Агата покачивала кубок вина в руке, искусно делая вид, что пытается распробовать в напитке мускатные нотки. Ценителем она, конечно, была тем еще, но «имидж всего дороже» — изо дня в день науськивала Ева, в считаные месяцы пытающаяся возвести ее на пьедестал, выставив все таким образом, словно она, Агата, не вчерашняя студентка, а холеная правопреемница богатств тетушки Аннет, с пеленок готовившаяся к подобной чести. Иногда мисс Харрис робко мямлила себе под нос, мол «к ишачьей пасхе научусь». Как бы то странным ни было, но буквально несколько мгновений спустя обычно появлялся Александр, преисполненный искрометного юмора, нередко вел себя, как ишак последний, задирая всех вокруг: ни в чем неповинную Рейчел, огрызающегося в ответ Сэма. Ей, признаться, уже интересно было, когда же он утомит, наконец, самого себя, поскольку остальные уже изнемогали (пусть и не всегда незаслуженно).
— Как вам наша выставка, мисс Харрис?
Агата обернулась на мягкий вкрадчивый голос, окликнувший ее позади.
Ах, да, выставка. Девушка сконфуженно пригладила копну светлых волос, сглотнула и приветливо улыбнулась подошедшей незнакомке. «Ну, не совсем уж и незнакомке, она-то меня знает», — нервно перебирала она в голове, цепляясь взглядом за висевшую перед ней картину. Надо же как-то, не теряя лицо, и похвалить выставку, и объяснить свое тупое простаивание в одной точке с полчаса.
— Восхитительно, право. Атмосфера этой картины, — Агата неопределенно указала в сторону изображенной на заднем плане беседки, — очень хорошо вяжется с не менее прекрасным вином. Фруктовые ароматы с нотками вишни — поистине моя стихия.
— Вынуждена признаться, что в вине вы разбираетесь куда лучше моего, — робко отметила собеседница, обращая взгляд обратно на картину. — Мне казалось, что в нем мелькают нотки муската.
«Мускат! Чертов мускат!» — корила себя Агата, прикусывая нижнюю губу. Она же думала об этом, зачем приплела эти фрукты, поставив в неловкое положение и себя, и не «незнакомку»? Да и к чему вообще нужно было раскрывать свое мнения о напитках? Чтобы опростоволоситься? Ее разве спрашивали? Господи, она же еще в этом и не разбирается совсем!
— Вообще-то вино подают достаточно тяжелое, — прервал заминку голос Александра, важно вставшего меж двух девушек с видом если не миром признанного сомелье, так досаждающего всезнайки точно. — Тут явно есть ароматы мяты и аниса.
— Конечно, спасибо, — Харрис кивает Нильсену и нервно оглядывается: может, откуда-нибудь выскочит Рейчел, приехавшая вдруг пораньше, и немного разрядит обстановку?
— Вообще-то гвоздика и анис, — вместо долгожданного заливистого смеха Рейчел обстановку разряжает бархатный мужской голос, коршуном нависший над кучкой «экспертов» непонятно какого пошива. — Вино довольно редкое. У вашего, мисс Харрис, спутника замечательно развит нюх, раз он почти сходу определил гамму у напитка с выдержкой в почти что в сто лет. Восемьдесят четыре, если быть точным.
«Восемьдесят. Четыре. Восемьдесят и четыре». Обе цифры с трудом повернули шестеренки в голове у Агаты, отчего она смутилась чуть сильнее, прижимая кубок с вином ближе к телу в страхе случайно пролить хоть каплю драгоценного напитка. Кто вообще подает такое опасное и дорогое старье на выставках? По крайней мере, теперь ясно, отчего оно разлито не в нормальную посуду, а в железные древние чарки — оно просто шло в комплекте с ними, а не подбиралось под интерьер.
— Позвольте представить, — сквозь повисшее молчание прорезался голос незнакомки — даже Александр безмолвно замер, с подозрением впиваясь в красную жидкость в кубке, словно ему туда крови подлили. — Это хозяин выставки и картин, представленных на витринах, Влад. А я, собственно, Лайя Бёрнелл, реставратор данной коллекции.
— Очень приятно, — Агата протянула девушке руку, приветливо улыбаясь. — Мы бесконечно благодарны вам за возможность посетить выставку.
— Совершенно согласен с моей очаровательнейшей спутницей, — нашелся в словах Нильсен. — Слышал, оказаться здесь смог очень ограниченный круг людей, приближённых к вам лично, как правило. Крайне щедрый жест с вашей стороны — впустить на вечер непримечательную и даже не самую богатую и расточительную иностранку со спутниками, господин Влад. Ничего, что я фамильярничаю?
