Ярко рябит солнце в глазах, лопается воздушная плёнка. Джонни щурится, прикрывая лицо ладонью, но песчаный оазис не исчезает. Шум от прибоя смешан с оттенками голосов, перебивающих друг друга в спорах. Звук искажён, марево отдаляется.
Лёгкая прохлада обдаёт его руку, возвращая к реальности. Джонни считает мгновения по секундам, прежде чем осознаёт — Тэн. Ласковый мальчик, совсем как котёнок, отчаянно борющийся за выживание в суровой незрелости. У них разница — в бесконечный год, который ломает все границы дозволенности. Джонни оборачивается, медленно фокусируя взгляд на отражающем яркое солнце Тэне, и смотрит на переплетённые пальцы рук. Вечный холод чужой ауры будоражит. В глазах Тэна — невесомость. Джонни рискует раствориться, в ответ всего лишь сжимая хрупкую ладонь.
Подальше от других — укромный уголок, где сырость слаще мёда. Фантомный ветер свистит в ушах, Джонни придерживает пряди волос, оглядываясь по сторонам. Тэн запирает бамбуковую дверь, что-то тихо напевая. Джонни не слышит ничего. Его руки всё ещё дрожат, будто от удара током. Под кожей гноятся невидимые шрамы, неумолимо гоняя кровь от сердца по венам. Молчаливый вопрос остаётся без ответа, утонувший в привычных объятиях.
«Зачем ведёшь за собой?»
«Тяну на глубину. Вместе — до конца».
***
Дневной сон-существование убивает верно, оттягивая нити ожидания. Летний лагерь, бессонные ночи. На деле — тюрьма. Джонни бросает гальки в спокойное море, в россыпь звёзд, утонувших в водах. Камень за камнем, дальше — сильнее. Тэн перехватывает его руку, отбирая гальку, и отрицательно машет головой. Приучился к языку жестов, забывая истинное наслаждение в роптании звуков. С Джонни иначе не случается.
Такие, как они, долго не живут. Дети ночи, истоптанные в пыли вечности, запертые в собственных кандалах отчаяния. День за днём, время как горячий песок — намокает от приливов и слишком долго сохнет, переворачивая сыпучие кристаллы на дне. Лето тянется резиной, сгорая под небесным адом. Джонни щурится, вновь прислушиваясь к голосам. Тэн поёт что-то о русалках — с грустью и болью за нелёгкие судьбы грешных изгнанников. В его руках холодеет вся живая материя, сотканная из струн надежд. Джонни закрывает глаза, падая спиной на раскалённый песок. Солнце застывает на месте.
***
Тэн будит его на закате, мягко разминая затёкшие мышцы плеч. Голова Джонни на его коленях — прохладных от вечернего ветра у моря. Волны разбиваются у берега, оставляя выброшенные гальки. В глазах Тэна садится алое солнце, разливается кровь в чёрных зрачках. Пальцы замирают в опасной близости от гулко стучащего сердца. Джонни смотрит снизу вверх, врезаясь взглядом в испуг. Под рубашкой часто вздымается грудь. Тэн бледнеет, дыхание сбито.
«Кто я для тебя?»
«Ты — моё всё».
Притянуть ближе, утонуть в чужих глазах. Столкновение льда и пламени на вечных песках времени, у моря в свидетелях. Молчаливые соглашения, без привязи друг к другу. Ниже дна — больше ничего.
Тэн позволяет то, что всегда было открыто для Джонни. Доверие. И больно биться губами, кричащими в немом трепете от первого соприкосновения. Джонни не может насытиться — холод сменяется теплом, и стены ломаются, рассыпаются песком. Так будет проще, так будет правильнее.
И только море — бездонное, молчаливое море хранит их секрет.