тут всем отделом держим ухо востро и ждём новостей.

p.s.: «Министерская сова» опубликовала фото с нашей стажировки, прикреплю её к письму.

p.p.s.: не волнуйся насчёт Рона. Он потихоньку остывает, работа способствует этому. Надеюсь, что увидимся всеми на Рождество, и уже такой напряжённости между вами не будет.

Обязательно пиши, если что-то с Малфоем пойдёт не так,

Гарри».

«Лучше бы я ему об этом не говорила», — промелькнуло в голове у Гермионы, как только она прочла письмо друга за обедом. От букв Гарри так и разило неодобрением, которое он старательно сдерживал: «действия нынешнего директора», «на твоём месте я бы отказался»… Её даже не так обрадовал его постскриптум о Роне и приложенная к письму чёрно-белая фотография, где они сидят с ним за крошечным заваленным пергаментами столиком в серой форме мракоборцев и усердно пишут, пока кто-то за кадром читает лекцию. Она вмиг почувствовала себя виноватой за то, что так легко согласилась на сомнительное предложение Макгонагалл.

Если бы Гарри сейчас был рядом, она бы смогла реабилитироваться в его глазах. Сказала бы, что даже такой слизняк, как Малфой заслуживает получить хотя бы «удовлетворительно» по школьным предметам, чтобы потом не позорить Хогвартс, когда пойдёт работать. Сказала бы, что рекомендательное письмо — не главное, что её согласие — дань уважения к Макгонагалл, но в глубине души она знала, что всё это неправда.

Почти неправда.

После обеда у неё была назначена встреча с Энди, который послушно ждал её в библиотеке с двумя стаканчиками травяного чая и безмятежной улыбкой — будто он просто обожает руны, в которых смыслит чуть больше, чем ничего:

— Не ругайся, но домашку я не сделал, — сразу заявил он и поднял ладони в знак того, что сдаётся. — Клянусь Мерлином, я пробовал, но не вышло.

— И чтобы я не рассердилась, ты принёс мне чай? — улыбнулась Гермиона, водружая сумку на стол и присаживаясь рядом с ним.

Энди кивнул:

— И парочку шоколадных батончиков, чтобы ты не оглушила меня этим толстенным учебником.

Гермиона игриво хохотнула и тут же засмущалась, потому что шестикурсник посмотрел на неё таких глубоким взглядом, будто она призналась ему в любви. Чтобы как-то вернуть урок в серьёзное русло, она деловито открыла учебник и начала бегать глазами по первой же выпавшей странице.

Их занятие прошло будто за пару минут: первую половину они вместе делали домашнее задание, а вторую — Гермиона объясняла Энди главу про руны третьего атта. Под конец урока, когда они уже собирались, Кромвик случайно уронил учебник Гермионе на ногу и тут же рассыпался в извинениях, изрядно покраснев. Девушка заверила его, что всё в порядке.

— Слушай, ну с меня стакан Сливочного пива, — виновато произнёс он. — И за учебник дурацкий на ногу, и за то, что так возишься со мной, жуком навозным.

Гермионе стало неловко и она принялась всячески отнекиваться, заявляя, что всё нормально и извинений вполне достаточно.

— И всё же, — настойчиво сказал шестикурсник. — Если на этих выходных соберёшься в Хогсмид, давай встретимся в «Трёх мётлах» и выпьем за мой счёт!

Девушка пробурчала в ответ что-то нечленораздельное, похожее на «Ладно», и глупо улыбнулась. Только этого ей не хватало — ухлёстывающего пуффендуйца на курс младше, который активно клеит её на её же уроках.

***

Занятия с Малфоем она ждала с теми же чувствами, будто ей сообщили о стихийном бедствии и велели ожидать дальнейших распоряжений. Время бежало на бешеной скорости: не успевала Гермиона моргнуть, как ей казалось, что проходило уже полчаса. Без четверти шесть она вышла из башни Гриффиндора с учебниками Бриджит Венлок и Септимы Вектор наперевес и на протяжении всего своего пути мысленно настраивала себя:

«Успокойся. Это всего лишь Малфой. Ты знаешь его тысячу лет. Он предсказуем, как соплохвост».

В классе зелий стоял удушающий аромат сиропа чемерицы, и Гермиона сразу же поняла, что недавно здесь были пятикурсники: вместе со Слизнортом они делали Умиротворяющий бальзам. Случайно в её памяти всплыли воспоминания, как же сложно давалось это зелье всей гриффиндорской троице: Гермионе не повезло уколоться иглой дикобраза, которую она пыталась растолочь для этого зелья, а Гарри с Роном никак не могли подружиться с рецептом и вместо лёгкого прозрачного бальзама с серебристым паром раз за разом создавали дикое зелёное варево с омерзительным запахом.