— Отнюдь, — сквозь прищур ответил мужчина, подпиравший своей статью бок госпоже Бернёлл. — Я не только обычно обделяю собеседников информацией относительно своего имени, но и сам настаиваю на его максимальном сокращении. Скажем так, вы попали в самую точку, господин…
— Кадоган, — помогает ему Александр, одной рукой сжимая талию недоумевающей Агаты. — Александр Кадоган, простите мое невежество.
— Не стоит, — коротко бросил Влад, галантно кланяясь гостям и уводя архитектора под руку в совершенно противоположную сторону — развлекать других посетителей, видимо.
За все время пребывания в румынском замке Нильсен для себя успел определить несколько вещей, самой главной из которых была: хозяин здания и выставки картин такой же мутный, как и его владения. Несомненно, приятно было приехать на родину графа Дракулы потворства и прихотям инвесторов ради и неожиданно получить приглашение на светский раут, который таки смогла для них выбить Ева. Вообще-то она старалась исключительно для Агаты, но ввиду хронической чреды неудач за ней всегда тянется хвост из нескольких человек, а Влад как раз оказался на удивление щедр на приглашения.
И вот эта вся его щедрость, скрытность и отсутствие видимой мотивации не давали Александру покоя. Если это очередной трюк недоброжелателей? Черт подери, да сколько же денег и связей оставила за собой Аннет, что люди готовы тратить тонну средств только ради того, чтобы избавиться от ее наследницы. Нет, конечно, он знал, что есть люди куда богаче, но неужели в случае с Харрис дело не только в деньгах? «Кстати, о последней», — вовремя мелькнуло в голове мужчины, поскольку его спутница уже с минуту молча распиливала его на части глазами.
Нильсен повернулся к ней и улыбнулся. Судя по насупленному лицу Агаты, смягчающего и всепрощающего эффекта на нее это действие не произвело.
— Я не буду извиняться за то, что поправил ваше невежество в винной сфере, — сразу же перешел он в наступление.
— Какое к черту вино? — зашипела Агата, цепко ухватив кавалера под локоть. — Зачем ты соврал насчет имени?
— С Эдварда не убудет. С Кристофера тоже, — важно отметил Александр, свободной рукой поглаживая ее побелевшие костяшки на вцепившейся в его рукав кисти. — Не думаю, что эту пару в ближайшее время выпустят из психушки, и они побегут обелять себя перед каким-то румынским толстосумом.
— Ты просто невозможен, — Харрис развела руками, едва не проливая драгоценное вино на свое не менее дешевое платье и такой же по себестоимости пол. — Я пойду найду Еву, мне нужно переговорить с ней насчет приобретения парочки картин из коллекции этого Влада. Постарайся сделать так, чтобы нас всех отсюда не выкинули.
— Я бы смог тебе гарантировать это со стопроцентной вероятностью только в том случае, если бы Сэмми не поехал с Рейчел за документами. А так я, конечно, найду чем себя занять. Лилла Каттен, пообещай мне в свою очередь заботиться о своей безопасности, если меня вдруг не будет рядом.
Агата смущенно отпустила руку Александра и отвела взгляд, притворяясь, что ищет Еву, стоящую аккурат в пятидесяти метрах от нее. В итоге она все же согласно кивнула, прикусывая нижнюю губу, и медленно поплелась вперед.
Александр обогнул несколько групп людей, отчаянно обсуждающих между собой некую исключительно важную ерунду, отходя к стеночке, чтобы с расстояния наблюдать за девушкой и ее окружением.
В какой-то момент его бегающие по лицам людей глаза сами зацепились за прищур Влада, внимательно вслушивающегося в слова реставратора. Лайя что-то медленно наговаривала своему работодателю, время от времени плавно жестикулируя. И, казалось бы, нет ничего особенного в этой сцене, самое подозрительное лишь то, что Влад с этой мисс Бёрнел, скорее всего, спит, однако его взор не покоился преспокойнейшим образом на ладной фигурке подчиненной, но подозрительно метался по всей доступной площади. Совсем как у Александра.
Нильсен искренне намеревался вновь посмотреть на Агату, и именно это действие помогло ему осознать, как часто зрачки Влада фокусировались на Харрис.
У Александра от возмущения дыхание сперло. Его разрывало на части от выбора: продолжать ли смотреть на свою возлюбленную, чтобы, в случае чего, броситься на выручку, сверлить ли взглядом Влада — главный источник опасности, или попросту в отместку начать пялиться на мисс Бёрнелл. Ну а что, может же каменный неприступный хозяин замка дать себе слабину и засмотреться на красивую женщину.
Последнюю идею и выбор он, впрочем, быстро отбросил, посчитав ее гнусной по отношению к реставратору. Да и Агата навряд ли будет рада подобным игрищам в «кто кого», если заметит. А вопрос наблюдения ловко разрешила Ева, оттеснившая подругу к стене — в зону Владовой недосягаемости.
Сам же Влад неожиданно прервал беседу, коей был «страстно» увлечен, осторожно оттесняя Лайю в сторону и покидая пределы большой выставочной залы. Еще с детства Александр по собственному опыту знал, что в одиночку, не поставив никого в известность, разгуливать по чьим-то необъятным хоромам — идея если и не самая худшая, то опрометчивая точно. Но следовать за хозяином замка — это ведь нечто совсем иное? Конечно, место это древнее, но топографическим кретинизмом он не страдал, а, значит, мог себе позволить отлучиться из людного места. Совсем ненадолго — поглядеть на старые стены, о которых в популярной настольной литературе туриста не напишут, да и проследить, чтобы Влад чего подозрительного не выкинул.
Боже, жизнь с Агатой научила его всюду быть подозрительным. Правда, Оливия всем и всюду утверждает, что он всегда был таким недоверчивым и отчаянно смелым, но это же мать.
Александр неспешно и максимально бесшумно ступил за тяжелые дубовые двери, прячась за оголенными спинами нескольких дам. В коридоре он, крадучись, последовал за Владом, твердым шагом идущим куда-то вглубь замка, под большую каменную лестницу.
«Надеюсь, у него в подземелье — погреб, а не катакомбы или пыточная», — иронизировал про себя Нильсен, поплотнее кутаясь в пиджак костюма: каменные стены на него, нормального человека, давили холодом, а освещение, создающее только больше потемок, нежели видимости, и вовсе раздувало зябь по округе. Дамы в открытых платьях, скрывшие своей наготой его финты с побегом, явно ненормальные.
С каждым последующим шагом саркастическое отношение к происходящему и к интерьеру замка в частности покидали Александра: он насчитал не первый десяток ступеней, прежде чем остатки света, мелькающие в узком лестничном проеме, черной дырой уходящим куда-то вниз, совсем исчезли. Нильсен понимал, что лучше всего для него сейчас — развернуться и поспешить наверх: все равно он ничего не видит, а поскользнуться и покатиться кубарем на Влада вряд ли можно назвать хорошей затей. Он бы, честное слово, так и сделал, если бы откуда-то спереди (или снизу?) Не послышался грохот, словно кто-то кочергой по прутьям камина треснул, а после слабый огонек света не осветил округу радиусом метра полтора. Как маяк в бездыханном ночном море хозяин двигался дальше, завлекая непутевого гостя светом, будто мотылька.
Лестница в никуда, наконец, подошла к концу, кончаясь в тускло освещенном помещении, больше напоминавшем пещеру, разветвляющуюся на несколько тоннелей. Александр предусмотрительно остановился далеко не на самой последней ступеньке, чтобы эта «мутная пародия на Дракулу» ненароком его не заметила. Нет, серьезно, они знакомы от силы полчаса, большую часть из которых он проскакал за ним в дебри, а Влад уже зарекомендовал себя как самую подозрительную личность на свете: опустим странное приглашение, сокрытие фамилии (важное утверждение Рейчел о том, что он «вообще-то, потомок правителя Валахии» — также говорило не в его пользу), лицемерная щепетильность к картинам, большую часть из которых он намеревался практично распродать, дорогущее вино, льющееся рекой, о стенаниях по подземельям в разгар собственной же выставки вообще можно умолчать. Вампиром бы Александр его не назвал, а вот стремным упырем — запросто!
— Нет смысла там стоять, выходи, — вдруг озвучил Влад, и эхо от его голоса своей неожиданностью ударило Нильсена по ушам. Он спешно развернулся и поторопился взобраться вперед. — Ты производишь слишком много шума. Давай не будем портить этот прекрасный день друг другу, и ты сам подойдешь ко мне, посмотришь в глаза и объяснишь, зачем рыщешь по моему замку.