Гермиона разложила учебники, достала диаграммы, протёрла учительскую доску и, глубоко вдохнув, села за первую парту лицом к двери. Сама того не желая, она прислушивалась ко всем звукам, доносившимся со стороны коридора, а каждый последующий тик секундной стрелки отдавал ей в виски.

Опаздывает.

Почему-то девушка даже не сомневалась, что всё будет именно так. Как будто это что-то из ряда вон! Вчера Малфой и вовсе не пришёл на занятие, а сегодня наверняка сделает всё, чтобы вывести её из себя. В мыслях тут же пронеслись фразы из письма Гарри:

«Не делай ничего сгоряча. Будь предельно осторожной»

Каким бы неприятным ни казалось ей послание друга, именно эти строки били в самое яблочко. Просто провести урок, как бы она сделала это с любым другим сокурсником, не скандалить, насколько это возможно, вдолбить ему в голову несколько правил, чтобы он не забыл их до экзаменов — вот и всё…

И только она расслабилась от собственных же успокаивающих мыслей, как на лестнице послышались шаги.

Драко зашёл в класс зельеварения, как к себе домой, бросив портфель на последнюю парту и кинув на Гермиону такой взгляд, какой кидают на надоедливую собаку, прибившуюся к ногам в самый неподходящий момент.

— Ты опоздал, — строго сказала девушка.

— Мне плевать, — ответил он и с недовольным лицом плюхнулся на лавку.

Между ними пустовали четыре ряда парт. Тишина стояла такая гробовая, что можно было услышать, как летает пыль по классу. Гермиона достала из-под учебника пергамент и сдержанно прошла к месту Драко:

— В общем… это тест. По сложности похож на тот, который сдают на ЖАБА. Реши его, а я посмотрю, где пробелы и какие темы нужно в первую очередь разобрать.

Она попыталась сказать это максимально отрешённо, но её голос немного подрагивал и оттого становился выше.

Драко молча схватил пергамент, даже не взглянув на Гермиону, и уткнулся в него глазами. В это время девушка тихо проследовала на своё место и деловито открыла учебник по нумерологии.

— Кто составлял этот бред? — недовольно пробурчал Малфой спустя минуту, и Гермионе даже стало легче от того, что атмосфера разрядилась: сейчас она ему скажет пару ласковых.

— Этот бред составляла я.

— Оно и видно. Муть какая-то.

— Это не отменяет того, что ты должен его решить, Малфой.

Драко взглянул на неё исподлобья и дёрнул головой, чтобы унять свою падающую на глаза чёлку.

— Что же старуха пообещала тебе за эти уроки, Грейнджер? — ехидно спросил он. — Уж не тёпленькое ли место в преподавательском составе? А то куда же ты без своей любимой учёбы после выпуска… Так и весь смысл своей никчёмной жизни растеряешь.

Гермиона плотно сжала губы. «Спокойно. Просто не обращай внимания. Рано или поздно он решит этот тест и потом пускай катится на все четыре стороны».

— А как же твой рыжий женишок в таком случае? Будете встречаться на расстоянии?

— Заткнись, Малфой.

Но он лишь ядовито улыбнулся:

— …знаешь, это даже лучше. Хоть не будете так активно плодиться, как его безмозглая мамашка.

Гермиона закипела и вскочила со скамейки так, что она перевернулась и с пронзительным грохотом стукнулась об пол. Это была последняя капля: он мог говорить что угодно про неё, про Гарри с Роном, но терпеть грязные слова в адрес миссис Уизли оказалось выше её сил.

— Ещё хоть одно слово из твоего ублюжьего рта…

— И что? ЧТО, ГРЕЙНДЖЕР? Снова зарыдаешь, как тогда, в Большом за…

— Остолбеней!!!

Голубая пуля заклятья снесла Драко со стула, и он перевернулся с лавки на спину, зацепив ногами парту. Гермиона даже не поняла, как палочка оказалась у неё в руках — всё произошло словно на автомате.

Кровь забила в виски.

Она затаила дыхание на несколько секунд, чтобы осознать, что только что сделала, и как только увидела под завалами парты признаки жизни, тут же сжала палочку ещё крепче.

— Маленькая грязная сука! — Малфой, пошатываясь, выполз из завалов и на ходу вытащил палочку из-за пояса: — БОМБАРДА!

Гермиона тут же упала на пол, и её оглушило. Заклинание отскочило во вторую парту и разлетелось на мелкие щепки, окутав класс зелий тягучим дымом с пылью.

— Ты совсем охренел?! — заорала девушка, закрывая голову руками от падающих деревяшек. Из-за шума казалось, что из её горла беззвучно вырывается воздух, но на самом деле она кричала во всю глотку.

— БОМБАРДА МАКСИМА!

— Протего!!!

Щит вылетел из палочки Гермионы, и накрыл её, словно зонтик. Заклинание Драко отскочило в шкаф со склянками и шумно взорвалось.