Александр закатил глаза: дичайшая опрометчивость с его стороны. Нужно было хватать Агату и улепётывать отсюда. А Еву можно и оставить. Вместо этого он поперся сюда.
— Мне любопытно, — начал Нильсен, жмурясь от какого-никакого света (факелов!), — как вы меня услышали. Я ведь стоял достаточно далеко.
— Любопытством отвечать на любопытство — скверная тактика. Особенно в вашем положении, мистер… Кадоган, — Влад на мгновение исчез во тьме одного из тоннелей, но вскоре вновь объявился — с немаркированной темной и пыльной бутылкой в руках. — Я довольно много времени по жизни своей проводил в гордом одиночестве в этом замке, и мои уши настолько привыкли к тишине, что до каждого шороха я теперь очень чуток. И предвосхищая ваш последующий вопрос, Александр, — словно выплюнув имя, произнес мужчина, — я здесь за вином, а в тоннелях нет многочисленных трупов богатых людей, пропавших без вести. Можете не переживать, я просто пригласил потенциальных покупателей картин, которые сохранили бы их в должном состоянии на века. А мисс Харрис как раз отстраивает заново свое имение. Слышал, у ее тети была завидная коллекция живописи. Наверняка племянница захочет приобрести полотно-другое. Пусть даже не из-за своего внутреннего желания, но в память о тётушке точено. Не более того. Искусство искусством, но толку от него мало, когда оно не приносит доход.
— А вы не ценитель, я погляжу, — Нильсен огляделся вокруг: пыльный пол с разломанным камнем, медленно переходящим в голую землю, засаленные стены, капли воска, какой-то древний столик с несколькими стульями в углу, напоминающими больше элементы скульптуры, нежели самостоятельную мебель. И никаких картин.
— Я ценитель, — хозяин опустился на один из стульев, не гнушаясь пыли, которая там, должно быть, скопилась на них. — Но за всем этим «ценительством» умею оставаться прагматиком. Вещь имеет материальную ценность, а вместе с тем и стоимость, и с ней надо уметь расставаться, — жестом мужчина пригласил гостя присесть рядом.
— А говорят, искусство бесценно, — фыркнул Александр, опускаясь на, к его удивлению, чистый стул (видно, кто-то здесь с завидной регулярностью проводит время. Не жертвы ли, которым он заговаривает зубы, а после убивает и прячет в земле одной из траншей?). — А что для вас не имеет материальной ценности?
Влад отвел глаза в сторону, мягко постукивая пальцами по мраморной столешнице. Со стороны послышались звуки капающей воды — воистину подземелье: словно сейчас завязался разговор преступника, приговоренного к казни, с не самым набожным священником.
— Человеческая душа, — в конечном счете произнёс мужчина.
— Не жизнь? — приподняв бровь, уточнил Нильсен: не слишком уж ему верилось в духовную важность, о которой тут бороздили. Чересчур Влад был меркантилен, чтобы взаправду ценить ерундовую и недосказанную штуку под названием «душа».
— Нет. Жизнь привязана ко времени, зачастую месту и, что еще хуже, к телу, а последнее — весьма хрупкая и ненадежная конструкция, чтобы за нее держаться, когда кругом бушует шторм. Душа же — самая человеческая суть, она его олицетворение и внутренние, и внешнее. Она то ощущение, что распространяет человек на других своими повадками, характером, улыбкой, она путеводная звезда в лабиринте, и она же людская красота и уродство. Простите, — Влад усмехнулся, глядя на напряженное лицо собеседника, — не самая светская беседа, я осознаю, что перегружаю вас своими рассуждениями, так что оставим.
— А вы не собираетесь подниматься наверх? — рационально рассудил Александр после полуминутного молчания, не находя ответа на сложные фигуры речи, которые на него только что свалили. Все же выставка в самом разгаре, да и сидеть с человеком, о котором кто-то как-то наслышан, живущим у черта на рогах, на поверку оказалось не очень комфортно.
— Отнюдь, я хочу еще немного побыть в тишине, — ответил мужчина, проводя пальцем по темному стеклу винной бутылки. — Можете подняться, если хотите, только я бы не советовал в одиночку расхаживать тут тем, кто плохо знаком с замком. К слову, вы так и не ответили на мой вопрос.
— Я вам не доверяю, — без обиняков объявил Александр, внимательно отслеживая каждый аспект, описывающий собеседника: его горделивую позу с ровной осанкой, чуть прищуренный взгляд, хмурые брови, плотно сжатая полоса бледных губ. — Видите ли, нынешняя жизнь моей спутницы представляет собой тернистый путь череды опасностей. Думаю, как человек хорошо обеспеченный вы что-нибудь обо всем этом слышали, поэтому от подробностей я вас избавлю. Слишком много знатных, влиятельных и богатых вставляло нам палки в колеса, так что мое поведение — результат бесконечной сегрегации, жертвой которой вы и стали.
Влад промолчал, продолжая теребить в руке бутылку вина.
Нильсена порядком напрягало отсутствие слышимой реакции со стороны собеседника, и он серьезно подумывал благополучно свалить уже из подземелья, схватить Агату в охапку и бежать прочь из замка, не дожидаясь Сэма и Рейчел. А Ева пусть остается на съедение горгульям, Владу, другим каменным статуям в доме. Может, и вампирам тоже — он бы не удивился, если б в этом местечке таковые водились.
Его неказистый план нарушил писк. Не галлюциногенный, настоящий, исходящий из крайнего тоннеля. Александр озадаченно посмотрел на хозяина сего местечка.
— Должно быть, мыши, — пожал плечами тот, холодно глядя в сторону источника звука.
— Крысы, вы хотели сказать.
— Нет. Мыши.
Нильсен сглотнул, привстал и потянулся к одному из факелов, висящих на стене. Здравый смысл подсказывал ему бежать от крыс (о, это определенно были крысы — именно они обычно обживают влажные и темные местечки сродни этому), переносчиков всех видов зараз и бацилл, c другой стороны, не так ведь все страшно, раз Влад продолжает сидеть как ни в чем не бывало.
«Надо бежать наверх и уводить Агату», — верещал себе в голове Александр, пересиливая звенящий в ушах писк, не дававший ему сдвинуться с места. Постепенно помещение заполнил стрекот.
Это было уже слишком, уйти — срочная необходимость. Преодолевая слабость собственного организма, Нильсен сделал шаг: одна нога казалась ему ватной, вторая — чугунной. Ни первая, ни вторая быстрой ходьбе не способствовали. И все же он шел: непоколебимо и уверенно.
Свет вокруг становился все тусклее и тусклее, отчего комната медленно утопала во мраке, делая зияющие дыры тоннелей куда страшнее. Даже факел в его руке светил, как тлеющий костер. Стойте-ка, какие тоннели, он ведь шел в сторону лестницы.
Александр нервно взмахнул факелом перед собой, очерчивая темную пустоту перед собой. Шум и писк стихли. Мужчина неуверенно возвел единственный уцелевший (пусть и скверный) источник света к потолку: сверху вниз на него глядела сотня красных глаз. Мышей. Летучих мышей.
В ужасе отшатнувшись назад, он хотел было на ощупь добраться до лестницы — не исчезла же она и не запечатана, в конце концов, — но наткнулся лишь на острый каменный выступ, раздирая об него кожу на руке до крови. Шаг влево — пустота, дальше — очередная бугристая стена из необработанного камня. Пользуясь пещерой как своим единственным ориентиром и опорой, Нильсен слепо побрел назад — потухший факел остался где-то с мышами, — однако чем дальше он оказывался, тем сильнее его ноги увязали в чем-то склизком и мягким, как глиняное дно под водяным источником, воняющим тиной.
«Черт, черт, черт», — бормотал Александр себе под нос, вырывая ноги из «зыбучего песка». Тщетные попытки выкарабкаться прервало чье-то тяжелое дыхание. Нильсен медленно попятился назад, с ужасом для себя понимая, что идти быстрее не может просто физически, а громкие вдохи каждые пять секунд (он считал) становятся все ближе и ближе. Когда руками он вновь споткнулся об очередную стену, образующую замкнутое пространство с двумя другими, аккурат над его ухом кто-то выдохнул, опаляя его горячим воздухом.
Сука, неужели Влад тут держит серийного убийцу или монстра? А если это сам Влад? Вдруг он ощущает себя так скверно, что даже не может выдавить из себя и звука. Ему нужно помочь, ведь это определенно хозяин дома — чудище и маньяк давно бы уже напали. Но что вообще ему делать, если кругом нихрена не видно?
«Точно», — осенило Александра, когда в кармане он нащупал зажигалку (красивую, сувенирную), которую свистнул у Сэма. Приоткрыв крышку, чтобы загорелся газовый огонек, Нильсен обнадёжено поднял глаза.
Сверху на него темными глазами взирало скалящее клыки отродье, чей единственный выдох потушил зажигалку.