Малфоя, который даже не смотрел, куда палит, отшатнуло в сторону. Пока он приходил в себя, гриффиндорка встала с пола и быстрой перебежкой спряталась за большой учительский стол.

— Остановись, твою мать! — прокричала она оттуда. — Ты же всё тут разрушишь!!!

Но по лицу Драко было видно, что он даже не собирался к ней прислушаться: со взглядом, вселяющим ужас, и с палочкой наготове он медленно шагал в сторону Гермионы, спотыкаясь на руинах от парт.

— Думаешь, можешь шутить со мной? Что я не покалечу тебя? Выходи, Грейнджер! Иначе я взорву тебя вместе с этим столом!

Упираясь трясущимися руками в пол, Гермиона следила за движением ног Малфоя и потихоньку ползла к торцу, чтобы он не пульнул в неё заклятья сбоку. Выглянув из-за другой стороны стола, она на долю мгновения соприкоснулась с его ядовитым взглядом и, вскочив с колен в полный рост, проорала:

— Экспеллиармус!

Палочка Драко со звуком хлыста вылетела из его руки и утонула в завалах шкафа. Он изумлённо проводил её взглядом и через пару секунд вернул свирепые глаза на Гермиону.

Девушка стояла, тяжело дыша ртом, с ссадиной на щеке, но твёрдо удерживая палочку впереди:

— Успокойся, я прошу тебя, — взмолилась она. — Нас исключат, если узнают, что мы тут натворили…

— Я и без палочки тебя убью, Грейнджер.

— Стой, где стоишь…

— Да пошла ты.

За несколько шагов он преодолел всё расстояние между ними и впечатал её в стену. Заклинание уже срывалось с губ Гермионы, но она побоялась, что после очередного оглушающего заклятья Малфою снесёт крышу, поэтому просто вскрикнула от удара и продолжила смотреть на него с ужасом, не спуская глаз и не опуская палочку, упирающуюся ему в грудь.

Драко подошёл почти вплотную и прижал локоть к её ключицам так, что девушке стало сложно дышать:

— Запомни, раз и навсегда. Ещё раз попробуешь оглушить меня, я разорву тебя на части.

— Ты ударил в меня… Бомбардой, — гортанно прохрипела Гермиона.

— Я знаю кое-что похуже Бомбарды, идиотка.

Девушка хотела ответить, но вместо этого сделала тяжёлый глубокий вдох и вдруг почувствовала...

Его духи

Горькие, доносящиеся от запястья, которым он больно, до кошмара больно удерживал её прижатой к стене. Они молнией проникли внутрь и заволокли её разум.

—…не играй со мной, Грейнджер.

Она молчала, не могла найти слов.

—…иначе этот день станет для тебя последним.

С несколько секунд они просто стояли лицом к лицу и боялись даже моргнуть, чтобы не потерять этот зловещий зрительный контакт, который мгновение за мгновением обезоруживал Гермиону и не давал ей выкрикнуть заклинание.

Зрачки Малфоя забегали по её лицу и зацепились за губы.

Она сомкнула рот и перестала дышать.

В какой-то момент он ослабил хватку. Совершенно внезапно. И тут же поймал себя на этом и прижал свой локоть ещё сильнее к ключицам Гермионы. Весь его корпус вместе с локтём подался вперёд, и девушка почувствовала его тело: напряжённое, как натянутая струна, и рельефное. Плотно прижатое к своему. Кровь, пульсирующая в висках, будто рухнула вниз и сконцентрировалась на том самом месте их соприкосновения, где-то в районе живота…

У неё задрожали ноги.

— Что ты делаешь, — еле слышно произнесла Гермиона, почти не шевеля губами.

Малфой молчал и пожирал её взглядом. Непонятным и необъяснимым.

До этого дня Гермиона никогда такого взгляда не видела: ледяного, но искрящегося, как у голодного волка.

— Отпусти меня.

Её палочка по-прежнему вонзалась Драко в грудь, но он её даже не замечал.

— Отпусти…

Свободной рукой она попыталась отодвинуть его локоть, но Малфой перехватил её на полпути и увёл девушке за спину. Гермиона всем телом ощущала, как он вдыхает и выдыхает грудью воздух, как косточка его бедра врезается ей в живот, и в её голове крутился лишь один вопрос: «Что он хочет? Что. Он. Хочет?»

Вопрос со шлейфом его горьких духов. С ледяным холодом его глаз, с мёртвой хваткой его рук. Она чувствовала, как у него встаёт — он даже не думал это скрывать, просто смотрел. Выжидающе смотрел.

Как ей больно. Как ей тяжело вдохнуть.

Как ей… нравится?

...

…И внезапно отпустил.

В коридоре послышался топот и взволнованные голоса профессоров, сбежавшихся на шум.