Голова шла кругом, больно ударяясь о гулкие звуки, исходящие извне. Он был словно зажат меж двух мембран барабана, по которому нещадно колотил ребенок. Сквозь пелену до него начали доноситься обрывки фраз.
— Александр, очнитесь!
«Как будто это так легко сделать», — с усмешкой подумал было упомянутый Александр, но едкий вкус, неожиданно ворвавшийся ему в рот, резко переменил ехидство на отвращение — такое сильное, что головная боль ушла на второй план, позволяя ему наконец недовольно разлепить один глаз.
Его встретили все то же мрачное подземелье и безразличное лицо Влада. Поморщившись, Нильсен приоткрыл рот, вбирая побольше воздуха в лёгкие. Ему становилось лучше.
— Ты провалялся без сознания минут двадцать, — ровным тоном начал Влад, когда гость смог не только открыть оба глаза, но и привстать с пола на локтях. — Не знал, что летучие мыши приводят тебя в такой ужас. Ты вскочил, как резанный, споткнулся о собственные ноги и свалился, вынуждая меня корчить из себя медика.
— Что ты мне дал? — брезгливо пытаясь унять послевкусие во рту, промямлил Александр.
— То, что любого в чувства приведет.
— А не яду?
Влад холодно посмотрел на Александра, после чего поднялся на ноги. Весь его вид говорил о том, что обладай он желанием расправиться с гостем, то не стал бы даже тратиться на яд: тот и так отлично справлялся с самоликвидацией.
Впрочем, не могли бы предыдущие его бредни оказаться результатом воздействия старого вина, хранящегося тут по соседству с летучими мышами? Те небось насрали в бочки, вот он и чудит теперь всякое. Тем более, что ботинки у него чистые, ни следа глины, а рука в порядке — всего лишь крупный кровоподтек на ладони, но это он, очевидно, ударился, когда падал. Не кровавая рана, на которую он рассчитывал, и на том спасибо.
«А сон был настолько реалистичным, что я уж было подумал: у Влада тут правда есть чудовище, или он сам поди вампир какой», — с облегчением, в котором он себе никогда не признается, подумал Александр, поднимаясь с пола, с еще большим успокоением отмечая, что на лестнице слышатся чужие шаги.
— Влад, тебя тут обыскались! — с укором возвестил молодой человек, ураганом ввалившийся внутрь. — И вас, Александр, тоже, — добивал он, сдувая рыжие пряди волос, лезущие в глаза, со лба.
— Да-да, конечно, — Влад взял со стола бутылку вина и протянул ее гостю. — Подарок вашей невесте за ее удачное приобретение на сегодняшней выставке.
Нильсен принял подарок, коротко кивая и решая, что сейчас ему лучше всего уйти от греха подальше и не задерживать себя расспросами о том, как хозяин замка узнал о состоявшемся «приобретении».
— Лео, — Влад взглядом указал на крепкого высокого мужчину, ворвавшегося в подземелье, — говорит, прибыли ваши друзья. Агата и Ева уже ждут около главного входа. Он вас проводит.
Александр сдержанно попрощался и последовал прочь, оставляя при себе размышления относительно того, что Лео вообще-то молчал.
— Вот это ливануло, — цокая языком, констатировала Ева, не решаясь выйти под стену из дождя, дабы добежать до машины.
Александр сметливо стянул с себя пиджак, накрывая им Агату. Лео не остался в стороне, накрывая тем же элементом одежды из своего гардероба Еву, которую Нильсен благополучно проигнорировал.
Вместе они бросились из замка к автомобилю, припаркованному у ворот, под раскатистый гром и звонкий смех Рейчел. Девушки, на счастье, уселись быстро, принимаясь весело щебетать о сегодняшнем приеме и о двух приобретенных картинах.
— Было приятно познакомиться, Александр, — Лео добродушно улыбнулся, протягивая свободную от вымокшего пиджака руку. — Будем рады видеть вас всех здесь гостями вновь.
— Спасибо большое, — Нильсен протянул руку в ответ. — Всего доброго.
Машина тронулась. Сэм сосредоточенно смотрел на размытую дождем дорогу, вцепившись руками в руль. Рейчел с благоговением выслушивала восхищения Агаты, мечтающей повесить один из пейзажей у себя в кабинете. Ева что-то сосредоточенно печатала в телефоне.
Александр же надеялся, что россыпь синюшных кровоподтёков на предплечьях и шее Лео — результат ежедневных тренировок и драк.
Его ладонь заныла от боли.